Содержащиеся в письме Гайнутдина пассажи в адрес суфизма не случайны. Умозрительный рационализм обновленчества не оставляет места для мистического способа познания Бога. В других межрегиональных духовных управлениях муфтии, даже не будучи членами тарикатов, признают значение и роль суфийского наследия для мусульман в современной России.
Такое отношение к суфизму может быть объяснено не только неприятием мистического способа познания Бога со стороны аппаратчиков ДУМ РФ, но и тем, что Гайнутдин и его сподвижники не признают пути формирования религиозного авторитета, принятого в тарикатах. Муфтии – члены суфийских братств – обладают смешанным типом легитимного господства: харизматическим и бюрократическим. Муфтий ДУМ РФ опирается исключительно на последний. Его авторитет базируется на занимаемой им должности. Пока он находится во главе бюрократической структуры, он обладает властью над подчиненными. Как только такой руководитель покидает занимаемую должность, он утрачивает все свои позиции в качестве лидера. Неслучайно ученики Гайнутдина (те, кто сам так себя называет) – это не богословы, получившие от муфтия религиозные знания, а администраторы, перенявшие у своего учителя методы управления[850].
В таких условиях ДУМ РФ вынуждено опираться исключительно на административный ресурс и не может существовать без поддержки регулятора. От государства ДУМ РФ ожидает признания своего символического лидерства среди мусульманских религиозных организаций и предоставления ему на этом основании определенных привилегий и льгот.
Установившиеся в ДУМ РФ бюрократизация и авторитаризм в отношениях с мусульманскими общинами входят в диссонанс с идеями обновленчества. Казалось бы, предусматриваемая обновленцами возможность для каждого имеющего необходимые знания мусульманина самостоятельно трактовать Коран подразумевает, что в контролируемом ими муфтияте система управления должна быть горизонтальной, а тип легитимного господства муфтия – исключительно харизматическим. В реальности же Гайнутдин являет собой яркий пример религиозного бюрократа, а не авторитетного мусульманского богослова, ставшего «первым среди равных» благодаря знаниям и набожности.
По типовому уставу мусульманских общин, входящих в ДУМ РФ, утверждение имамов в должности находится в руках центрального аппарата этого муфтията[851]. Подготовленный в ДУМ РФ типовой устав общин еще до принятия поправок в закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» исключал возможность свободного выхода из структуры духовного управления и входящих в него региональных подразделений – мухтасибатов.
В ДУМ РФ входят следующие категории общин:
1) общины, созданные по инициативе ДУМ РФ и возглавляемые ставленниками и назначенцами центрального аппарата муфтията. Это костяк ДУМ РФ;
2) изначально независимые общины, которые оказались в ситуации выбора между несколькими региональными муфтиятами, входящими в структуру межрегиональных духовных управлений. Сейчас фактически и юридически община не может существовать вне централизованной религиозной организации мусульман (ЦРОМ). В результате общинам приходится выбирать среди существующих муфтиятов[852];
3) общины, находившиеся в юрисдикции независимых региональных муфтиятов, которые добровольно или вынужденно вошли в состав ДУМ РФ.
Подобная же ситуация характерна и для других межрегиональных муфтиятов. Принципиальная разница между ними и ДУМ РФ состоит в том, что последнее активно создает небольшие общины и мухтасибаты в регионах, где уже присутствуют религиозные объединения, находящиеся в юрисдикции других межрегиональных муфтиятов.
Такая стратегия ДУМ РФ на религиозном рынке вызывает неприятие со стороны других духовных управлений[853]. Особое возмущение вызывает то, что ДУМ РФ пытается делать это через чиновников и рассматривает общины лишь как свой символический капитал в стремлении захватить монополистическое положение в исламском сегменте религиозного рынка России. Обратной стороной вовлечения государства в решение конфликтов между мусульманскими религиозными организациями стало усиление зависимости муфтиятов от органов власти.
В условиях авторитарного государства, жестко контролирующего религиозную жизнь, верующие заинтересованы, чтобы общины как можно меньше взаимодействовали с органами власти. В этих условиях открытый миру обновленческий ислам по определению в большей степени вынужден сотрудничать с государством, чем ислам «традиционный». Мирное сосуществование «традиционного ислама» и политического режима в России базируется на следующей формуле: мы практикуем свою религию, не вмешиваемся в дела государства, обеспечиваем лояльность верующих действующей власти, а последняя, в свою очередь, не вторгается в наши религиозные дела.
Мусульманские обновленцы не просто обещают государству обеспечить лояльность верующих политическому режиму, но и демонстрируют готовность оказывать содействие в реализации государственной внутренней и внешней политики. Кредо мусульманского обновленчества является активное сотрудничество с органами государственной власти от имени мусульман России. Готово ли государство к такому партнерству, покажет время. Большое значение имеет и то, как далеко готовы обновленцы зайти в продвижении своей версии ислама, лишенного опоры на многовековые традиции татар. Это международный конструкт, который не имеет корней и опоры в широких массах. И потому он более уязвим для критики со стороны мусульман. А не пользующийся поддержкой верующих муфтият неинтересен государству. Поэтому следует ожидать, что идеологи обновленческого ислама в ДУМ РФ будут пытаться балансировать между радикальными идеями реформирования ислама и взглядами большей части практикующих мусульман, не готовых к пересмотру устоявшихся представлений о целом ряде аспектов исламской теологии и права.
В конце 1980‐х – начале 1990‐х все четыре советских духовных управления мусульман столкнулись с кризисом легитимности и либо прекратили свое существование, либо утратили влияние среди значительной части верующих. Межнациональные конфликты повлияли на судьбы муфтиятов, в состав которых входили общины, включавшие представителей разных народов.
ДУМЕС также столкнулось с центробежными тенденциями. Но этому муфтияту тем не менее удалось сохранить контроль над значительным числом общин в разных регионах и возможность непосредственно взаимодействовать с регулятором (государством). В таких условиях другие участники религиозного рынка, контролировавшие общины в отдельно взятых субъектах федерации, пришли к пониманию необходимости объединиться для отстаивания своих интересов перед регулятором.
Оптимальной формой такого объединения (при отсутствии законодательных ограничений) стал картель, участники которого сохраняли свою финансовую и производственную независимость при создании религиозного продукта. Такими картелями были созданные в начале и середине 1990‐х гг. Высший координационный центр духовных управлений мусульман России и Совет муфтиев России. Их участники – региональные муфтияты – делегировали картелю такие функции, как представительство своих интересов на федеральном уровне, установление цен на свои товары и услуги, расширение сферы влияния и т. д. Все это позволяло участникам картеля снизить свои издержки при производстве и сбыте религиозного продукта. В частности, через Совет муфтиев региональные муфтияты получали финансирование из федерального бюджета на свои проекты[854]. Участие руководства СМР в переговорах с руководством субъектов федерации позволяло быстрее и эффективнее решать целый ряд проблем, например получать разрешения на строительство мечетей.
В результате в конце 1990‐х гг. в исламском сегменте религиозного рынка сложилась олигополия с тремя участниками: ЦДУМ, СМР и КЦМСК. Учитывая узкую региональную специализацию КЦМСК, основная конкуренция в конце 1990‐х и в 2000‐х гг. развернулась между ЦДУМ и Советом муфтиев. Соперничество между ними усиливалось за счет того, что оба олигополиста предлагали практически идентичный религиозный продукт одной и той же группе покупателей (татарам).
Единственной возможностью расширить клиентскую базу был выход за границы этноцентричности. Эту стратегию Совета муфтиев России сейчас продолжает реализовывать Духовное управление мусульман Российской Федерации. Находящийся в Москве ДУМ РФ по определению не может быть исключительно татарским муфтиятом: несмотря на значительное татарское население в столице, большинство прихожан столичных мечетей с начала 1990‐х гг. составляют выходцы из Средней Азии и Кавказа. Но и за пределами Москвы ДУМ РФ не ограничивается работой с общинами, где большинство составляют татары. Присоединяя существующие махалли и создавая новые, ДУМ РФ зачастую нарушает негласные, неписаные правила разделения сфер влияния между духовными управлениями мусульман в постсоветской России.
Обратной стороной такой экспансионистской политики может стать то, что религиозному лидерству татар может быть брошен серьезный вызов со стороны представителей других мусульманских народов. Составляющие незначительную часть современной мусульманской уммы России (если говорить о практикующих верующих), татары сохраняют лидирующие позиции в качестве руководителей большинства муфтиятов и общин в европейской части России и Сибири благодаря институту муфтията.
Без опоры на национальный фактор муфтият может утратить легитимность и среди самих татар. Если муфтият – не национальное учреждение, то какие основания у того же Гайнутдина занимать должность муфтия? Почему не назначить на этот пост грамотного мусульманина из числа уроженцев Средней Азии или Северного Кавказа? Таким образом, только фактор этноцентричности позволяет сохранить институт муфтията. Неслучайно этноцентризм является одним из краеугольных камней идеологии ЦДУМ. Проповедуемый муфтием Таджуддином принцип «каждый сеет в своем огороде», с одной стороны, ограничивает возможности возглавляемого им муфтията на религиозном рынке, с другой – является более прочной основой для работы в среде, в целом разделяющей ценностные установки татарского «традиционного ислама».