На самом деле муфтиятам выгодно исчезновение неподконтрольных им религиозных групп. Они заинтересованы в этом не меньше, а может быть даже больше, чем государство. Неслучайно в поддержку закона выступили в первую очередь муфтии северокавказских республик. Так, муфтий Дагестана Ахмед Абдулаев заявил, что «пакет Яровой» не ущемляет права мусульман и его стоит опасаться лишь тем, «кто попал на учет за распространение идей радикализма и терроризма»[675].
Что касается татарских муфтиев, то среди них не было единства по вопросу об отношении к поправкам в закон. Наиболее критично высказался муфтий Духовного управления мусульман Республики Татарстан Камиль Самигуллин. По мнению муфтия:
Закон не повредит тем, против кого он направлен, – террористам и представителям нетрадиционных религиозных течений, поскольку все они уже ушли в интернет и ведут миссионерскую деятельность в Сети… Закон будет мешать традиционному исламу и традиционным проповедникам[676].
Муфтий отметил, что значительная часть исламских обрядов проводится дома, например ифтары в дни Рамадана и др. Соответственно, применение закона может ударить по лицам, участвующим в них[677].
Более осторожное заявление было опубликовано на сайте Совета муфтиев России:
…ведущие мусульманские организации России во всей своей деятельности поддерживают руководство страны в борьбе с любыми радикальными настроениями, против терроризма и экстремизма. Внесение поправок в закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», в который предлагается добавить главу о миссионерской деятельности, вызвано необходимостью упрочения позиций в противостоянии любым деструктивным проявлениям… Законопроект, направленный на ограничение и формализацию миссионерской деятельности нетрадиционных религиозных организаций, может задеть и интересы официально зарегистрированных представителей традиционных религий[678].
Примечательно, что первоначальное заявление Гайнутдина по поводу «поправок Яровой» было более критичным, однако позднее оно было заменено на нейтральное[679].
Некоторые татарские муфтии заявили, что поддерживают изменения в закон. Так, по словам муфтия Духовного собрания мусульман России Альбира Крганова:
Антитеррористический пакет законов, подписанный президентом России, важнейший свод документов, созданный для борьбы с экстремизмом и в том числе с различными псевдорелигиозными организациями. Я уже неоднократно публично говорил о том, что поддерживаю любые правовые шаги, направленные на укрепление общественной безопасности[680].
Что касается РПЦ, то наиболее емко по вопросу об отношении к поправкам Яровой высказалась руководитель правового управления Московского патриархата игумения Ксения (Чернега):
Если новый закон будет ограничивать миссионерскую деятельность РПЦ, мы будем инициировать поправки… Но, по нашему мнению, данный закон будет применяться в отношении нетрадиционных религиозных объединений[681].
Таким образом, Московский патриархат в лице своего официального представителя еще раз подчеркнул, что РПЦ занимает особое, привилегированное положение в Российском государстве и ничего не имеет против, если закон ограничивает права других участников религиозного рынка.
На протяжении всей постсоветской истории России муфтияты и РПЦ объединяет то, что во главу угла они ставят не создание справедливой системы отношений между государством и религиозными организациями, основанной на равенстве всех религий и равноудаленности их от органов государственной власти, а собственные корпоративные интересы[682].
Уверенность РПЦ в том, что закон направлен в первую очередь против представителей «нетрадиционных религий», подтвердила правоприменительная практика за 2016–2021 гг.[683] Изменения в законодательстве о свободе совести затронули в первую очередь протестантские деноминации, но уже в первом полугодии 2020 г. мусульмане заняли первое место по числу подвергшихся наказанию за незаконную миссионерскую деятельность[684]. Однако, как отмечается в ежегодном аналитическом докладе центра «Сова»:
…в 2018 году эти поправки стали применяться уже не только к протестантам и представителям новых религиозных движений, но и к «традиционным» религиозным организациям. Это позволяет предположить, что государство не намерено останавливаться на «антисектантской» борьбе и готово применить репрессии практически ко всем верующим, в идеале сведя деятельность неугодных федеральным или местным властям религиозных объединений только к богослужениям[685].
Для того чтобы активнее применять «поправки Яровой» к мусульманам, существует достаточно предпосылок. Как известно, мечеть в исламе выполняет несколько иную функцию, чем храм у христиан. В качестве мечети может служить любое помещение, где верующие собираются для совершения коллективной молитвы[686]. Пятничная молитва сопровождается проповедью (хутбой). Соответственно, если проповедь произносится в местах, не указанных в законе, а у человека, выступающего в роли имама, нет документа, выданного зарегистрированным мусульманским религиозным объединением, то в свете существующей судебной практики действия такого человека могут с большой долей вероятности рассматриваться в качестве незаконной миссионерской деятельности.
Иными словами, поправки вынуждают религиозную группу или отдельное лицо получать официальное разрешение от централизованной религиозной организации на осуществление деятельности, подпадающей под определение миссионерской. В случае с исламом это обстоятельство, с одной стороны, способствует усилению административного влияния муфтиятов, действующих как на федеральном, так и на региональном уровне. Но с другой стороны, это ведет к обострению конкурентной борьбы между духовными управлениями за независимые общины, которые вынуждены присоединяться к тому или иному муфтияту, чтобы избежать проблем с правоохранительными органами.
Муфтияты в свете религиозного законодательства России
Как уже отмечалось в предыдущей главе, в СССР существовала следующая классификация религиозных объединений: 1) религиозный центр как высшее звено, 2) духовные управления и 3) религиозные общества и группы. Так, например, в качестве религиозного центра выступал Московский патриархат. В то же время роль духовных управлений играли епархиальные управления в границах административно-территориального деления СССР. Низшим звеном были приходы.
В исламе не было единого религиозного центра и, соответственно, отсутствовало высшее звено. Поэтому существовала двухуровневая структура: духовные управления – религиозные общества и группы[687].
В законе СССР «О свободе совести и религиозных организациях» 1990 г. была сохранена существовавшая терминология. При этом все три вида религиозных объединений могли именоваться религиозными организациями. В законе РСФСР «О свободе вероисповеданий» 1990 г. существовавшая классификация сохранилась. Для обозначения религиозных организаций разного уровня использовался термин «религиозные объединения», которые, в свою очередь, подразделялись на «региональные или централизованные» (ст. 17).
В результате процесса образования новых, независимых муфтиятов, а затем их консолидации в 1990‐е гг. появились новые религиозные центры: Высший координационный центр духовных управлений мусульман России (ВКЦДУМР), Совет муфтиев России (СМР) и Координационный центр мусульман Северного Кавказа (КЦМСК). ДУМЕС, переименованный в ЦДУМ, а также СМР, ВКЦДУМР и КЦМСК классифицировались с точки зрения законодательства как централизованные религиозные объединения, а муфтияты, контролировавшие общины только в одном регионе, – как региональные объединения. Согласно статье 18 закона «О свободе вероисповеданий», религиозное объединение совершеннолетних граждан, в состав которого входило не менее 10 человек, пользовалось правами юридического лица с момента регистрации его устава (положения).
Таким образом, с точки зрения законодателя не имело принципиального значения, состоит религиозное объединение из 10 человек или из нескольких сот тысяч: и первое и второе были равны перед законом и, соответственно, государством. Это обстоятельство если не напрямую, то косвенно влияло на то, что региональные муфтияты не стремились к единству в рамках всероссийского духовного управления с четко выраженной вертикалью власти. Все централизованные религиозные объединения мусульман, созданные с 1990 по 1997 г., имели характер координационных структур (ВКЦДУМР, КЦМСК и СМР). Такой формат позволял региональным муфтиятам сохранить независимость от других централизованных объединений и давал им возможность выходить через координационные структуры на высокопоставленных чиновников при решении важных вопросов.
В законе «О свободе слова и о религиозных организациях» 1997 г. понятие «религиозное объединение» также было сохранено. Религиозные объединения подразделяются на религиозные группы и организации (ст. 6). В отличие от религиозной организации, создание группы не требует регистрации.
Религиозные организации «в зависимости от территориальной сферы своей деятельности подразделяются на местные и централизованные» (ст. 8, п. 2). В качестве местной религиозной организации (МРО) законом признается «религиозная организация, состоящая не менее чем из десяти участников, достигших возраста восемнадцати лет и постоянно проживающих в одной местности либо в одном городском или сельском поселении» (ст. 8, п. 3). Для того чтобы сформировать централизованную религиозную организацию (ЦРО), необходимо наличие «не менее трех местных религиозных организаций одного вероисповедания в соответствии с собственными установлениями религиозных организаций, если такие установления не противоречат закону» (ст. 9, п. 2).