Братец не использовал подушку, а садился в позу сэйдза прямо на голую скамейку. Но если кто-то заходил в беседку, братец предлагал ему присесть на дзабутон — переворачивал подушку и подталкивал ее в сторону вошедшего. Я боялась разговаривать с братцем один на один, поэтому всегда ходила в беседку с Канаэ-тян.
Канаэ-тян была немного злюкой.
— А ну, скажи таблицу умножения на два! — например, командовала она братцу.
— Поставить штампик? — тихонько отвечал братец и умолкал.
Я ходила к братцу одна всего два раза. Первый раз был в тот день, когда по прогнозу обещали ужасный тайфун. Я очень беспокоилась за него и заглянула в беседку. Братца там не было. Второй раз был почти сразу после этого — я принесла братцу остатки школьного обеда. Положила ему на колени жареную булочку с сахаром, но он не стал ее брать, просто стряхнул. «Рассчитайтесь, пожалуйста», — сказал он. Я так расстроилась, что даже затопала на него ногами, мол, как же так, ведь я же специально не ела булочку, чтобы тебе ее принести… Братец здорово испугался, изо всех сил зажмурился и закрыл ладонями уши.
То, что он старше всего на четыре года, я узнала, только когда окончила начальную школу и пошла в седьмой класс. В то время братец уже перестал приходить в свою контору. Время от времени я сталкивалась с ним на улице. В ответ на мое «Добрый день» он спрашивал: «Поставить штампик?» Когда я говорила: «Не надо», он отвечал: «Что ж, рассчитайтесь, пожалуйста». И всегда после этого — независимо от того, кивала ли я, соглашаясь на его просьбу, или отрицательно качала головой, — уходил, заметно ускоряя шаг.
В Доме детского досуга проходила выставка рисунков братца, и мы с Канаэ-тян решили пойти. Всю поверхность альбомных листов заполняли нарисованные восковыми мелками животные, корабли в море, разные цветы. Я не могла оценить качество и не поняла, хорошие это рисунки или нет, но подумала, что они очень крутые.
Братца в итоге показали по телику, и он стал немножко знаменитым. Школьная форма осталась в прошлом — теперь он носил джинсовые комбинезоны и полосатые рубашки. Когда я встречала его на улице, он все так же спрашивал меня: «Поставить штампик?» В одну из таких встреч я не стала ему отвечать, а просто молча уставилась на него и смотрела не отрываясь, пока он не сказал: «Жареные булочки с сахаром очень вкусные». Этих слов я раньше никогда от братца не слышала. Не дожидаясь моего ответа, он поспешно ушел.
Братец умер в тридцать три года. После его смерти был опубликован альбом его работ, тираж которого, по слухам, распродался на ура. Я даже полистала альбом в книжном, но напечатанные в нем репродукции были неприятно плоскими по сравнению с оригиналами, которые я когда-то давно видела в Доме детского досуга.
Мозги
У Канаэ-тян была старшая сестра. Длинноволосая синеглазая старшая сестра. Хотя цвет глаз у нее был как у иностранки, плоское лицо имело совершенно японские черты.
— Она мне не сестра, просто чужой человек, — говорила Канаэ-тян иногда про свою старшую сестру. Канаэ-тян всегда была злюкой. Хотя разница между ними была два года, старшая сестра побаивалась младшей.
Их семья жила в двухэтажном доме. На первом этаже — гостиная и кухня, на втором — спальня родителей и детская комната. В родительской спальне стояла двуспальная кровать, по тем временам довольно большая редкость. Мы с Канаэ-тян любили пробираться туда украдкой и прыгать вдвоем как сумасшедшие на этой кровати.
В один из дней, энергично прыгая, мы вдруг заметили, что в дверях стоит старшая сестра Канаэ-тян. Она молча смотрела на нас.
— Только попробуй рассказать маме, сразу получишь! — угрожающе сказала Канаэ-тян сестре.
Та развернулась и быстро сбежала вниз. Через очень непродолжительное время на лестнице послышались шаги — это поднималась мама Канаэ-тян. Дверь распахнулась, но мы-то с Канаэ-тян, конечно, уже не прыгали на кровати, а с невинным видом сидели на полу, изображая, что играем в куклы. Мы успели заскочить в детскую и взять их, едва заслышали шаги.
Будучи изгнанными из спальни, мы пошли в детскую. Сестра была там. Со словами: «Вот сейчас и получишь!» — Канаэ-тян принялась ее щекотать. Я присоединилась. Поначалу это казалось обычной детской шалостью, но спустя некоторое время сестра Канаэ-тян начала вести себя странно. Сначала она судорожно смеялась, а потом вместо смеха стали раздаваться какие-то сдавленные звуки — не то всхлипывания, не то икота. В конце концов она повалилась лицом вниз на пол и застыла, растянувшись во весь рост. «Сестра щекотки боится», — коротко пояснила Канаэ-тян. Мы перевернули сестру на спину. Из уголка ее рта медленной каплей стекла слюна. Я немного успокоилась, увидев, что сестра дышит и глаза у нее открыты. Синие глаза, влажные от слез.
Через какое-то время после этого случая я заглянула к Канаэ-тян. Она как раз отправилась куда-то играть, и дома была только ее старшая сестра. «Зайдешь?» — спросила она, и я почему-то не смогла отказаться.
Мы поднялись в детскую, и сестра Канаэ-тян достала из ящика стола маленькую шкатулку. Раздался щелчок — это она открыла крышку. Внутри лежала желеобразная белесая субстанция. Когда я спросила, что это, она сказала: «Это мозги. Кукольные мозги. Вон той Тэмми, видишь? На полке».
Там, куда показывала пальцем сестра Канаэ-тян, лежала на полке кукла — блондинка Тэмми. В тот день, когда в родительской спальне мы делали вид, будто играем в куклы, Канаэ-тян играла именно с ней. «Все ты врешь», — сказала я. Сестра Канаэ-тян тихонько засмеялась.
Я кубарем скатилась по лестнице и выбежала на улицу. Даже не надела туфли как следует — бежала со смятыми задниками. Один раз туфля слетела у меня с ноги. Я в панике напялила ее обратно и побежала дальше. Кукольные мозги не были чисто белыми, по краям у них чернело что-то, похожее на грязь.
Певец в жанре энка
Черныш был настоящим зверем.
Черныш — так мы называем черного пса, которого держит Киёси Акаи. Сам Акаи зовет Черныша Джоном, но пес вообще ни капли не похож на Джона. Самая обычная черная псина, которую иначе как Чернышом и не назовешь.
Черныш много лает. Не только лает, но и кусает. Причем не прихватывает, дурачась, а кусает по-настоящему, всерьез. До крови. Народ каждый раз ходит орать на его хозяев, мол, что ж такое, кровь же идет, сделайте уже что-нибудь со своей собакой! Но Акаи и его мама выслушивают все жалобы с самым невозмутимым видом.
Они отпускают пса бегать без присмотра до самого вечера. И он методично бегает от дома к дому, будто патрулирует территорию. Сует нос в живые изгороди, что-то вынюхивает. Если попадешься ему на пути, облает тебя как бешеный. Если попробуешь убежать, погонится за тобой. А уж если погонится, то догонит и покусает.
Понятно, что Черныша у нас не любили. Бывало, какая-нибудь крупная собака начинала на него лаять, и все ее поддерживали, болели за нее. Черныш в такой ситуации обычно пару раз огрызался в ответ, а потом разворачивался и убегал. Сваливал, поджав хвост. «Так тебе и надо!» — кричали ему все вослед. Только вот большие собаки почти не попадаются тут у нас, так что Черныш в целом чувствовал себя полновластным хозяином.
Братья Симидзу разработали под предводительством старшего брата план по отравлению Черныша. Было решено начинить кусок мяса каким-нибудь детергентом и скормить его псу. Черныш сожрал мясо целиком, и ничего ему не сделалось. Детергент не подействовал.
Однажды Черныш поймал грабителя. Как раз когда квартирный воришка пытался забраться к соседям через дом от Канаэ-тян, Черныш залаял как бешеный. Вор в панике выскочил и кинулся бежать. И Черныш его укусил. Обычно он кусал и сразу же разжимал пасть, а тут вцепился воришке в ногу и не отпускал. Говорят, вор аж заплакал. Он плакал и все повторял: «Бо-ольно! Бо-ольно!»
— Размазня какая-то, а не грабитель, — сказали братья Симидзу. Но после этого случая план по отравлению Черныша было решено не приводить в исполнение.
Через три года после поимки грабителя Черныш умер. Он попал под самосвал на главной дороге. Акаи с сердитым видом выкопал псу могилу во дворе своего дома. Самого Акаи, кстати, как и его Черныша, у нас не любили, но на тот момент все ему немного сочувствовали. Зато потом, когда рядом с могилой Черныша у себя во дворе он поставил очень странную статую, все уже перестали ему сочувствовать.
Статуя была вылеплена из пластилина. Видимо, она должна была изображать Черныша. Но лепка не была сильной стороной Акаи, поэтому памятник у него получился сплюснутым, перекошенным и совсем не похожим на собаку. Под дождем и ветром пластилин долго не выдержал, и памятник взял и развалился на куски. Собрав эти куски, Акаи снова слепил из них статую. Она походила на Черныша еще меньше, чем прежняя.
Спустя несколько лет Акаи переехал. Ходили слухи, что он вырос, превратился в ужасно симпатичного молодого человека и заделался певцом в жанре энка. Но я не знаю, можно ли верить этим слухам или нет.
Директор школы
В нашем районе живет директор школы.
Директор собачьей школы.
В парке, куда все всегда ходят гулять с собаками, есть небольшая земляная площадка. Люди там двигаются по кругу, а собаки носятся зигзагами как заведенные.
Заметив испражняющегося на площадке пса или лающую на людей собаку, директор собачьей школы кидается к животному и приструнивает его громким «цыц». Он носит футболку с надписью на спине: «Собачья школа». А на груди у него написано «Директор». Директору за пятьдесят. Будние дни он в основном проводит на площадке.
Голова у него гладкая, как яйцо. Бывает, какой-нибудь ребенок подходит и говорит «Дяденька лысый». Директор улыбается в ответ. Со словами «хороший малыш» он гладит ребенка по голове. Но в глазах у него ни тени улыбки.
Я пару раз общалась с директором. Впрочем, не по своей инициативе. Как-то я пришла на площадку с собакой, и он издали приветственно мне поклонился. Пришлось кивнуть ему в ответ. Директор тут же к нам подошел. «Смешанная порода», — сказал он. Я еще раз неопределенно кивнула. Тогда он продолжил беседу: «Замечательно!» — и начал объяснять, что собаки, которых продают за баснословные деньги в петшопах, неправильные. «Правильные — как раз вот эти!»