Возле дома, за изгородью, появилась женщина в зеленом пальто и пуховом платке. Заметив Жогина, она кивнула головой. Полковник поздоровался с ней.
— Кто это? — спросила Мария Семеновна, не отходя от плиты.
— Степшина Дуся.
— Ой, она мне нужна, — спохватилась Мария Семеновна и побежала к двери. Распахнув ее, крикнула:
— Дуся-я-я! Подожди минуту!
Вернулась, накинула телогрейку, платок и вышла на крыльцо.
— Ты почему на занятия не ходишь? Срываешь нам спевки.
— Нет настроения, — ответила Дуся, тяжело вздохнув.
Разговор женщин доносился в кухню, и Жогин невольно прислушивался к нему. Он знал, что жена Степшина раньше была самой активной хористкой, могла целыми днями не выходить из клуба. Даже частые ссоры с мужем не могли остудить ее страсти к выступлениям на сцене. И вдруг такое резкое изменение.
Медленно вытирая руки, Жогин вышел в маленькую прихожую, чтобы получше слышать разговор, который становился все громче.
— Ну почему, почему ты раскисла, — допытывалась Мария Семеновна. — С мужем не поладила, да?
Дуся долго молчала, потом ответила с сердцем:
— Не хочу говорить. Надоело. И спевки ваши тоже надоели. Пусть поет Мельников. У него талант особенный. А мы что — провинция… Мы…
Голос ее дрогнул, оборвался, и снова наступило молчание.
— Зря ты это говоришь мне, — тихо сказала Мария Семеновна. — И Мельников тут ни при чем.
— Конечно, теперь все в стороне. Подложили мужу под ноги камень, и никто не виноват.
— Глупости говоришь ты, Дуся, честное слово.
— Ах, Мария Семеновна!
В тишине послышались частые удаляющиеся шаги.
— А ты не злись, приходи завтра на спевку.
Ответа не последовало.
Мария Семеновна постояла еще немного на крыльце и, расстроенная, вошла в дом.
— Ну и гарнизон у тебя, — насмешливо бросил Жогин, вешая полотенце на гвоздик. — Очень красиво получается.
— А все из-за тебя, — со злостью выпалила Мария Семеновна. Полковник сурово посмотрел на нее и спросил:
— Как это понимать?
Он ожидал, что жена сейчас начнет разговор о Степшине, и уже приготовился отчитать ее за то, что вмешивается в дела службы. Но не пришлось. Мария Семеновна, раскрасневшись от волнения, сказала:
— Надоели всем твои указания: в одной песне любви много, в другой солдатского духу нет.
— Да при чем тут мои указания? — прервал ее Жогин. — Я ведь слышал, о чем разговор-то шел.
— А если слышал, зачем спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты бегала за своими хористками, как девчонка.
— Кто же будет бегать?
— Есть начальник клуба для этого.
Мария Семеновна разочарованно махнула рукой:
— На вас надеяться…
— Прикажу — и соберет, — строго сказал Жогин.
Мария Семеновна вздохнула и пошла к столу…
Обедали вначале молча, искоса посматривая друг на друга. Потом Жогин не вытерпел, заговорил:
— Вообще некрасиво жене командира полка унижаться перед женами офицеров.
— Я не полковник, — резко бросила Мария Семеновна.
— Конечно, авторитет мужа тебя не волнует. Подрывать его ты мастерица.
— Новое дело, — вспыхнула Мария Семеновна, отложив ложку.
Спор продолжался до конца обеда. Перед уходом на службу Жогин твердо повторил:
— Начальнику клуба я прикажу, чтобы сам собирал твоих певиц.
Придя в штаб, он сразу же распорядился вызвать Сокольского. Тот явился быстро. Вбежал в кабинет командира запыхавшийся, стал докладывать и, как всегда, сбился в спешке.
— Нет, Сокольский, не военный вы человек, — пренебрежительно махнул рукой Жогин. — Простой азбуки усвоить не можете. Ну что с вами делать? Наказывать?
Привыкший к подобным нотациям, Сокольский терпеливо стоял посредине кабинета и смотрел мимо полковника куда-то в пустой угол.
Отчитывая Сокольского, полковник тщательно осмотрел его шинель, сапоги, подворотничок. Не снижая суровости, спросил:
— Чем вы занимаетесь?
— Готовлюсь к солдатскому вечеру, — ответил Сокольский, переступив с ноги на ногу.
Полковник оживился:
— Да, да, ведь сегодня вечер.
Он совсем забыл, что сам же неделю назад, просматривая план клубной работы, подчеркнул этот пункт красным карандашом и предупредил замполита, чтобы тот внимательно проверил программу вечера.
— Ну и как, все готово? — спросил он у Сокольского.
— Почти все, товарищ полковник.
— Что значит «почти»?
Сокольский замялся.
— С оформлением еще не закончили. На часок работы будет.
— Вот-вот, на часок, на два. Очень красиво получается. А с женским хором что у вас происходит? Когда очередная репетиция?..
— Завтра, — ответил Сокольский.
— А как с посещаемостью?
— Ничего… Нормально…
— Где же нормально? Степшина не приходит на репетиции… Ничего вы, Сокольский, не знаете. В хоре спевки срываются, а у вас все нормально. Безобразие.
Сокольскому сделалось жарко. Он попятился назад и совсем тихим голосом произнес:
— Товарищ полковник, ведь хором сама Мария Семеновна…
— Что Мария Семеновна, — загремел Жогин. — Вы начальник клуба, а не Мария Семеновна. Сами извольте и заботиться о хоре. А то нашли себе заместителей. Мария Семеновна! С завтрашнего дня сами занимайтесь сборами хористок. Поняли?
— Так точно, понял.
Сокольский вышел из кабинета. А Жогин все еще продолжал возмущаться: «Ишь, приспособился. Мария Семеновна собирает ему хористок, Мария Семеновна руководит хором, а он бездельничает. Надо еще посмотреть, что сегодня будет у него в клубе».
Эта мысль не выходила из головы Жогина до конца дня. С ней он и пришел в клуб. Пришел, когда уже солдатский вечер был в полном разгаре. В вестибюле его остановила большая красочная афиша: «Товарищ! Заходи скорей, скучать не будешь». Под этими словами перечислялась вся программа:
«Кто лучше исполнит песню. Одна минута на размышление. 230 загадок. Литературная викторина. Музыкальные минуты. Конкурс плясунов».
— Мда-а-а, — произнес полковник и покачал головой. — Цирк, а не солдатский клуб.
Еще раз внимательно перечитав афишу, он заглянул в зал. Там было много солдат и, как показалось Жогину, царила неорганизованность. «Ну вот, я так и знал». Но, присмотревшись получше, он убедился, что организованность есть, что все солдаты разделены на три группы и каждая занимается своим делом. На сцене собрались любители разгадывать загадки, ребусы, шарады. В зале одна из групп накидывала кольца на деревянные штоки, другая тесным кругом стояла возле четырех плясунов, рьяно старающихся переплясать друг друга.
Минут пять прохаживался Жогин от одной группы к другой. При его приближении солдаты бросали игру, вытягивались. Он довольно кивал головой и говорил вполголоса:
— Продолжайте.
Внешне полковник был спокоен и строг, но внутренне бушевал. «И придумают же занятия, — рассуждал он, возмущаясь. — Это для школьников подходяще, а для солдат…» Подозвав к себе невысокого подвижного сержанта, он коротко сказал ему:
— Разыщите начальника клуба. Быстрей!
Тот громко пристукнул каблуками и бегом устремился по залу.
Пришел Сокольский, суетливый, немного растерянный.
— Показывайте, что еще есть.
Сокольский пригласил полковника в соседние комнаты. В одной из них состязались певцы. Чуть приоткрыв дверь, Жогин махнул рукой, недовольно проворчав:
— Не то. Боевое что-нибудь покажите!
Прошли в другую комнату. Здесь солдаты метали ручные стрелы в фанерные фигуры зверей.
— Ох и занятие, — развел руками Жогин. — Да что тут, детский сад?
Но в другом конце комнаты он увидел вдруг плакат:
«Товарищ солдат, твердо ли ты знаешь воинский устав? Проверь себя!»
— Вот это игра! — одобрил Жогин и подошел к солдатам, которые вытягивали из ящика билетики с вопросами. Первым с таким билетиком попался на глаза командиру Зозуля. И то ли от смущения перед полковником, то ли по рассеянности, он никак не мог пересказать обязанности часового у технического парка. Трижды начинал и всякий раз что-нибудь забывал.
— Не знаете, — заключил Жогин. — Плохо. Может, и другие обязанности забыли?
Солдат молчал, виновато моргая длинными ресницами.
— Изобретательством занимаетесь, — продолжал полковник. — К высоким материям тянетесь, а солдатскую азбуку не изучаете. Ну что ж, давайте заглянем в устав.
Но устава в комнате не оказалось.
— Да как же так? — строго спросил Жогин. — Игру придумали, а о главном забыли.
Полковник перевел взгляд на Сокольского:
— У вас-то уставы есть?
— Уставы? — несмело повторил лейтенант. — Должны… Кажется, есть…
— Тащите сюда.
Только успел Сокольский уйти, как в комнату зашел Григоренко. Смуглое лицо его было довольным. Острые кончики усов лихо торчали в стороны. Сдержанно улыбнувшись, он хотел что-то сказать, но Жогин перебил его короткой фразой:
— Ну и вечер устроили.
— А чем плох? — удивился замполит. — Столько развлечений разных…
Жогин покачал головой, выдавил сквозь зубы:
— Развлечения. А что толку от этих развлечений? Мы с вами под стол пешком ходили, когда увлекались подобными играми. А вы солдат, вооруженных защитников страны, потчуете вот этими штучками.
Он поднял с полу стрелу, повертел ее в руках и бросил обратно:
— Очень красиво получается! — Помолчав, добавил: — Единственное серьезное занятие — это вон по уставу.
— Почему же единственное? — спокойно сказал Григоренко. — Зайдите, пожалуйста, в библиотеку.
Жогин посмотрел на замполита, словно спрашивая: «А что там?». — и шагнул к двери.
Читальный зал библиотеки был переполнен. Солдаты сидели за столами, стояли возле стен. Среди них полковник сразу же увидел светловолосую голову Ольги Борисовны. Она стояла возле одного из столов и, обращаясь к присутствующим, спрашивала:
— Какие художественные произведения посвящены Сталинградской битве?..
Рядом с Ольгой Борисовной сидел Мельников, перелистывая книгу. «И этот здесь», — подумал Жогин, делая вид, что не замечает комбата.