В ходе религиозной оттепели 1943–1948 гг. наблюдалась некоторая либерализация в отношении государства к мусульманским религиозным объединениям: были приостановлены репрессии против зарегистрированных служителей исламского культа, частично восстановлена работа Духовного управления, дано согласие на проведение первого за 22 года съезда мусульманского духовенства, поставлены на учет некоторые действующие общины и т. д.
Но уже с 1948 г. процесс регистрации общин замедляется, а контролирующие и регулирующие органы получают установку сдерживать рост религиозной активности населения.
Антирелигиозная кампания конца 1950‐х – первой половины 1960‐х гг. привела, в первую очередь, к увеличению числа незарегистрированных религиозных объединений. При этом и государство, и Духовное управление в Уфе в той или иной форме продолжали взаимодействовать с рядом не поставленных на учет общин.
После отстранения от власти Хрущева новым руководством страны были сделаны выводы о непродуктивности политики выдавливания религиозных объединений и служителей культа из общественной жизни.
Вместе с тем Совет по делам религий при Совете министров СССР и другие органы власти, регулировавшие и контролировавшие религиозную жизнь в Советском Союзе, не были заинтересованы в том, чтобы все реально действовавшие религиозные объединения в стране получили регистрацию. Если бы это было сделано, то для всех стало бы очевидно, что работа самого Совета и вовлеченных в научно-атеистическую работу ведомств, общественных организаций и отдельных лиц была неэффективной. Понимая, что борьба с религией приведет только к уходу в подполье значительной части верующих, власти не препятствовали деятельности незарегистрированных религиозных общин при соблюдении ими определенных условий (они должны были проводить лишь основные религиозные обряды, не вовлекать молодежь и т. д.).
Несмотря на декларировавшийся принцип отделения церкви и религиозных объединений от государства и его институтов, Духовное управление в Уфе в эпоху реального социализма окончательно превратилось в один из органов, контролировавших соблюдение советского законодательства о культах. В таком качестве институт муфтията встретил наступление перестройки.
Всероссийский мусульманский съезд в Москве и первые выборы муфтия
Для большинства мусульман Российской империи Февральская революция 1917 г. явилась полной неожиданностью. В мемуарах лидера башкирского национального движения Ахмет-Заки Валиди (1890–1970) приводится эпизод, который ярко иллюстрирует повседневную жизнь мусульманских депутатов Четвертой Государственной думы (1912–1917) накануне революции. Политические лидеры мусульман в буквальном смысле проспали революционные события в Петрограде. Валиди не указывает точную дату, но, по-видимому, описываемый случай относится к 22 или 23 февраля (7–8 марта). Когда он явился в один из первых дней революционных событий в Петрограде на квартиру, занимаемую депутатами-мусульманами, то застал их спящими: накануне они всю ночь играли в карты. Они стали уверять Валиди, что никакой революции нет и скоро будет наведен порядок[368].
Таким образом, даже если наиболее осведомленные в политическом отношении мусульмане (депутаты парламента) не смогли оценить масштаб событий в столице империи, для большинства последователей ислама в России революция тем более стала сюрпризом[369].
Однако вскоре мусульмане поняли, что новый режим готов предоставить им и представителям других «терпимых» и даже «нетерпимых» религий права, за которые они боролись долгие годы. Временное правительство и председатель Государственной думы стали получать приветственные телеграммы от мусульман из разных регионов, в которых выражалась надежда на обретение равных прав с православным большинством[370].
Временное правительство действительно отменило положения имперского законодательства, дискриминирующие представителей инославных и иноверческих религий[371]. Осужденные за так называемые религиозные преступления (богохульство и т. п.) были освобождены из тюрем.
Однако конфессиональная политика Временного правительства отличалась непоследовательностью. В начале августа 1917 г. произошел откат от провозглашенного ранее курса на равенство всех религий. Правительство пошло на сближение с бывшей Синодальной церковью, которая де-юре и де-факто сохраняла статус государственной церкви и продолжала пользоваться рядом привилегий по сравнению с инославными церквями и религиозными организациями, представлявшими иноверческие вероисповедания[372]. По мнению российского историка М. А. Бабкина, поворот Временного правительства «вправо» в вопросах вероисповедной политики привел к тому, что план созвать Особую комиссию по мусульманским делам так и не был реализован[373].
Изначально в правительственных кругах была распространена точка зрения, что новая Россия должна быть внеконфессиональным (аконфессиональным) государством[374]. За это выступала, в частности, кадетская партия, игравшая ключевую роль в первом составе Временного правительства[375]. Концепция внеконфессионального государства была отражена в двух ключевых нормативно-правовых актах той эпохи, относившихся к религиозной сфере: постановлениях Временного правительства «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений» (20 марта (2 апреля) 1917 г.) и «О свободе совести» (14 (27) июля 1917 г.).
Однако в дальнейшем идея внеконфессионального государства была отвергнута как неприемлемая, и вместо нее Совещание по общим вероисповедным вопросам при Временном правительстве выдвинуло концепцию «культурного сотрудничества»[376]. Суть ее заключалась в том, что государство поддерживает сотрудничество со всеми без исключения религиозными организациями в стране, что не исключает определенных преференций некоторым из них. Но концепция внеконфессионального государства не была полностью забыта. Как отмечает М. И. Одинцов, политика правительства большевиков в религиозной сфере – по крайней мере, в первое десятилетие советской власти – в целом соответствовала принципам внеконфессионального государства[377].
Смена общественного строя в России не могла не затронуть институт муфтията. Примечательно, что первой коллективной акцией мусульман после Февральской революции стало смещение с должности и арест ставленника правых кругов империи муфтия ОМДС Мухаммед-Сафы Баязитова[378]. В глазах верующих Баязитов олицетворял рухнувший режим, ограничивавший права мусульман. Не помогло бывшему муфтию и признание им и заседателями ОМДС новой власти. Временно исполняющим обязанности муфтия стал один из трех кадиев Салихджан Урманов[379].
Казалось бы, мусульмане должны были при первой возможности ликвидировать сам институт муфтията, созданный с целью контроля над их религиозной жизнью. Но этого не произошло. Доверие к муфтияту со стороны мусульман не было утрачено, и этот институт был сохранен. К началу ХХ в. Духовное собрание воспринималось татарами Российской империи как национальное учреждение. Таким образом, даже когда непопулярный М.‐С. Баязитов возглавил ОМДС, вопрос о демонтаже института муфтията не стоял на повестке дня[380].
Вопрос о будущем Духовного собрания обсуждался на Первом Всероссийском мусульманском съезде, проходившем 1–11 (14–24) мая 1917 г. в Москве. Среди обсуждаемых на съезде вопросов были: государственно-территориальное устройство России с учетом интересов мусульман, изменения в трудовом законодательстве, реформа шариатских предписаний, касающихся прав женщин, отношение к продолжавшейся мировой войне и др.[381]
Шестого мая было принято решение о реорганизации ОМДС. В результате на базе Духовного собрания в Уфе было создано Диния назараты (министерство религии). Председателем его был избран татарский мусульманский богослов Галимжан Баруди (1857–1921). Это был первый случай в истории института муфтията в России, когда сами мусульмане выбирали своего религиозного руководителя без необходимости дальнейшего утверждения его кандидатуры органами государственной власти. Со стороны Временного правительства не последовало возражений, хотя соответствующее положение законодательства, регулировавшее процедуру назначения муфтия, еще не было отменено[382]. История Духовного собрания как общеимперского бюрократического учреждения закончилась, и на его базе была создана принципиально новая структура, призванная служить интересам национального правительства тюрко-татар.
Диния назараты: министерство религии
Большинство религиозных деятелей на Первом Всероссийском мусульманском съезде выступало за то, чтобы национальные и религиозные органы управления мусульман в России функционировали независимо друг от друга, то есть чтобы их сферы ответственности не пересекались. Однако светские мусульманские лидеры рассматривали муфтият как часть будущего национального тюркского правительства. Функции и сфера компетенции Диния назараты обсуждались во время Второго Всероссийского мусульманского съезда в Казани (21 июля – 2 августа (3–15 августа) 1917 г.)[383]