«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) — страница 37 из 90

[570] на общем фоне замедления демократических преобразований, последовавших за силовым роспуском парламента – Верховного Совета в октябре 1993 г.

3. 1994–1997 гг. Идет работа над законопроектом «О свободе совести и о религиозных объединениях». По мнению Одинцова, с 1994 г. государство уже не устраивала прежняя модель отношений с религиозными объединениями, и оно искало новые формы взаимодействия с ними[571]. На президента Б. Н. Ельцина оказывалось давление как со стороны тех, кто предлагал ограничить права ряда религиозных объединений, так и со стороны тех, кто выступал за следование принципам, провозглашенным в законе «О свободе вероисповеданий». В итоге возобладала точка зрения сторонников ограничительного подхода к свободе совести. Проистекающее из закона разделение на «традиционные» и остальные («нетрадиционные») религии[572] ставит последние в неравное положение с первыми.

Периодизация Одинцова заканчивается 1997 г. С тех пор в законодательстве, посвященном вопросам свободы совести, произошли важные изменения. Это делает необходимым добавить в предложенную периодизацию еще два этапа.

4. 1997–2014 гг. В эти годы происходит закрепление принципа деления на «традиционные» и «нетрадиционные» религии в правоприменительной практике. Окончательно формируется внутренняя иерархия в среде так называемых традиционных религий. Православие, представленное одной только организацией – РПЦ, – имеет статус общероссийской религии. В то же время другие религии (де-факто, а не де-юре) обладают таким статусом только в регионах, где большинство населения их исповедует. Государство проводит дискриминационную и в ряде случаев репрессивную политику в отношении религиозных групп (общин), неподконтрольных религиозным объединениям, представляющим «традиционные» религии.

5. 2015 – настоящее время. В указанный период продолжается политика по ограничению свободы совести. В 2015 г. был принят так называемый пакет Яровой, куда входили в том числе поправки в федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях». Этот этап характеризуется усилением контроля государства над религиозными объединениями и дальнейшим ограничением свобод так называемых нетрадиционных религий. Усиливается давление государства на общины, неподконтрольные централизованным религиозным организациям, представляющим «традиционные» религии. С помощью законодательного регулирования государство стремится полностью контролировать не только сами религиозные объединения, но и религиозную жизнь отдельных верующих или групп верующих.

В результате действий регулятора (государства) религиозный рынок в России становится монополизированным. Мелкие фирмы (по масштабам деятельности и клиентской базе) лишаются права распространять религиозный продукт без санкции крупных фирм-монополистов (РПЦ, межрегиональных муфтиятов и др.). 5 апреля 2021 г. были приняты поправки в ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях». Одна из поправок предусматривает, что «устав централизованной религиозной организации в соответствии с ее внутренними установлениями может предусматривать запрет на выход и (или) исключение религиозных организаций из централизованной религиозной организации, в структуру которой они входят».

Таким образом, закон фиксирует уже имеющуюся практику ряда централизованных религиозных организаций (ЦРО), чьи уставы запрещают входящим в них организациям и группам выходить из-под их юрисдикции, и тем самым косвенно содействует монополизации религиозного рынка[573].

Совет по делам религий при Совете министров СССР и смена вектора государственной вероисповедной политики в годы перестройки

Как было сказано в предыдущей главе, оттепель в сфере вероисповедной политики советского государства зачастую не совпадала с определенной либерализацией в других сферах общественной и политической жизни. Так, прекращение кампании по борьбе с любыми проявлениями религиозности и сотрудничество государства с религиозными объединениями в середине 1940‐х гг. происходило на фоне продолжавшихся репрессий в отношении граждан (в том числе верующих). А в годы хрущевской оттепели, напротив, проводилась активная антирелигиозная кампания.

Если же говорить о второй половине 1980‐х гг., то в этом случае демократические реформы в стране совпали с либерализацией в сфере государственно-вероисповедных отношений[574]. Проводившаяся в Советском Союзе с 1987 г. политика демократизации предполагала, помимо прочего, либерализацию законодательства о культах[575]. Партийное руководство страны было заинтересовано в том, чтобы проводимые в стране реформы пользовались поддержкой со стороны разных категорий граждан, в том числе верующих[576].

Успех вероисповедной политики во многом зависел от фигуры председателя Совета по делам религий при Совете министров СССР. С 1984 по 1989 г. во главе СДР находился уже упоминавшийся выше Константин Михайлович Харчев. Именно этот чиновник, ставший последовательным сторонником перестройки, выступил с рядом предложений, имевших большое значение для изменения вектора вероисповедной политики во второй половине 1980‐х гг.[577] Одной из таких инициатив стала организация встречи патриарха Московского и всея Руси Пимена (Извекова) с Генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачевым[578]. Это была первая со времен Сталина официальная встреча руководителя коммунистической партии с предстоятелем Русской православной церкви. Она состоялась 29 апреля 1988 г., и в ней, кроме патриарха и генсека, принимали участие члены Священного Синода РПЦ. Именно с этой даты ведется отсчет новой эры в отношениях государства с РПЦ: церковь постепенно превращается в политическую силу, оказывающую влияние на сферы, в которые прежде не допускалась[579].

По итогам встречи Горбачева с патриархом было принято решение придать торжествам, посвященным 1000-летию Крещения Руси, общенациональный характер. Государство не выделяло РПЦ средства на проведение торжественных мероприятий напрямую, но содействовало в предоставлении на льготных условиях фондов и специалистов для реставрации и строительства церковных зданий, обеспечивало прием и размещение иностранных гостей, оказывало информационную поддержку и т. д.[580]

Кроме того, во время указанной встречи с патриархом и членами Синода Горбачев сделал важное заявление о том, что «верующие – это советские люди, трудящиеся, патриоты, и они имеют полное право достойно выражать свои убеждения»[581]. Смену политики по отношению к церкви Горбачев объяснял возвратом к «ленинским принципам отношения к религии, церкви, верующим», провозглашенным в декрете «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» 1918 г.[582]

В задачи автора не входит выяснение вопроса о том, насколько политика партийного руководства в годы перестройки соответствовала установкам внеконфессионального государства, созданного после 1917 г.[583] Важно отметить другое. В лице руководителя органа, созданного для того, чтобы контролировать и сдерживать религиозную активность, РПЦ во второй половине 1980‐х гг. приобрела инициативного помощника[584]. Заслуживает внимания то обстоятельство, что в ряде случаев предложения Харчева, касающиеся, как он полагал, улучшения положения церкви в СССР, не встречали понимания у иерархов РПЦ. Например, обсуждая с партийным руководством и членами Священного Синода церемонию празднования 1000-летия Крещения Руси, Харчев предложил провести в дни торжеств крестный ход по центру Москвы, начав его в Кремле. Центральный комитет КПСС выступил против этой идеи, и Синод не стал спорить с партией в этом вопросе. Другая инициатива, с которой выступил Харчев, – передать РПЦ Соловецкий монастырь – не нашла поддержки у патриарха, он отказался принять этот дар[585].

Существование в правительстве чиновника, который оказывал максимальное содействие РПЦ при решении как административных, так и финансовых вопросов, казалось, должно было только приветствоваться иерархами церкви. Однако на следующий год после празднования 1000-летия Крещения Руси Харчев был снят с должности. Формальным основанием послужило коллективное письмо нескольких митрополитов на имя Горбачева[586].

На первый взгляд, может показаться, что подобные действия со стороны церковных иерархов, которые, по утверждению Харчева, не были согласованы с патриархом[587], лишены какого бы то ни было логического основания. Однако если принять во внимание ситуацию, которая сложилась после 1988 г. в отношениях между РПЦ и государством, то возникает несколько иное видение проблемы.

Став не без помощи Совета по делам религий участницей политического процесса в Советском Союзе, Русская православная церковь более не нуждалась в посреднике в отношениях с руководством страны. Вместе с тем руководитель Совета Харчев, выстраивая отношения государства с церковью, намеревался тем самым усилить значение возглавляемого им ведомства. Он неоднократно выступал с инициативами по расширению полномочий СДР. Так, например, Харчев предлагал создать вместо Совета специализированный орган – Государственный комитет по делам религий. В отличие от СДР, который формально находился в подчинении Совета министров СССР, а фактически руководствовался директивными указаниями идеологического отдела ЦК КПСС, Государственный комитет имел бы статус профильного министерства, ответственного за разработку и проведение конфессиональной политики в стране.