Мельников понимал жену и сильно переживал, что не сумел до конца развеять ее сомнения. Глядя в лицо ей, он спросил, не скрывая беспокойства:
— Ты что ж, так и уедешь с недоверием?
Она промолчала.
— Как же это? — еще больше заволновался Сергей.
Наташа улыбнулась через силу:
— Ты понимаешь, Сережа. Вот смотрю в глаза твои, думаю: чистые они, хорошие, и нет в них вроде никакого обмана. А как вспомню всю эту историю, сердце словно огнем охватывает.
— А ты не вспоминай.
— Легко сказать, — вздохнула Наташа.
Вдали показался поезд. Пассажиры на перроне засуетились. Мельников взял жену под руку, сказал с сожалением:
— Так и не договорились ни до чего. Ну, ты готовься. Как только Володька школу закончит, сразу сюда, ладно?
— Может, сам приедешь за нами?
— Не знаю, что и сказать.
— А ты постарайся.
Зайдя в тамбур, Наташа повернулась и, помахав рукой, крикнула:
— Когда узнаешь о рукописи, сообщи!..
…Со станции Мельников поехал прямо в степь, к высоте «Верблюд». В километре от нее роты Буянова и Крайнова зарывались в землю, готовились к учебному бою. Окопные работы начались еще ночью, и теперь комбату не терпелось побыстрее взглянуть на результаты солдатского труда.
Оставив машину в лощине между двумя деревцами, Мельников пошел по узкому следу бронетранспортера. След привел его к балке, где в глубоких нишах были укрыты боевые машины. Водители торопливо маскировали ниши снегом, чтобы скрыть их от зорких глаз авиации. Комбат осмотрел все, велел ускорить темпы работы и пошел дальше, хлюпая сапогами по мокрому снегу и раскисающей земле.
С бугра его взору открылся весь район передовых позиций. Выглядел он пустынно. Лишь на самом правом фланге кто-то маячил, то пригибаясь, то выпрямляясь во весь рост.
«Кто это? — подумал Мельников. — Похоже, офицер или сержант. Рядового давно бы товарищи стащили в траншею».
Подойдя поближе, подполковник узнал старшего лейтенанта Крайнова. Постоял, посмотрел и выругался про себя: «Вот голова садовая. Солдатам небось приказал носа из-под земли не показывать, а сам разгуливает, точно по бульвару».
Тут и Крайнов увидел комбата. Он мигом спрыгнул в траншею, подбежал, вытянулся, доложил о состоянии дел.
— А я вас из самого городка приметил, — сказал Мельников. — Охотник, что ли, какой, думаю, бродит перед нашими пулеметами? Сапожки, значит, запачкать боитесь?
— Виноват, — ответил Крайнов. — Больше не повторится.
— Да, на фронте вы бы такую прогулку не повторили. Там подобных смельчаков снайперы без труда снимали. Ну, как вы тут окопались, показывайте!
Они пошли по траншее. Ноги скользили, вязли в грязи, перемешанной со снегом. Солдаты работали. Одни маскировали бруствер, другие выравнивали площадку для пулемета, третьи закрепляли кольями размытую водой стенку.
— А где у вас ниши? — спросил Мельников, повернувшись к Крайнову. Тот виновато пожал плечами.
— Не делаем, товарищ подполковник, прекратили.
— Почему?
— Вода же везде. Вот посмотрите! — Он провел комбата в расположение другого взвода и показал на одну из ниш, наполовину затопленную водой. — Какой от нее толк? Солдатам мука.
Мельников нахмурился:
— Какие вы сердобольные. Учите солдата отступать перед трудностями.
— Зачем отступать, просто…
— Чего там «просто»! Во время войны люди Днепр, Дунай с ходу форсировали, а вы перед ручейками остановились. Никаких уступок. Огневые позиции оборудовать полностью. Ясно?
— Так точно, — ответил Крайнов, невольно подобравшись и вскинув голову. — Разрешите выполнять?
— Пожалуйста.
В роте Буянов а огневые позиции выглядели лучше. Ниши здесь были в каждом отделении и расчете. Располагались они не вровень с дном траншеи, а чуть выше, и потому вода в них не попадала.
— Вот молодцы, — похвалил Мельников, ощупывая руками одну из ниш. — Кто придумал?
— Старшина Бояркин, — ответил Буянов.
— Где он? Кликните!
Откуда-то, словно из-под земли, выросла вдруг высокая голенастая фигура старшины с красным лицом и в измазанном грязью ватнике.
— Значит, тоже рационализатором стали? — спросил его Мельников, приветливо улыбаясь.
— Да нет, — засмущался Бояркин. — Какой я рационализатор?
— Чего скромничаете? — вмешался Буянов. — Он, товарищ подполковник, вместе с Зозулей новые макеты противоатомных убежищ готовит. Замысел, по-моему, интересный.
— Это пока секрет, — сказал Бояркин.
Мельников согласился:
— Хорошо, подождем, когда рассекретите. А сейчас вот что, старшина… Отправляйтесь в соседнюю роту к старшему лейтенанту Крайнову и скажите, что пришли по приказанию комбата поделиться опытом устройства ниш.
Бояркин покосился на Буянова: как, мол, быть-то? Тот забеспокоился, сказал неуверенно:
— Обида может получиться, товарищ подполковник.
— Не получится. За науку спасибо говорят.
И Бояркин побежал вдоль траншеи, пригнув голову.
Вскоре Мельников лицом к лицу встретился с Нечаевым. Тот выбирался из минометного отсека, стряхивая с шинели брызги воды и грязи. Вид у него был усталый, хмурый.
— Здравствуйте, капитан, — сказал комбат, и ему стало вдруг неловко и за свою чистую шинель, и за то, что всю ночь он провел дома, а Нечаев месил грязь вот здесь, в степи, вместе с солдатами.
— Ну, как оно? — мягко спросил Мельников. — Досталось?
— Да, чувствительно, — ответил Нечаев. В голосе его комбат уловил неприятную сухость, насторожился:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, вроде, все в порядке, — сказал тот, пожимая плечами.
— А мне кажется, не все. Говорите.
Капитан опустил голову:
— Не буду, товарищ подполковник.
— Почему?
— Не могу сейчас, лучше потом.
— Я не узнаю вас, капитан. Что с вами?
Нечаев тяжело вздохнул и приложил руку к груди:
— Вот, здесь у меня болит, товарищ подполковник. Мельников долго смотрел в розовеющее лицо замполита, как бы угадывая, что его волнует, потом сказал твердо:
— Это надо выяснить сейчас. Зачем откладывать?
Они зашли в один из пустых отсеков, стали друг против друга. Рядом с бруствера гулко, как в бочке, капала вода. Под ногами плескалась лужа. Еле справляясь с волнением, Нечаев спросил Мельникова:
— Что у вас, товарищ подполковник, с Ольгой Борисовной? Серьезно или как?
Комбат улыбнулся:
— А вы почему спрашиваете? Узнали про историю с пропуском, что ли?
— Да, узнал… И не только это…
— Что же еще? — сохраняя спокойствие, допытывался Мельников.
— Сама кое-что говорила, — неуверенно сказал Нечаев.
— Это интересно. Что же именно?
Капитан замешкался, отвел глаза в сторону.
— Да вы не стесняйтесь, — подбодрил его Мельников.
— Не в том дело, товарищ подполковник.
— В чем же?
— Прямо так не говорила, а вообще было понятно…
Мельников взял Нечаева за плечи, притянул к себе, спросил участливо:
— Вы любите ее?
Нечаев промолчал.
— Все ясно, — уверенно сказал комбат. — Тогда слушайте меня, как мужчина мужчину. Все, что беспокоит вас, неправда. Ольга Борисовна порядочная женщина, и вы не можете думать о ней плохо. Я потом на досуге расскажу вам все подробно. А сейчас, капитан, прошу поверить моей офицерской чести.
— Да я что, я не с обидой, — поправился Нечаев. — Сказал, как думал, а ведь мог и молчать, конечно.
— Вы правильно сделали, что сказали. И не держите в голове эту мысль. Скомандуйте ей шагом марш, по-солдатски.
Нечаев повеселел. Он потравил сбитую набок шапку, сказал тихо:
— Если так, то извините, товарищ подполковник.
— Эх, капитан, капитан, и как вы этому поверили?.. Ну ладно, — махнул рукой Мельников. — Пустяки, Как настроение у людей?
— Хорошее, — ответил Нечаев. — Правда, кое-кто ворчит: вода, дескать, заливает. Нельзя ли отменить глубокие работы?
— Я слышал, — сказал Мельников, — даже Крайнов такую мыслишку носит. Забывают, что война ведь и болота не обходит. — Он подумал и заключил: — Недоработка, товарищ замполит. Наша с вами недоработка… А где майор Степшин?
— На левом фланге. Подполковника Сердюка сопровождает.
— Сердюк здесь? Помогать пришел?
Нечаев вздохнул:
— Не знаю. Пока недостатки выискивает.
— Тоже работа, — сказал Мельников, а про себя подумал: «Может, Жогин что-нибудь замышляет». Но тут же отогнал эту мысль, повернулся и пошел по мокрой траншее дальше, к самому левому флангу.
Вернулся из госпиталя Груздев. К Мельникову зашел он осунувшийся, бледный, но с живыми веселыми глазами. Подполковник поднялся из-за стола, обнял ефрейтора за плечи и поцеловал дважды крепко, по-мужски.
— Ну как, ожили? Правильно! — Он кивнул в сторону окна, за которым сияло солнечное небо и тихо покачивалась верхушка тополя, розоватая, с набухшими зелеными почками. — Глядите, весна!
Взволнованный теплотой комбата, Груздев часто моргал глазами и не мог ничего ответить.
— А мы вас к награде представили, — продолжал Мельников. — Не знаю, как там будет, но представили.
Растроганный вконец ефрейтор отвернулся и провел кулаком по глазам.
— Чего это вы? — спросил комбат.
— Да так, товарищ подполковник. Очень все неожиданно. Недавно был на гауптвахте, а теперь… Но ведь в карточке у меня клеймо поставлено.
— В карточке мы спишем.
Мельников подумал, затем подошел к телефону и позвонил в роту.
— Кто это, Крайнов? — спросил он. — Вот что. Возьмите карточку взысканий и поощрений Груздева и заходите ко мне.
Старший лейтенант быстро принес карточку, положил ее перед комбатом. Тот посмотрел, спросил строго:
— А где запись о последнем взыскании?
— Не занес еще, товарищ подполковник. Не успел. Разрешите, я сейчас впишу?
— Ну вот, — недовольно сказал Мельников, — человека уже к награде представили, а мы ему старое взыскание в карточку вписывать будем.
— А чего особенного? Впишем и снимем. Законно. «Теперь я вас, товарищ Крайнов, накажу, чтобы не забывали о человеке», — подумал комбат и распорядился: