Не вытекал ли логически захват Гитлером Австрии и Судет из самоопределения германской нации, т. е. узко национального эгоизма?
Катастрофа Второй мировой войны и страх перед Третьей поставили во весь рост концепцию, высказанную А. Кестлером:
– Совпадают ли в наши дни понятия «левизны» и прогресса? Не нуждается ли их взаимоотношение в коренной и всесторонней ревизии?
Сам процесс жизни мира в его пока свободной части уже приступил к этой ревизии:
– От утверждения самоопределения наций свободный мир идет к ограничению их суверенитета, к созданию наднациональных океанских и материковых союзов, к организации надгосударственных энергетических центров (план Шумана), к надпартийному и внепартийному европейскому парламенту…
Свобода борьбы партий за власть вызвала потребность ее ограничения, выразившуюся пока в признании антигосударственными явно тоталитарных партий, в том числе и коммунистической – «левейшей». Неизбежность и общественная необходимость этого акта ясна, но столь же ясно и его противоречие с лозунгом свободы союзов – одним из китов политического прогресса XIX века.
Таким образом, концепции понятий о свободе личности и коллектива поставлены границы. Это выражено так же в контроле государства над инициативой в промышленности, торговле, денежном обращении, передвижении и даже… в контроле над мышлением… Отбросив фиговые листки, мы должны признать, что вызванные явной необходимостью, вполне обоснованные, разумные и целесообразные репрессии и ограничения прав лиц, мыслящих явно тоталитарно, являются все же
Система, основанная на прямом, равном, тайном и общем голосовании.
действием, противоречащим принципам демократии в ее формах прошлого века.
Но, если отдельные главные элементы, составлявшие ее комплекс, подверглись уже под давлением времени переоценке, то не подлежит ли ей и весь комплекс в целом? На том же Берлинском конгрессе делегат Германии, профессор Коган сказал:
– Надо признать, что осуществления массовых форм демократии мы не достигли.
Иначе говоря, двигаясь в «левом» направлении, к цели, поставленной XIX веком, не пришли, ибо иной, кроме как массовой демократии (народоправия) быть не может. Остается лишь договорить то, что деликатный проф. Коган сказать постеснялся:
– Шествуя «влево», мир пришел к крайнему «правому» – к полной реакции в СССР и подчиненных ему странах, к реакционным устремлениям умеренно «левых» в других государствах, которые ясны из противодействия английских, германских, шведских и других социалистов всем попыткам обновления организма Европы: плана Шумана, созданию Европейского парламента, реорганизации валютно-финансовой системы и т. д.
«Левое» стало «правым». «Вертячка» завершила свой круг. Но «левые» Европы и нашего русского Зарубежья еще не могут сойти с рельс прошлого века, переключить стрелку своей политической мысли в духе времени.
Что ждет их дальше в «левом» направлении? «Достижения» СССР? Без отказа от объединения прогресса с «левизной» эти «достижения» неизбежны.
[Алексей Алымов]
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 28 октября 1950 г.,
№ 56, с. 6.
Байронизм в политике
Пожившим в СССР и глотнувшим там хорошую дозу победившего социализма приходят в голову странные мысли. Например, сколь крепко вздули бы Донкихота кастильские мужики, если бы этому благородному и подлинно безупречному рыцарю удалось бы на самом деле разрушить ветряные мельницы? Вероятно, здорово бы его побили. Ведь весь район остался бы без муки.
Англосаксам подобные гипотезы в голову не приходят. Они не растирали подобранных на социалистическом поле колосьев между булыжниками, как русские колхозники. Не получали они и по десять лет каторги за такие сборы. Не производили и экспериментов с размолом ржи на кофейных мельничках, подобно российским интеллигентам. Поэтому их мышление прямолинейно, устойчиво и традиционно.
Так, например, среди подлинно благородных и рыцарственных англосаксов стойко держится традиция освобождения и притом не каких-либо неполноценных народов, зулусов или гвинейцев, но высокоодаренных, угнетенных тиранами. Эта традиция имеет глубокие корни, но мы проследим ее лишь от рыцарственного романтика лорда Байрона.
Лавры поэта не удовлетворили этого безусловно чистого и возвышенного в своих стремлениях англосакса, и он устремился действенно освобождать действительно угнетенных потомков Аристида и Платона. Соответствующий комитет дал ему средства, а соответствующие политические организации – информацию и содействие. Отметим попутно, что эти организации (карбонарии, мафия, и т. д.) были крайне «левыми» по тому времени. Высадившись на балканском берегу, лорд Байрон организовал повстанческую армию и приготовился к походу. Было получено оружие, были деньги, но по странной случайности не оказалось только одного – солдат. Освободительная армия лорда Байрона была заполнена элементом, носящим на нашем грубом языке кличку «шпаны». Выступления в поход не состоялось, и лишь милостивая смерть спасла гордого поэта от самого страшного для него – осмеяния. Желающим глубже ознакомиться с этим эпизодом, я рекомендую прочесть прекрасную повесть М. Алданова «Могила воина».
Н. С. Лесков рассказывает о другом столь же чистом душой англосаксе Артуре Бэни[171]. Он лордом не был. Не было у него и байроновского размаха, но душа его была столь же возвышенна. Он устремился освобождать угнетенных своими кровавыми царями русских мужиков. По странной случайности именно тогда, когда один из этих кровавых царей 19-го февраля 1861 г. произвел какой-то государственный акт, касавшийся этих действительно нуждавшихся в освобождении людей. Артура Бэни информировали и оказывали ему содействие также самые «левые» по тому времени политические группы. Кончилось дело худшим, чем с Байроном. Честный и благородный Бэни был предан, осмеян и оклеветан по странной случайности именно этими «левыми» группами, и оклеветанному ими же мракобесу Н. С. Лескову пришлось, правды ради, очищать имя великодушного Артура Бэни от налипшей на него грязи.
Посмотрим дальше. Безупречно правдивая А. В. Тыркова-Вильямс в своей прекрасной книге «На путях к свободе» рассказывает о своем втором муже, столь же безупречном, рыцарственном, одухотворенном лучшими стремлениями Гарольде Вильямсе. Он был специальным корреспондентом из России двух крупнейших английских газет «Таймса», а позже «Манчестер Гардиан», в предреволюционную и революционную эпоху. Организацией военных сил он не занимался, но делал больше: он организовывал общественную мысль могучей тогда Англии, ее правящих кругов, а отчасти и Америки. К «Таймсу» прислушивались и там. Повторяю: мы не имеем никаких оснований допустить даже тени сомнения в высоких качествах души, большом уме и чистоте побуждений покойного Гарольда Вильямса. Но по свидетельству столь же правдивой А. В. Тырковой-Вильямс, корреспондент «Таймса» Гарольд Вильямс черпал информацию о России в Штутгарте, в кружке самых «левых» по тому времени русских деятелей и только там. С их слов он писал, например, о еврейских погромах. А, как доказано теперь, обвинения «левыми» царского правительства и даже самого Государя в позоре этих погромов были ложью, и на основе этой и многой подобной ей лжи строилось в отношении России общественное мнение англо-саксонских стран. После «февраля» Г. Вильямс приехал в Россию, где продолжал воспринимать информацию только «слева» и только на этой основе формировать взгляд Запада на русскую революцию. Не его ли корреспонденциями в известной, а, быть может, и значительной мере, обусловлены поддержка керенщины Западом, бойкот национальной России в Версале, призыв к «торговле с людоедами» и т. д.?
Дорога в ад, как известно, вымощена благими, подлинно благими намерениями.
Г. Вильямс умер рано. А. В. Тыркова глухо упоминает, что под конец жизни он во многом изменил свои взгляды на Россию. Она не сообщает о глубокой трагедии ответственности, сознания личной виновности, которую на наш взгляд переживал, не мог не переживать чуткий, умный, великодушный, глубокий христианин Гарольд Вильямс. Это ее право. Не следует обнажать тайн души человека, даже после его смерти. Но предостерегать людей опытом совершенных ранее аналогичных их действиям ошибок нужно. Тем более, когда эти ошибки могут повлечь космические последствия.
Мы не сомневаемся в безусловном – как и у Байрона – великодушии адмирала Кэрка[172], возглавляющего ныне русскую освободительную акцию, ни в его – как и у Артура Бэни – пламенности, ни в его – как у Гарольда Вильямса – христианской направленности действий. Но мы не можем не отметить его – как и всех трех предыдущих – однобокости подхода к России только слева.
Российский народ, как и каждый организм, имеет свою правую и свою левую стороны. Его политический путь обуславливается соотношением весомости этих сторон. Весомость же определяется весами, имеющими две чашки и стрелку. Байроническая традиция англо-саксов игнорировала этот прибор. Результат получился трагичным не только для освобождаемых, но и для освободителей. Честных, пламенных, великодушных освободителей.
В своем последнем выступлении адмирал Кэрк заявил, что он «поддерживает» определенные принципы (т. е. одну чашку весов), но ничего не «предрешает». «Предрешать» было бы совершенно праздным занятием не только для него, но и для любого из живущих на земном шаре. Не «предрешит», а «решит» вся совокупность борющихся сил. Но магнетто, запальник одной из этих сил, на наш взгляд наиболее значительной, сейчас находится в руках адмирала Кэрка, и ответственность за правильное действие этого прибора несет сейчас он – адмирал Кэрк. Эта ответственность может повести к великой трагедии не только для благородной души адмирала Кэрка, но и для многих миллионов душ.
Байронизм в поэзии был прекрасно трагичным. Байронизм в политике бывал трагичным, но прекрасным никогда.