Слесарев толкнул дверь УВД, толкнул ногой, чего ранее себе никогда не позволял.
— Ну! — с порога заорал он. — Где тут товарищ начальник?!!
Хейти ввалился следом, размахивая подобранной где-то арматуриной.
Дежуривший на дверях молоденький младший сержант подскочил от удивления. Нападения на милицейский участок тут явно не ожидали.
— Где, я тебя, ментовская морда, спрашиваю, начальник?!! — Слесарев кинулся к дежурному. — Открывай!!!
— Он в кабинете, товарищ капитан… — пролепетал дежурный, потеряв дар речи, но тем не менее узнав Сергея. — ЧП у нас… Всех подняли.
— ЧП?! Знаю я ваше ЧП! Проворонили! — Слесарев разошелся не на шутку. — Открывай!!
— Посторонние лица… — продолжал лепетать сержант. — Не могу без разрешения… ЧП… Особый случай… В нетрезвом виде…
— Это не посторонние! Это коллега мой! — Сергей указал на Хейти. Тот сразу уронил арматурину на пол и состроил важный вид.
Обоим было совершенно наплевать на все… Наверное, поэтому их и пустили.
Когда они ворвались в кабинет начальника, генерал Бельский кормил зеленым листиком капусты маленькую морскую свинку, которая сидела у него на столе в низеньком ящичке. Вид у генерала был на редкость умиротворенный. Глядя на него, невозможно было предположить, что только минуту назад все отделение было поднято в ружье и направлено в «зону чрезвычайного происшествия» этим человеком.
Бельский осуществлял стратегическое планирование, а сейчас, в отсутствие сообщений с фронта, расслаблялся.
— Вот уж не ожидал, — брякнул Слесарев. — Вот уж не ожидал такой любви к животным! А ведь это мой Свинтус! А?! — Сергей повернулся к Хейти. — Это мой Свинтус! В генеральские свиньи выбился!
— Гхм, что все это значит, капитан?! — пророкотал начальственный голос.
Глава 37
Запуталась культя в рукаве —
А в целом было все нормально.
Некоторое время генерал говорил исключительно матом.
Так умеют только генералы. Наверное, их учат этому на специальных генеральских курсах специальные лингвисты. Он ни разу не повторился и выдал несколько уникальных конструкций, а в паре мест даже угадал в рифму.
Морская свинка забилась в угол ящичка, бросив свой листик, и пережидала, пока над ней отгремит гром.
Выдохшись, Бельский икнул, схватил графин и стал пить воду прямо из горлышка. Струйки стекали на распущенный узел галстука, на воротник форменной рубахи…
— Это что за мудень? — спросил он, грохнув графин и ткнув пальцем в Хейти.
— Это не мудень. Это товарищ из Эстонии, — солидно поправил Сергей.
— Из Эстонии товарищ… — повторил генерал. — Чудно. И что мне с вами делать? Много народу вас видело, пока вы сюда рвались?
— Дежурный… Секретарь в приемной…
— Ладно, замнем пока. Кто внизу дежурил?
— Младший сержант, с усиками, молодой такой.
— Рюмин. Этот не настучит, слава богу. — Генерал позвонил секретарю и сказал, что занят. — Так что мне с вами делать?
— А посадите нас, товарищ генерал.
Бельский вздохнул. Поднялся, подошел к серванту, открыл один из ящиков, достал бутылку водки «Гжелка», тарелку с бутербродами, поставил на стол. Придвинул два кожаных кресла.
— Садитесь.
— Любимая водка Ельцина Бориса Николаича, — пояснил эстонцу Сергей, указывая на бутылку.
— Серьезно?
— А хрен его знает. Читал где-то… У него, по-моему, все было любимое, что ни налей.
— А вот наш президент пьет очень мало, — ностальгически сказал Хейти. Генерал по праву хозяина разлил водку в хрустальные фужеры и заметил:
— Вас бы стрелять надо, паскудников, а вы водку жрете у меня в кабинете. Ну, кто я после этого?
— Отец родной, товарищ генерал, — прочувствованно сказал Сергей.
Приключения последних дней были с ярко выраженным алкогольным уклоном, и сегодняшняя пьянка в гостях у начальника УВД тянула на удачное их завершение. И антураж-то каков: кожаные кресла, малахитовый письменный прибор, кондиционер шуршит…
— Значит, говоришь, посадить вас… Чудно. А мораль? — спросил генерал, чокаясь.
Сергей опрокинул фужер, сунул в рот бутерброд с какой-то колбасной пастой и пояснил, жадно жуя:
— Выигрываем день. Пока на Добровольского прознают, пока бумаги выправят нужные… Вы ж нас сразу не отдадите?
— Не отдам. Хотя почему не отдам? Я вообще как дурак тут сижу, не знаю ничего, как та обезьяна…
— Какая обезьяна?
— Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу. — Генерал снова налил. — Рассказывай всю историю. И не брехать, понял?!
Сергей уложился в остаток «Гжелки» и один разлив из новой бутылки, на сей раз «Золотого кольца». Генерал крутил головой, крякал и иногда переспрашивал.
— Только в книжках такое читал, — признался он. — Ну и что дальше?
— А дальше мы пришли сюда. Я решил, что хватит шифроваться по подвалам.
— Видишь, значит, в моем лице союзника? Чудно. А подумал ли ты, что мне не резон вешать вот сюда, — генерал похлопал себя по багровой шее, — взорванный НИИ и хрен знает сколько народу, которых вы там положили?
— Дело в том, товарищ генерал, что этот факт так и останется не установленным. Не станут же товарищи оттуда, — капитан выразительно посмотрел в потолок, — оглашать истинные причины взрыва и фамилии тех, кто там сидел? А официальные сотрудники института по ночам не работают.
— Оно так… И жалеть их всех вроде не с руки, если правда, что ты говоришь… — Бельский с усмешкой посмотрел на эстонца. — А у тебя, стало быть, в голове компьютер?
— Да не компьютер… — поправил Сергей. — Тем более он как водки выпьет, так на человека похож.
— А мы все так: как водки выпьем, только тогда на человека и похожи. — Бельский вздохнул, болтнул бутылкой и решительно разлил «Золотое кольцо».
— Посадить я вас посажу, хорошо. И даже не буду оформлять явку с повинной и все прочее — разберемся. Но дальше что? Придут ведь за вами, и с солидными бумагами.
— С какими? В чем мы виноваты?
— Взрыв НИИ.
— Доказательства?
— Хорошо. На хате у тебя майора ихнего кокнули.
— А я при чем? А товарищ эстонец и подавно не виноват. Он и так чуть живой от ужаса. Так ведь?
— Чуть живой, — согласился Хейти, который, похоже, пригрелся в уютном большом кресле и слегка задремал. Сергей и сам бы придавил минуток тышу двести, но это потом, в камере… Сейчас главное — уговорить генерала, который, похоже, уже уговорился. А что ему, он и не рискует ничем, если что — посадил до выяснения обстоятельств. Умница, а не генерал.
Бельский выпил, поискал, чем закусить, не нашел и отобрал у Свинтуса более-менее целый листок капусты. Вкусно захрустел, потом подошел к своему столу, нажал кнопку селектора:
— Вызовите Старикова. С машиной, да.
— Генку, что ли? — спросил Сергей.
— Его.
Стариков был старый знакомец еще по академии, мужик хороший, болтать не будет. В молчаливом ожидании они допили вторую бутылку, и генерал заметил:
— Споил вам, сволочам, неприкосновенный запас.
— Воздается, товарищ генерал, — сказал Сергей. Сейчас он был готов расцеловать морщинистую физиономию Бельского. У них появлялся по крайней мере день, притом день спокойный, с едой, под охраной.
— А свинку вы где мою взяли? — поинтересовался капитан.
— В кабинете твоем забрал. Жалко скотину стало, сдохнет ведь… Хотел внуку отнести, да она как-то прижилась у меня, развлекает, настроение создает…
— Ну, спасибо. А то я, признаться, волновался.
Стариков лишних вопросов не задавал. Он погрузил их в «бобик» и отвез в отделение на Толстого, где сдал дежурному, наказав посадить в камеру, хорошо кормить и никого не пускать ни с какими бумагами, пока не поступит личное разрешение от начальника управления. Ошарашенный дежурный — белобрысый лейтенантик, которого Сергей не знал, — едва ли не с почестями проводил их в КПЗ и даже выгнал оттуда мирно спавшего пьяницу, тот уходить не хотел и плакался, что уже очень поздно и домой он не доберется.
— Спокойной ночи, — пожелал лейтенант и ушел, заперев дверь.
Хейти тут же заснул, устроившись на жесткой лежанке, а к Сергею сон не шел. Поди ж ты, совсем недавно только того и хотелось, что упасть и уснуть. А теперь вот ни хрена не получается…
Вспомнились слова генерала: «Хрен знает сколько народу вы там положили». А действительно, он ведь до последнего не думал, старался не думать о неминуемых жертвах Понятно, что они там по ночам не работают, нет такой нужды, но охрана-то была… И старик-сторож, которого уложил Хейти со своими «тараканами»… И Кожемякин, хоть его уж совсем не жалко, но ведь убил-то тот же самый Хейти, мирно сопящий в метре от Сергея.
Страшно.
Жутко.
И никаких угрызений совести. То ли перегорело, то ли и не было их вовсе…
И внеземное чудо, сгоревшее в подвалах института, тоже не жалко. Если все, что они сумели оттуда выковырнуть за столько лет, — это мерзкие штучки для штамповки зомби, туда этому чуду и дорога. Не лекарство от рака или СПИДа, не вечный двигатель, не антигравитация…
А какие они были? Лежали, наверное, в капсулах больших и прозрачных, наполненных фосфоресцирующей жидкостью… Или в морозильниках. А что еще вернее, разобрали их еще полвека назад на органы и развезли по стране… Как, между прочим, могли развезти и хитрую начинку, так что рванули мы институт или не рванули, а следы-то остались, следы никуда не делись… И пластинка. Осталась у Борисыча в мусорном ящике. Одна надежда, выбросит он ее. А может, и не выбросит. Может, отнесет куда следует, когда услышит, в какую историю вляпался капитан милиции Слесарев.
Так какие же они были?
Зеленые человечки с маленькими ртами и лягушачьими зенками?
Или со щупальцами, костисто-слизистые, как в дерьмовом ура-патриотическом боевике «День независимости»?
Или такие же, как мы? Только начинка другая. Желудок, к примеру, в голове, а мозги — в заднице.
Сергей хихикнул.