— Так вот! — воскликнул он громко, будто перед большой аудиторией, и зачем-то пошел к столу. Когда вернулся, опять поправил пенсне и произнес уже тише: — Будем говорить, Наталья… Как вас по батюшке?
— Мироновна.
— Да, Наталья Мироновна. Значит, море, льдины, тайга… Ни главврача тебе, ни профессора. Одна во всех лицах, как бог. А знания, знания какие нужны! Ну что ж, засучивайте рукава, голуба. Нового в медицине много. Будем штурмовать, как говорят военные. И уж если придется опять в тайгу…
— Что вы? — удивилась Наташа. — У меня, понимаете, сын болен. Ему нельзя…
Федотов остановил ее движением руки.
— Я все, все знаю. Можете не объяснять.
Он вызвал заведующую терапевтическим отделением Дору Петровну, невысокую, полную, с красивым серьезным лицом женщину. Знакомя ее с Наташей, сказал:
— Вот вам новый терапевт. С края земли человек приехал. Жена офицера.
Заведующая окинула Наташу долгим изучающим взглядом, спросила с явным беспокойством:
— Вы же временно? Не успеете освоиться, опять улетите?
— Постараюсь не улететь, — оказала Наташа.
— Все вы так говорите.
— Стон, стоп, стоп! — Профессор вскинул голову и подошел к Доре Петровне. — Вы говорите, улетит. А куда, позвольте опросить? На Луну?.. На Марс?.. А уж если случится, и там нашим людям врач нужен. И не какой-нибудь, а умный, с опытом. Так-то вот!
Заведующая поджала губы, как бы говоря: «Ну что ж, могу принять, если будет приказ».
В суете и беспокойстве незаметно летело время. Стало холодно. Зачастили дожди. По вечерам, когда Анастасия Харитоновна уводила детей на прогулку, Наташа раскладывала на столе письма мужа, перечитывала. Ей хотелось найти ответ на самый волнующий вопрос: где он будет служить. Но Сергей умалчивал об этом. Он подробно описывал, как живет, с кем из друзей видится, расспрашивал о здоровье детей, о Москве, а о том, когда приедет, — ни слова. Только в конце каждого письма крупными буквами выводил:
«До скорой встречи, моя беспокойная москвитянка».
Наташа стискивала руками голову: «Ну почему, почему он не пишет ничего конкретного? Неужели до сих пор не знает о месте своей новой службы? Нет, он что-то недоговаривает. Это чувствует мое сердце».
Как только приходили с прогулки дети, она заводила с ними игры, стараясь уйти от грустных мыслей. Но когда наступала ночь и все в квартире засыпали, тоска и тревога снова заполняли Наташину голову. С нетерпением она ждала новых писем.
Как-то после работы, поднявшись к себе на третий этаж, Наташа увидела в ящике для писем уголок синего конверта. Она тут же нетерпеливым движением руки надорвала конверт, вытащила исписанный ровным крупным почерком листок и скользнула глазами по словам:
«Скоро отбываю с полуострова. Готовься к встрече. Жди телеграмму».
Наташа вся вспыхнула от радости, громко забарабанила в дверь и, едва Анастасия Харитоновна открыла ей, торжествующе закричала:
— Едет, уже едет!
Не зная, как выразить свои чувства, она принялась целовать сначала мать, потам детей, приговаривая:
— Папку встречать скоро будем!.. Слышите?.. Папку!..
Наташа схватила детей за руки и весело закружила их по комнате. Потом накинула на плечи старую телогрейку и, спрятав лицо под картонную маску, стала изображать хвостатую хитрунью лису, поджидающую, когда петушок выглянет в окошко. Володя был петушком. Он то выглядывал из-за спинки дивана, то снова прятался. Людочка восторженно хлопала в ладошки и заливалась неудержимым смехом.
Уже около одиннадцати Анастасия Харитоновна строгим голосом прервала игру:
— Спать, спать!
А когда детей с трудом уложили в кровати, Наташа долго еще сидела за столом, перечитывая письмо мужа. Она перенеслась мыслями к Сергею на Восток. Представила, как будет он ехать в поезде по тем же местам, где ехала она. Перед взором явственно замелькали телеграфные столбы с белыми и зелеными гроздьями изоляторов. Поплыли леса, долины, горы вперемежку с широкими плесами озер и пенящимися в обрывистых берегах реками. Вот уже, ныряя зеленой ящерицей в тоннели, петляя по горным отрогам, поезд обогнул темно-синюю чашу Байкала. И снова по сторонам леса, горы, станции. «Так вот и жизнь мчится, как поезд, — подумала вдруг Наташа. — Совсем недавно была где-то за тридевять земель на Востоке и вот уже в Москве жду Сережу».
Ей захотелось помечтать о том, как будет весело, когда он приедет. Они вместе непременно обойдут все театры, музеи. Наташа даже упрекнула себя за то, что до сих пор не составила программы этих походов, и подумала, что завтра же необходимо это сделать.
Утром разбудил ее продолжительный звонок. Было еще очень рано. По углам спальни покоился ночной сумрак. Только на ковровую дорожку падала от окна бледная полоса невеселого серого рассвета. В дверь настойчиво стучали. Наташа накинула халат и вышла в прихожую раньше, чем Анастасия Харитоновна успела подняться с дивана.
В приоткрытую дверь женская рука просунула телеграмму. На листке было несколько слов:
«Вылетел самолетом встречай целую Сергей».
Наташа прижала телеграмму к груди и крикнула на всю квартиру:
— Мама, он летит! Зачем? Я так боюсь самолетов!
— Ничего, дочка, — успокоила ее Анастасия Харитоновна. — Быстрее прибудет. Все члены правительства на самолетах летают, не боятся. Бот даст, и с ним ничего не случится.
В спальне тихо заплакала Людочка. Наташа бросилась к ней:
— Доченька, милая, пала телеграмму прислал. На самолете летит. Понимаешь? На самолете.
Но Людочка продолжала плакать.
— Что с тобой? — забеспокоилась Наташа. Коснулась губами лба, испуганно воскликнула: — Заболела! Разве можно, маленькая? Ведь папа скоро прилетит.
Подошла Анастасия Харитоновна, проворчала недовольно:
— Это ты ее вчера заиграла.
— Нет, мама, не от игры у нее, — полушепотом ответила Наташа. Отодвинув простыню, она присела на край кровати. А когда взглянула на термометр, опустила голову, глухо сказала:
— Тридцать девять.
— Что же теперь делать? — засуетилась Анастасия Харитоновна. — В садик вести нельзя?
— Как же вести? — сказала Наташа. — Лечить надо. Придется мне взять больничный лист. Ой, как нехорошо получается.
Из полутемной спальни Наташа вышла в ярко освещенную столовую. Стрелки часов показывали полночь. За окном шумел ветер, по стеклам барабанил крупный дождь. Где-то на крыше тревожно поскрипывало плохо закрепленное железо.
Наташа устало опустилась на стул, прижав к щеке руку с зажатым в ней белым платочком. Сзади неслышно подошла Анастасия Харитоновна, спросила шепотом:
— Ну, что?
— Плохо, мама. Выбилась из сил и уснула. Не знаю, надолго ли.
— Ты сама-то поспи, — посоветовала Анастасия Харитоновна. — А то муж прилетит, не узнает.
Наташа не ответила, но тут же встала и подошла к зеркалу. Действительно, лицо у нее побледнело и осунулось. Под глазами появилась нездоровая синева. Она придвинула коробочку и тщательно напудрилась. Потом расчесала волосы и подвязала их зеленой косынкой. Повернувшись к матери, вздохнула:
— Надо же такому случиться. Ты пойми, жили на Востоке — ничем не болела. А здесь токсический грипп прицепился.
— Должно быть, от перемены климата, — сказала Анастасия Харитоновна. — Володе на пользу пошло это путешествие, а Людочке, похоже, нет. — Она подошла к двери спальни. Постояв немного, сокрушенно покачала головой:
— Тяжело дышит. Стонет.
— Бедная девочка, — в тон ей сказала Наташа. — А ведь Сережа ничего не знает. Летит где-то и в мыслях не держит, что дочь так мучается. Хоть бы узнать, где он сейчас находится. Неужели за пять дней нельзя долететь до Москвы?
— А ты позвони в аэропорт, — посоветовала мать.
— Звонила уже три раза.
— Еще позвони.
Наташа подошла к телефону, стоявшему на тумбочке, и набрала нужный номер. Едва объяснила свою просьбу, как в трубке послышался вопрос: «Какой номер маршрута?»
— Не знаю, — ответила Наташа. — Мне известно одно: самолет вылетел пять дней назад.
Она хотела еще что-то сказать, но прикусила губу и опустила трубку.
— Не хотят говорить? — спросила Анастасия Харитоновна.
— Номер маршрута нужен, — морщась, ответила Наташа. — А я не знаю. В телеграмме ничего о маршруте не сказано.
— Не волнуйся, утром еще позвонишь. Придут начальники, разберутся.
— Как же не волноваться? Это не земля, а воздух…
Из спальни донесся тихий плач ребенка. Наташа вздрогнула и на цыпочках побежала в тускло освещенную синей лампой комнату. Склонившись над кроватью, она легонько припала ухом к груди дочери. Горячее тело часто вздрагивало, точно на него падали брызги ледяной воды.
— Пора вводить пенициллин, — сказала Наташа, посмотрев на часы, лежавшие на столике рядом с ночной лампой.
Анастасия Харитоновна жалостливо всплеснула руками:
— Опять колоть! Не могу я видеть этого шприца.
Она вышла в столовую. А Наташа взяла со спинки стула белый халат и стала надевать его, затягивая зубами на рукавах тесемки.
На улице по-прежнему шумел ветер, хлестал по стеклам дождь, и с какой-то назойливой тоской скрипело на крыше железо.
К утру Людочка заснула, дыхание стало более ровным. Наташа тоже заснула на диване, забыв даже сбросить белый халат. Ей снилось, что прилетел Сергей, вошел в столовую в меховом костюме летчика, в сапогах, похожих на унты. Первой бросилась к нему Людочка, потом Володя. Сергей посадил их на плечи. Лицо его сияло. Оно будто говорило Наташе: «Иди, чего же ты сидишь». Наташа хотела протянуть руки, но они почему-то не слушались, висели как чужие. Какая-то непонятная холодная тяжесть сдавливала все ее тело. Даже не было сил, чтобы пошевелиться. С трудом вздохнула, крикнула: «Сережа!» — и сразу проснулась.
Перед ней стояла мать с беспокойным лицом.
— Ты чего кричишь? Заболела? — спросила она испуганным голосом.