Цель настоящей статьи – только попытка гипотетически заглянуть в будущее через призму настоящего, отрешаясь от консервативных очков XIX в., не смогшего осуществить подлинную массовую демократию, сведя ее лозунги к безответственным действиям профессионалов политики.
Сквозь туман коррупции партийно-парламентской системы уже намечаются две линии дальнейшего развития государственных форм: первая – стремление к непосредственному волеизъявлению масс, минуя партийных контрагентов, вторая – законодательство технического прогресса.
Таким образом, схема управления в покризисном государстве рисуется базирующейся на четыре основных силовых центра:
1. Отмирающий партийно-представительный орган (современный парламент), который, несомненно; еще долго будет бороться за свою жизнь».
2. Постепенно накопляющий силы орган непосредственного волеизъявления народа, массовой демократии (современный плебисцит).
3. Высший секционный совет специалистов, оформляющий деятельность политиков-универсалистов (современные эксперты).
4. Аппарат исполнительной власти, подчиненный Главе государства, гипотетическому рассмотрению которого автор надеется святить следующее «письмо нового эмигранта».
Положения и взгляды, высказанные в двух первых письмах относятся к рассмотрению покризисного государства вообще, но главным образом к грядущей России, т. к. именно ей всем ходом мировой истории предопределено выработать и осуществить эти новые формы государственности в силу пережитой и переживаемой ею трагедии.
Фокус кризиса в ней. В ней же и его разрешение.
«Знамя России»,
Нью-Йорк, 18 октября 1950 г.,
№ 26, с. 5–7.
Во главе докризисного государства может стать наследственный монарх, избранный большинством президент или ставленник организованного меньшинства – диктатор. Других форм возглавления государства мы пока не знаем.
Диктатура бесповоротно отвергается, как нами, – русскими монархистами, – так и всеми нашими политическими противниками, за исключением НТС (солидаристов), пытающегося прикрыться завлекательными ризами персоналистического раскрепощения личности.
Тем не менее, попытки прорыва к диктатуре в течение первого хаотически-стихийного периода становления покризисной России, несомненно, будут, но вряд ли в ней смогут быть созданы необходимые для утверждения диктатуры сильные организованные группы (партии).
Вернее будет предполагать, что борьба разыграется между сторонниками республиканского и монархического образов правления. Учету и сравнению шансов этих двух сил на базе современной России, при сохранении возможной объективности и отрешении от личных эмоций посвящает автор это письмо.
Что же говорит нам эта современная Россия в той мере, в какой возможно услышать ее голос и «там» – под прессом, и «здесь» – от единственно доступного нам ее отражения, «новой» и «новейшей» эмиграции.
Прежде всего то, что население современной России свободно от гипноза всех политических доктрин XIX в. за исключением одной – коммунистической доктрины. Эта последняя пожрала всех прочих фетишей, но, пожрав их, лопнула, не только не оправдав себя на практике, но разочаровав в себе и отвратив от себя основные массы населения России, главным образом крестьянства.
Советская пропаганда, самая активная, самая мощная и самая гибкая в мире, умело использовала все дефекты, все недочеты представительного строя, чтобы развенчать в сознании масс этот кумир XX в. и за 30 лет достигла цели. То же самое было применено ею и по отношению к монархическому строю, но в этом направлении она встретила непреодолимое препятствие – народную память.
Отбросим отвлеченные представления о монархической традиции или эмоциональных устремлениях к «батюшке-царю». Они не реальны. Человек, никогда не слышавший звона колоколов, не в силах ощутить поэзию этого звона. Но память абсолютно реальный фактор мышления. На ее основе подсоветские массы беспрерывно производят сравнение между прошлым «проклятым царизмом» и теперешним «социалистическим раем» во всех областях их бытия, и это сравнение столь же беспрерывно показывает им преимущества «времен царизма». Более того, прошлое, как всегда, обрастает легендой, его темные стороны смягчаются, а светлые – выступают ярче. Этот процесс развивается в народах СССР с неуклонной нарастающей силою.
Русское прошлое демо-представительного строя не только не имеет этого обаяния, но, наоборот, оно неразрывно связано в народной памяти с представлением о пресловутой керенщине, которая подавляющим большинством населения вспоминается с добавлением нецензурной характеристики.
Недолгое господствование Керенского столь же скомпрометировало идею демократии, сколь угнетательство Сталина – идею социализма.
Прошу уважаемых читателей из среды «старой» эмиграции прежде всего забыть о существовании Хорей, Калинычей, Платонов Каратаевых, «богоносцев», «правдоискателей» и проч… Их нет в СССР, революция их смела, если они и были. Современный подсоветский человек в массе прежде всего практичен и материалистичен. Выросший в обстановке беспрерывного полуголода, недостатка в самом необходимом, произвола, попрания основных прав личности и собственности, террора всех видов, – он не может быть иным, и не его вина в том, что он прежде всего хочет гарантии минимума своих человеческих прав – освобождения от вечного страха за будущее, от угроз голода, гарантий личного заработка, ценности сбереженного рубля, неприкосновенность дома и земельного участка, свободы найма и передвижения.
Кто же, по его мнению, вернее выполнит эту его первую и главную волю – наследственный монарх или временно принявший власть президент?
Прошу уважаемых читателей усвоить также, что современные подсоветские массы, даже колхозники, намного выше дореволюционных по уровню политической осведомленности. Сведения о жизни мира даются им тенденциозно и извращенно, но этот яд уже выработал противоядие себе: рядовой колхозник не только читает газету, но умеет расшифровывать советские сообщения и анализировать их.
Итак, вот перед ним, подсоветским колхозником, президент могущественнейшей и богатейшей республики – Гарри Трумэн, избранный большинством в один миллион голосов при общем числе избирателей в 90 миллионов, Этот приведший его к власти миллион голосов составляет почти 0,01 всей массы. Может ли эта одна сотая осуществлять действительную волю народа?
Гибкая и умелая советская пропаганда, конечно, разъяснила эту простую арифметическую задачу.
Подсоветский колхозник осведомлен также и о всех министерских кризисах Франции. То, что каждый министр охарактеризован, как ставленник буржуазии и враг народа, – подсоветского человека мало трогает: он знает цену этой «вражде народу» по личному опыту, но сам факт министерской чехарды внушает ему очень мало надежды на то, что подобная система гарантирует ему спокойную жизнь и главное – личную собственность.
Бешеная кампания советов против США, конечно, не оставляет в тени того тупика, в который загнал свою страну Рузвельт, тех жертв, тягот и налогов, которые взвалила на плечи американского народа его политическая линия. Хочет ли советский колхозник такого осуществления воли народа?
Добавьте к этому широкое осведомление подсоветских масс о всех скандальных парламентских процессах Запада, о случаях подкупа членов правительств, о стоимости каждых выборов, о гангстерах, тратящих по 400 миллионов долларов на взятки, о сверхприбылях захвативших власть банков и трестов… Добавьте к этому еще страх и недоверие, внушенное ему по личному опыту самим словом «партия»…
Вряд ли, освободившись от диктатуры партии, он станет сторонником партийно-парламентской системы.
Но чаши весов политического мышления подсоветского человека еще не полны. Кладем на них явную невозможность подкупа монарха и возможность подкупа президента; надпартийную независимость первого и зависимость второго от выдвинувшей его партии; содержание за счет народа одного (хотя бы и в предельной роскоши) и суммы, вырванные из доходов народа группой соратников второго (об этом колхозник тоже осведомлен) и многое еще по опыту понятое жителем СССР… Чья чаша перетянет?
Подсоветские массы и их интеллигенция чужды историческому миропониманию уже в силу одного того, что истории они не знают. Они воспитывают свою политическую мысль на современности – личном опыте и обильно поступающей к ним пропагандной литературе.
Личный опыт отталкивает их от коммунизма и социализма всех видов.
Порожденная нуждами войн, национально-патриотическая пропаганда последних 15 лет (срок не малый) показала им ряд выдающихся творцов монархической России: безмерно возвеличен царь Петр Великий, слит с народным движением Александр Благословенный, подчеркнут, как никогда раньше, героизм Невского и Донского, оправдан даже Иоанн Грозный… прошли перед глазами Суворов, Кутузов, Багратион; даже Скобелев очищен от «службы империализму» и восстановлен в звании родного солдату «Белого Генерала»…
Ни одного выдающегося лица представительной системы в современной советской литературе не показано. Спартаки, Пугачевы, Разины и прочие «народные вожди» теперь упразднены, как неблагонадежный элемент.
Каждая палка имеет, как известно, два конца. Один из них дал Сталинград. Что даст другой?
Современность в лице пятилеток, грандиозных планов орошения, строительства водных систем, облеснения миллионов гектаров и т. д. разъяснила массам значение широких исторических программ, рассчитанных на длительные сроки десятилетий и даже столетий. Массы впитали в себя это программное строительство своей родины, поняли его необходимость и неизбежность. Можно утверждать, что русский, народ и прежде, в течение всей своей исторической жизни, понимал и поддерживал широкие программы, выдвинутые Самодержавием. Так, всей громадою откликнулся он на земельную программу Столыпина и, более того, в течение 400 лет активно содействовал «восточной программе», выделяя из своей ср