За эти боевые дела все до одного члены боевых экипажей ИСУ на месте были награждены орденами Красной Звезды. Неутомимый летописец полка писарь Иванов дал мне переписать лаконичную табличку, предельно кратко и выразительно подводящую итог боям. Вот она:
16 июля — 25 августа 1944 года.
Полк прошел с боями свыше 900 километров — вплоть до Сандомира.
Боевые успехи:
Сожжено 17 немецких танков, подбито 8.
Подбито 2 немецких самоходных орудия.
Уничтожено 12 немецких противотанковых пушек.
Разбито 5 немецких наблюдательных пунктов.
Расстреляно 3 немецких склада.
Уничтожено 11 автомобилей.
Подавлено 9 артиллерийских и 6 минометных батарей. Истреблено около 400 гитлеровцев.
Награды: Указом от 1 сентября полк за образцовое выполнение заданий командования в боях при форсировании Вислы и за овладение Сандомиром награжден орденом Красного Знамени…
— Вот так и воюем, — заключил нашу долгую беседу подполковник Кобрин. — А сейчас нам пора уже на стрельбы. Мы народ точный, расписание занятий соблюдается до минуты…
Стрельбы, как и следовало ожидать, прошли без сучка, без задоринки. Длинношеие зеленые чудовища — ИСУ-122 — лихо вылетали с ревом и грохотом ла бугор, мгновенно гремели выстрелы, и где-то вдали едва заметные движущиеся мишени разлетались вдребезги с первого же выстрела.
— Теперь пойдем до Берлина, — сказал подполковник Кобрин, пряча довольную улыбку в своих русых усах.
Много лет спустя, в июле 1969 года, я вдруг получил объемистый пакет из Минска с сургучной печатью. В нем лежало обширное послание на шестнадцати страницах, написанное твердым офицерским почерком, а к нему была приложена фотография, с которой глянуло на меня мужественное лицо полковника с ясными глазами и лихо, по-фронтовому, закрученными усами. На кителе полковника сверкали четыре ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны, орден Красной Звезды и многие медали. На обороте фотографии я прочел:
«Уважаемый Юрий! Высылаю Вам эту фотографию, чтобы вы представили себе, как я изменился с того времени, когда произошла наша встреча на фронте в 1944 году, описанная вами в журнале «Знамя». С приветом — Д. Кобрин».
Да, это был он, Дмитрий Борисович Кобрин, боевой командир знаменитого полка «пушек с высшим образованием», как называл тяжелые самоходные артиллерийские установки генерал Катуков. Подумать только, — он прошел со своими пушками весь путь войны до самого Берлина, больше того — до последнего оплота гитлеровцев — рейхстага, по которому его батареи вели огонь прямой наводкой, в упор. Там 399-му гвардейскому Проскуровскому ордена Ленина, ордена Красного Знамени, ордена Кутузова III степени, тяжелому самоходно-артиллерийскому полку было присвоено еще и самое почетное имя Берлинского, а многие его офицеры и солдаты получили новые правительственные награды.
Дмитрий Борисович прислал мне обстоятельное описание целого ряда поистине знаменательных сражений, в которых участвовал этот легендарный полк с тех пор, как мы расстались, и в последующих главах я приведу некоторые выдержки из этого описания. Не скрою, — мне было очень приятно много лет спустя после нашей встречи у государственной границы СССР узнать, как дальше развивались события в жизни полка и как сложились судьбы людей, с которыми мы тогда подружились.
А в июле 1973 года я вдруг получил письмо из Ростова. Обратный адрес, написанный женским почерком, гласил: «Город Ростов-Дон, 4, Рабочая площадь, 19, кв. 48. Яременко М. Т.». Кто бы это мог быть? Вскрыл конверт, достал листок, исписанный с обеих сторон, и прочел: «Мы с мужем (он полковник запаса) прочли ваш очерк, в котором вы рассказываете о встречах с бойцами и офицерами 399-го гвардейского полка тяжелой самоходной артиллерии на фронте в 1944 году. Я служила в этом полку — сначала была зачислена замковым орудия самоходной установки, а потом стала телефонисткой взвода управления в звании гвардии сержанта и хорошо помню, как вы приезжали к нам с Николаем Кирилловичем Попелем.
Вот я и подумала, может быть, вам будет интересно узнать, как сложились дальнейшие судьбы людей, о которых вы писали. Возможно, вы знаете, что командир нашего полка, гвардии полковник Дмитрий Борисович Кобрин жив и живет сейчас в Минске. Живы и другие ветераны. У нас в Ростове, например, находится один из боевых офицеров полка Крюков. Смелый командир батареи Икрамов, о подвигах которого вы рассказали, тоже благополучно завершил войну.
Недавно мы с мужем были на встрече воинов-ветеранов. Это было большое счастье — вновь увидеть тех, с кем рядом мы воевали, кто отдавал все свои силы, здоровье и был готов пожертвовать своей жизнью (а многие и погибали) в борьбе за спасение родины и всего человечества. Жаль только, что с каждым годом ветеранов становится все меньше и меньше — уходят из жизни старые фронтовики. Уходят люди, не успевшие познать счастья молодости — ведь молодость наша прошла в боях и походах, в дыму пожарищ и под грохот разрывов мин и снарядов.
И еще хочется мне напомнить вам о том, что в нашем полку рядом с описанными вами героями сражались и девушки. Им было труднее, чем мужчинам, но они не падали духом. Может быть, при случае вы где-нибудь упомянете и о них?
Вот служила у нас очень хорошая девушка Маруся-шофер — так ее все и звали, а фамилию ее ни, я, ни мои друзья не запомнили. Это была очень смелая девушка: В Карпатах в разгаре боев она мужественно подвозила горючее вплотную к сражавшимся нашим танкам. А те, кто воевал, знают, как это страшно для шофера, да еще для девушки. У меня сохранилась ее фотография, она стоит около своей автомашины.
Вспоминаю я еще одну смелую девушку — санитарку, — была она с виду неприметная, скромная, но как раскрывалась красота ее души в бою, когда она спасала раненых! О себе она никогда не думала. Бывало, бойцы сидят в укрытии, а она все ползает да ползает по полю под пулями и разрывами мин, разыскивая наших раненых.
Сама я в 1940–41 году жила в городе Станиславе — работала, училась. В 1940 году ЦК ВЛКСМ проводил военно-спортивные соревнования. Я была тогда тренером команды РСФСР по одному из видов спорта, и мы заняли первое место по Союзу. Меня наградили Грамотой ЦК комсомола, дали премию. После этих соревнований я уехала на границу нашей родины и вот вернулась в Москву только в 1946 году, пройдя через фронты…
Нелегко приходилось девушкам на фронте, — порой даже участвовали они в рукопашных схватках, наравне с мужчинами, в упор стреляли в фашистов. Дрожали в своих тоненьких плащ-палатках. Приходилось лежать рядом с трупами, грызть замерзшие сухари. Приходилось вести машины под дождем. Всякое бывало!
Но девушки никогда не падали духом. И хорошо было бы, если бы современные юноши и девушки почаще вспоминали, как их матери, находясь в таком же молодом возрасте, переносили все это, жертвуя собой во имя интересов родины…»
Я охотно включаю и это письмо в свою книгу; думаю, что ее читателям будет небезынтересно узнать эти новые подробности из боевой жизни 399-го Проскуровского полка тяжелой самоходной артиллерии, в котором мне посчастливилось побывать три десятилетия тому назад…
В последних числах ноября тысяча девятьсот сорок четвертого года я распростился с гостеприимными танкистами и собрался в обратный путь. Мне довелось проехать до самой Москвы на автомашине, и это было очень интересное путешествие по земле, уже начавшей оживать после того, как на ней в течение долгих-долгих месяцев фашистской оккупации лежало тяжелое и страшное фашистское иго. Хотелось бы рассказать и об этом, но для этого, наверное, понадобилась бы еще одна книга.
На Берлин. 1945
Три красные стрелы
Пожалуй, ни один период войны не был насыщен столь великими и поистине захватывающими событиями, как этот: январь, февраль, март, апрель и девять великолепных дней мая незабываемого тысяча девятьсот сорок пятого года. Карты военных действий тех дней пестрят длинными и острыми красными стрелами. Эти стрелы то бьют по прямой, то круто поворачивают вправо или влево, то извиваются кольцом, зажимая в очередном «котле» последние дивизии, корпуса, армии фашистской Германии.
Первая гвардейская танковая армия неизменно сохраняла свое почетное место на важнейших участках наступления. Все чаще она действовала совместно с другой заслуженной армией Советских Вооруженных Сил — 8-й гвардейской, которой командовал генерал В. И. Чуйков. Так вместе они дошли до самой столицы Гитлера и там закончили войну.
Сколько жить еще будут ветераны 1-й гвардейской, которым посчастливилось увидеть своими глазами солнце победы в Берлине, они не забудут этих удивительно прекрасных месяцев. Им пришлось выполнить много важных предначертаний главного командования, изображенных на военных картах в виде красных стрел. Но, пожалуй, наибольший след в их памяти оставили вот эти три стрелы: кинжальный смертельный для врага удар на Запад, в обход Варшавы, через Лодзь и Познань, прямо к берегам Одера в районе Франкфурта-на-Майне — с 14 января по 3 февраля; затем крутой поворот на север и выход стремительным броском на побережье Балтики в районе Кольберга (Колобжега) и Гдыни — это конец февраля — начало марта; и, наконец, завершающий удар по Берлину — от штурма знаменитых Зееловских высот до ближних подступов к рейхстагу — с 16 апреля по 9 мая.
Во всех этих стремительных операциях 1-я гвардейская танковая армия сыграла значительную роль, по справедливости отмеченную в истории Отечественной войны. Ведь именно в этих трех операциях катуковцы, умудренные без малого четырехлетним опытом войны, совершили самые талантливые, самые дерзкие, самые поразительные действия, которые и нынче, почти четверть века спустя, служат предметом внимательного изучения в войсках.
Я глубоко сожалею о том, что мне не довелось быть очевидцем этих событий: трудно писать о том, чего ты сам не видел, да еще много лет спустя. К счастью, заключительный этап своего участия в войне обстоятельно осветили в мемуарах сами ветераны 1-й танковой гвардейской армии и прежде всего командарм и его соратники.