— Тогда это еще был не совсем я. Просто живая машина, наделенная интеллектом, но движимая только лишь инстинктами. Некоторое время он — ну или я, какая разница — провел здесь, на станции, временами спускаясь сюда, под землю, в поисках ответов. Лишенный личности и памяти, я все равно сохранил любопытство, к тому же понимание ситуации было ключом к выживанию. Я забирал отсюда бумаги и читал. Так узнал о своей прежней личности и о том, что со мной сделали. Ах, и кстати. Отчет с графиками концентрации тоже попался мне, так что искать его здесь смысла нету. Я его прочитал… и использовал. Сами догадываетесь как.
Макс, Ворон и Петруха нервно засмеялись, давая волю накопившемуся напряжению.
— Некоторое время спустя я нечаянно наткнулся на Вефррна и его подругу Сханнф и таким образом познакомился с Семьей. И с Богом. Жил некоторое время у них, принял участие в их войне. Навыки Баха пригодились. И я вас удивлю, кстати. Что такое доброта, сострадание и великодушие, я узнал именно от Семьи и Бога. А позже Бог решил, что я знаю достаточно, и рассказал мне о том, что на севере живут такие же, как я. И я отправился на север.
Что сказать, я стал изгоем. Сразу. Отсутствие личности, можно даже сказать, отсутствие души — это не то, что легко скрыть. Где бы я ни был — все всегда понимали, что я не такой, как они. Боялись. Я скитался по холодной пустыне, искал, чем поживиться, в руинах, изредка заходил в поселения, чтобы обменять добро на еду. Постепенно люди усвоили, что я хороший сталкер и в общем-то безобиден, а я понял, что должен научиться притворяться таким же, как они. Делать вид, что я человек, чтобы выживать среди людей. И я учился имитировать эмоции, улыбаться, сердиться. Я сам выбрал для себя мировоззрение, характер, принципы — то, что не всегда логично. Но именно эта алогичность делает людей людьми. И потому я никогда не нарушал свои принципы, даже если страдал из-за них: отступиться — значит признать, что я — не человек.
Так и жил, притворяясь и совершенствуясь в этом мастерстве. И в какой-то момент количество превратилось в качество. Моя маска эмоций, неуклюжая и несовершенная, так плотно приросла к холодному разуму, что я уже не смог ее снять. Раньше я делал вид, что испытываю эмоции. Теперь по-настоящему радуюсь и грущу, хоть и не так сильно, как вы: тот, кто познал существование без эмоций, будет нести на себе эту печать до самой смерти. Так и живу, стараюсь обходить скользкие темы с невозмутимым видом — ведь мне как личности лет пять.
— И вы считаете себя человеком? — желчно осведомился Слепнев. — Не тешьте себя иллюзиями. Вы мутант. Такой же, как алчущие, лишь внешне отличаетесь от них!
— А вы собрались создать таких еще больше, — парировал Пустынник, — так кто из нас более монструозен? — Он улыбнулся — с жалостью и снисхождением — и продолжил: — Разумеется, я всегда сомневался. Каждый день спрашивал себя — человек ли я? И потому здесь устроил сам себе проверку. Сочтет ли меня человеком другой человек, знающий ужасную правду?
— А ведь она могла и выстрелить, — сухо заметил Макс. — Ты надеялся увернуться, заслышав щелчок спускового механизма?
— Да, черт возьми, — внезапно сказала Ольга, — чем ты думал? Я действительно могла выстрелить! Я же не знала всей правды!
— Я не собирался уворачиваться. И объяснять не собирался ничего до твоего решения. Человек — существо алогичное и эмоциональное. Я хотел, чтобы ты решила, опираясь только на эмоции. Если бы проверка провалилась… мне незачем было бы существовать дальше.
У Слепнева на лице вздулись желваки. Несомненно, вот кто сожалеет о том, что Ольга не выстрелила.
— Стоп, а как же механизмы контроля? — насторожился Сергей.
— Они заключаются только лишь в воспитании. Или в промывке мозгов. Человек, лишившийся памяти и личности, подобен новорожденному. Это совершенно новое существо в старом теле. Чистый лист, на котором можно нарисовать все. Мне повезло — Семья не воспользовалась этим, только перенесла на этот лист свои ценности, которые ничем не отличаются от ваших. Дружба, любовь, радость… Именно этими ценностями я и руководствовался, выбирая для себя принципы. Не лгать, не стрелять в безоружных, быть честным, справедливым, гуманным. И именно потому все и провернул. Я не хотел повторения истории Себастьяна Баха — но вырваться из замкнутого круга не смог. Себастьян Бах стал убийцей по вине общества. То же самое случилось и со мной — меня заставили убивать.
— Так зачем же все это было затеяно тобой, сынок? — спросил Латышевский.
— Чтобы заполучить вирус. Когда я однажды вышел из бункера, то подпереть дверь забыл, и она закрылась. Много лет спустя, уже совершив несколько рейдов в Москву, я понял его значимость — чего раньше не был в состоянии осмыслить. Когда Ставрицкий решил нанять меня, я сразу смекнул: вот и транспорт, и способ открыть бронированную дверь.
Ольга выглядела обескураженной:
— Постой… Но ведь это я уговорила тебя…
— Я играл роль. И ты до сего момента думала, что манипулируешь мной. Но одно из двух высших образований Баха было психологическим. Да, кстати, Семен Борисович, давайте-ка сюда препарат.
Слепнев сжал зубы, затем выдохнул:
— Что вы собираетесь с ним сделать?!
— Уничтожить. Средство превращать людей в бездушные машины существовать не должно.
— Но… Послушайте! Это как оружие, оно не несет в себе зла! Важно, кто использует его! В этом вирусе — ключ к улучшению человеческой расы! Не обязательно штамповать солдат — при минимальной концентрации человек сохранит личность! Пусть шанс один из пяти — но для неизлечимо больных это…
— Нет. Слишком велика сила. Всегда будет соблазн использовать «Чистильщика» в своих целях. Слишком опасная игрушка. Вы отдадите мне препарат сейчас же, или я заберу его с вашего трупа.
Слепнев набрал в грудь воздуха и выбросил последний козырь:
— Не можете. Я безоружен.
Лицо Пустынника застыло, не предвещая ничего хорошего:
— Мои принципы распространяются только на людей, вас я не считаю таковым. Препарат. Сейчас же.
Трясущимися руками Слепнев вынул из кармана коробочку с ампулами. Да, его мечта была так близка… Макс вздохнул. Слепнев все же слабак. Но он, Максим Светлов, — нет. Он не откажется от своей цели.
— Не так быстро, Пустынник. К сожалению, твои благие намерения идут вразрез с благими намерениями всех остальных. Это очень здорово — заботиться о человечестве, намного труднее заботиться об одном конкретном человеке. Если мы позволим тебе уничтожить вирус, то это будет прямым нарушением контракта. Пускай не буквы — но духа. Проще говоря, мы, охранники, окажемся крайними и ничего не получим. Ты можешь счесть меня эгоистом, но моя женщина заботит меня больше, чем убогое человечество.
— Поддерживаю, — мрачно изрек Виктор, — какое мне дело до других людей, если я не спасу свою семью?!
Макс улыбнулся улыбкой волка.
— Я ведь тоже очень быстро стреляю, — сказал он, — пусть не так быстро, как ты, но все же… И тут я не один. Если начнется перестрелка, скорее всего, ты проиграешь. Вас только двое, пусть ты и за троих. Стоит этот вирус жизни твоей Ольги? Так что не делай глупостей и не начинай перестрелку.
Их взгляды встретились, и сталкер неожиданно улыбнулся:
— А я и не собирался.
Он спокойно положил пистолет в карман и пальцем приподнял к потолку ствол Ольгиного «Винтореза».
— Видишь ли, дело не только в людях. Точнее, именно в них. Так уж устроены мы — не любим тех, кто отличается от нас. Сегодня под нож пойдут алчущие, завтра люди нападут на Семью. И в конце концов все закончится войной. Один раз за агрессию против Семьи заплатили Соединенные Штаты Америки. В следующий раз может быть еще хуже. И потому у людей не должно быть эффективного средства против краснокожих. Должен быть баланс — вот еще одна причина уничтожить вирус.
— Стоп, стоп! — воскликнул Сергей. — Откуда ты знаешь про США?!
— Я ведь обещал, что вы получите всю правду, включая историю мира, начиная с падения Метеорита. Только не от меня, а из первых рук.
Люди во все глаза смотрели на Пустынника, сбитые с толку, а он сидел на стуле и устало, грустно улыбался. В мозгу Макса промелькнула мысль: да, ведь Себастьян Бах, находясь в камере лаборатории, просто не мог знать того, что случилось с миром… значит, знают краснокожие? Но откуда, если они — результат катастрофы, а не причина?
— Вижу по глазам, как много у вас вопросов… Просто отдайте препарат и поднимайтесь наверх. С ним вас все равно не выпустят отсюда живыми.
— И тем не менее мы не решили вопрос с контрактом, — решительно сказал Макс. — Правда — это отлично, но нам нужны наши гонорары!
— Вы их получите. По прибытии в Университет руководитель экспедиции Слепнев Семен Борисович сообщит, что культура вируса, к сожалению, погибла. Таким образом, к вам претензий не будет. Если он этого не сделает…
Слепнев собрался что-то возразить, но Пустынник посмотрел ему в глаза:
— Это единственная причина, по которой я сохраню вашу никчемную жизнь. Вы сделаете это, или я достану вас даже из-под земли, и никто вам не поможет. Я никогда не лгу, сами понимаете.
Ученый протянул сталкеру ампулы, бросив быстрый взгляд на Ольгу, и Максу показалось, что он прочел мысли Слепнева. Заставить Рысь поделиться, угрожая сдать ее Пустыннику. В итоге Слепнев и Ольга получат по две ампулы втайне от Пустынника — лучше, чем ничего.
— Выходит, ты решил принять сторону своих краснокожих друзей, — с осуждением произнес Латышевский, — а на людей просто наплевал…
— Вовсе нет. Вы все никак не можете понять одну вещь. Я с самого начала твержу — мы бегаем по кругу, из которого нет выхода. Человечество как отдельно взятый вид совершенно нежизнеспособно. Оглянитесь назад. За почти сто лет люди ни капельки не изменились и продолжают воевать друг с другом. Давайте представим, что алчущих и Семьи не будет. Люди начнут отстраивать цивилизацию заново — вместе с границами, межнациональной рознью и бомбами. Все повторится — и однажды настанет конец света. Снова.