— Вы оттуда… от него?
— Да, представьте, Наталья Мироновна, от него со специальным поручением. Здравствуйте! — Он протянул руку.
— Здравствуйте, — смущенно ответила Наташа.
На пороге появилась Анастасия Харитоновна.
Наташа сбивчиво объяснила:
— Мама, это Сережин товарищ. В одном полку с ним, понимаешь?
— Совершенно точно, — подтвердил Соболь. — Вместе в академии учились. И теперь, как говорится, из одного котелка едим кашу.
Анастасия Харитоновна засуетилась:
— Пожалуйста, пожалуйста. — Впустив гостя в квартиру, спросила: — Сам-то он что думает? Может, приедет скоро?
— Пока нет. Жену приглашает. Вот послание передать просил. — Соболь достал из кармана конверт.
Наташа подхватила его и умчалась в спальню. Там у столика при свете ночника стала читать. В кроватках зашевелились дети. Володя опросил:
— Письмо папино?
Наташа кивнула головой:
— Папино, сынок, папино. Спи.
Письмо было коротким. Кончалось оно словами:
«Приезжай хоть на несколько дней. Все увидишь сама. Если будет трудно с отпуском, поможет Михаил. Будь решительнее».
Выходя из спальни, Наташа спросила:
— Как все же там, в Приуралье?
Соболь хитровато ухмыльнулся:
— Обыкновенно. Звезды светят, но не греют. Сергей находит, что весело.
— А вы?
— Я все-таки постараюсь перебраться в Москву. Прощусь с провинцией не плача.
— Умный человек, — вздохнула Анастасия Харитоновна и ушла на кухню.
Наташа шепнула Соболю:
— Не надо так о провинции.
— Все ясно, — заговорщически подмигнул он. — Молчу, молчу.
Наташа стала расспрашивать о муже:
— Ну что, похудел он там? На здоровье не жалуется?
Анастасия Харитоновна принесла чайник, стала накрывать на стол. Соболь запротестовал:
— Зачем такое беспокойство? Совершенно не требуется. — Он повернулся к Наташе: — Пойдемте в ресторан. Там люди, музыка. А?
— Что вы, — удивилась Наташа. — Никакого ресторана. Сейчас будем пить чай и цимлянское.
За столом Анастасия Харитоновна пыталась склонить гостя к разговору о провинции. Но он довольно ловко уклонялся от ее вопросов. Только изредка бросал невинные фразы: «Оно ведь кто как смотрит» или «В жизни бывает всякое».
Соболь пил вино не торопясь, маленькими глотками, причмокивая. Поднимая бокал, громко произносил:
— За ваши успехи, Наталья Мироновна. Желаю уговорить профессора.
Около двенадцати Наташа вышла проводить гостя на лестницу. Он взял ее за руку:
— Слушайте, строгая женщина, давайте хоть в театр вместе сходим?
Она задумалась:
— Вы понимаете, Михаил, никакого настроения.
— А вот встряхнетесь, и настроение поправится.
— Нет, извините.
— Тогда вот что. Решайте быстрей с отпуском и дайте знать. Живу в гостинице. Адрес — пожалуйста. — Соболь достал из кармана блокнот, вырвал приготовленный заранее листок. — А если потребуется мой разговор с профессором, звоните немедленно. Учтите, выехать мы должны в следующее воскресенье.
Когда Наташа вернулась, Анастасия Харитоновна сидела на диване и плакала, вытирая лицо полотенцем. Острые плечи ее ссутулились, на худой шее вздулась толстая жила. Наташа испугалась, ничего не говоря, села рядом с матерью, обняла ее и молча прижалась к плечу.
Следующий день был у Наташи беспокойным. Ее волновало ее только то, что профессор мог отказать в просьбе. Она не знала, как разговаривать с ним. Чем обосновать свою просьбу?
До обеденного перерыва Федотов был занят в операционной. Потом его куда-то срочно вызвали. Вернулся он усталый перед самым концом рабочего дня.
Переступив порог его кабинета, Наташа растеряла все мысли, виновато сказала:
— Извините, Юрий Максимович, я потом.
— Стойте, стойте, — вскинул голову профессор. — Как же это, зашли и вдруг назад? Извольте докладывать.
Он поправил пенсне, вышел из-за стола, вопросительно прищурился:
— Что случилось, признавайтесь?
— Ни… ничего, — сбивчиво заговорила Наташа. — Это совсем не срочно. Это мое личное. Если можно, я в другой раз…
— Нет, нет, извольте сейчас.
Наташа стала объяснять. Получалось тяжело и нескладно. Профессор вздохнул, наклонил голову. Потом вдруг оживился, спросил резко:
— Отпуск изволите просить?
У Наташи заныло в груди: «Я так и знала, я чувствовала».
Федотов медленно прошел по кабинету, поглаживая редкие седые волосы.
— Ну и задачку вы мне задали. Что же с вами делать?
— Простите, Юрий Максимович, если трудно…
— А вы как думаете?… Профессор Федотов маг, да? Ничего подобного. Ну ладно, извольте, на семь дней отпустим.
— Спасибо, Юрий Максимович. Вы, пожалуйста, на меня…
— Все, все, — строго сказал Федотов, подняв руку с желтыми пальцами. — Никаких извинений. И вообще извольте не нервничать. Пора привыкнуть решать вопросы хладнокровно. Вы врач и при том уже с опытом.
После восьми вечера Наташа отправилась в гостиницу к Соболю, предусмотрительно пригласив с собой Дину. Дина очень обрадовалась, узнав, что знакомство предстоят с холостяком, который должен скоро переехать в Москву. Всю дорогу расспрашивала, какой он собой и почему до сих пор не женился. В пылу откровенности призналась:
— Пойми, Ната, всю жизнь неравнодушна к офицерам. Потому и в военный журнал работать перешла. Но счастья все равно нет.
Наташа смотрела на курносое, покрасневшее от волнения лицо спутницы и думала: «Вот и познакомишься. В жизни всякое бывает».
Соболь встретил женщин весело. Узнав, что вопрос с отпуском решен положительно, схватил Наташу за руку и стал поздравлять с успехом. Наташа сконфузилась:
— Вы так говорите, Михаил, будто я установила спортивный рекорд или сделала какое-то научное открытие.
— Прошу прощения — сказал Соболь. — Вношу поправку. Рад за удачу. Опять не то? Ладно, просто пусть дорога будет счастливой!
Он торжественно вытянулся и победно поднял руку. Казалось, что событие, о котором шла речь, больше радовало Соболя, чем Наташу.
Из гостиницы пошли в ресторан, где играл джаз и между столиков кружились пары. Наташа запротестовала:
— Скажите, пожалуйста, чего мы здесь не видели? Сплошная грусть.
— Ну, знаете ли!… — воскликнул Соболь, сморщив лоб. — В ресторане и вдруг… Нет, я вас не узнаю, Наталья Мироновна. Вы невероятно оторвались от жизни.
— А я и раньше не ходила по ресторанам.
Молчавшая до сих пор Дина шепнула ей в самое ухо:
— Послушай, Ната, ради меня ты можешь?
У Дины были такие умоляющие глаза, что Наташа не могла не согласиться.
Едва успели сесть за круглый стол, Соболь крикнул официантке:
— Бутылку российского и яблок!
После очередного тоста он протянул руку Наташе, приглашая ее на вальс. Она закачала головой:
— Нет, нет, Михаил, перед такой мастерицей танца, как Дина, мои таланты ничего не стоят.
Соболь медленно вышел из-за стола, нехотя кивнул партнерше. А когда вернулся, написал Наташе записку:
«Не ставьте меня больше в неудобное положение. Танцевать хочу только с вами».
Она ответила строго:
— Нет.
Дина поняла Соболя, стала нервничать. На фокстрот ее пригласил какой-то длинный пожилой грузин. После танца она погрустнела и перестала разговаривать. Наташа чувствовала себя виноватой. «Как нехорошо получилось. Думала сделать человеку удовольствие, а тут…»
Домой возвращались втроем. Было тепло, моросил дождь. У самой двери Наташа попыталась оставить Соболя с Диной. Снова ничего не вышло. Когда он ушел, Дина заплакала:
— Неужели я такая незаметная, Ната?
— Не говори глупости, — сказала Наташа.
— Почему же тогда?..
— Почему да как! Российское на тебя действует.
— Нет, российское тут ни при чем. Я просто вспомнила Володю. Ведь он любил меня, ты понимаешь, любил…
Наташа догадалась, что Дина подумала о своем «красавчике», хотела спросить: «Почему же ты уехала от него?», но удержалась, не стала бередить старые раны.
Скорый поезд «Москва — Ташкент» шел точно по расписанию. На стыках рельсов гулко стучали колеса. За плотно закрытыми окнами свистел ветер. Плыли белые степи с балками, перелесками. Все реже попадались весенние проталины. Заметно холодало.
В купе мягкого вагона, кроме Наташи и Соболя, сидела пожилая высокая женщина. Она была глуховата и на редкость необщительна, все время вязала и тоненьким сиплым голосом напевала один и тот же заунывный мотив.
Соболь нервничал:
— Вот послал бог соседушку. Умрешь от скуки.
Почти на каждой остановке он убегал из вагона в вокзальные буфеты, возвращаясь всякий раз с новым сортом конфет. Клал конфеты перед Наташей и, улыбаясь, приговаривал:
— Угощайтесь. Эти поднимают настроение.
Наташа махала рукой:
— У вас все для настроения. Лучше берегли бы деньги.
А женщина продолжала вязать, не обращая внимания на шумливого соседа. Заунывный голосок ее то затихал, то снова заполнял купе.
В Куйбышеве женщина сошла. Соболь на радостях вынес ей два тяжелых чемодана и огромный узел. Насыпал в карманы пальто конфет. Наташа, глядя на него, рассмеялась:
— Какая обходительность.
— Будешь обходительным, — сказал Соболь, облегченно вздыхая. — С такой побыть еще сутки, попадешь в психиатричку.
Ужинать пошли в вагон-ресторан. Соболь пил коньяк, деловито рассуждал:
— Чудесная вещь. Солнечная энергия, заключенная в виноградной капле. Исцеляет от всех недугов.
Наташа улыбнулась:
— Изумительное открытие. А медики и не знают.
— Знают. — Соболь хитро прищурился. — Только не признают. Ученость мешает.
Выходя из ресторана, Соболь хотел взять спутницу под руку. Она отстранила его.
— Не трудитесь, Михаил, я сама.
— Здесь очень опасно.
Поезд летел на полной скорости. Колеса так часто позвякивали, что трудно было представить, как они успевают крутиться. Тонкие мостики между вагонами тревожно поскрипывали. Наташа перебралась через них, затаив дыхание. Соболь снова попытался взять ее за руку.