Рассматривая царствование Императора Николая Первого, автор ни в какой мере не замалчивает его дефектов, главным из которых была гипертрофия бюрократизма, но вместе с тем показывает читателю и огромную, бесспорно прогрессивную работу, проделанную в отдельных ведомствах за это время. Читатель знакомится со многими фактами, укрытыми от его внимания тенденциозно-прогрессивными историками, изображавшими это царствование «Николая Палкина», как эпоху шпицрутенов, кувшинных рыл и прочих гоголевских типов. Зато перед ним встают мало известные исторические фигуры дельного и разумного бюрократа-финансиста графа Канкрина[197], приведшего не только в порядок, но в блестящее состояние финансы Империи, широкая и тоже прогрессивная работа графа Уварова[198], огромный труд по систематизации Свода Законов, осуществленный под руководством графа Сперанского[199]и главным образом деятельность графа Киселева[200], выполнившего всю подготовительную к освобождению крестьян огромную по своему масштабу работу. Эта деятельность министров Самодержца Николая Первого была скрыта от их современников в тиши различных комитетов, кабинетов и т. д., от потомков же умышленно замолчана очень многими из историков.
Главы, в которых автор глубоко и всесторонне освещает эпоху великих освободительных реформ Александра, можно смело назвать торжественным хвалебным гимном направленной ко благу государства и нации воле Самодержца. С. Г. Пушкарев ярко освещает, пользуясь подлинными историческими документами, высокое напряжение борьбы, которую пришлось вести молодому Царю-Освободителю и его ближайшим сотрудникам с количественно и по влиятельности превосходящими их крепостниками.
Читателю становится совершенно ясно, что при устранении воли Самодержца и самого принципа самодержавия, освобождение крестьян не было бы тогда осуществлено, т. к. дворянско-крепостническая оппозиция была слишком сильна и на местах и в самом дворце. Группа же подлинно передовых сторонников реформы была по сравнению с ними незначительной и, кроме того, имела еще оппозицию слева, со стороны революционно-радикальных шестидесятников. В качестве прекрасной иллюстрации к этому автором рассказан такой малоизвестный факт: главный организатор и детализатор реформы Я. И. Ростовцев[201] скончался, не дожив года до ее осуществления; Государю предстояло отыскать другого, столь же опытного администратора для ее окончательного оформления и проведения в жизнь. Найти такого человека было очень трудно, и пришлось назначить на место Ростовцева опытного и дельного графа Панина[202]… по убеждениям яростного крепостника. Но категорический приказ Самодержца заставил этого зубра действовать в направлении обратном его личным стремлениям и выполнить возложенную на него задачу. Воздает должное Пушкарев и ближайшим сотрудникам Царя-Освободителя: князю Черкасскому[203], славянофилу Ю. Ф. Самарину[204] и особенно в дальнейшем фельдмаршалу Н. А. Малютину[205], а также брату Государя, Великому Князю Константину Николаевичу.
В заключительной части этих глав автор уделяет много внимания непосредственным следствиям реформы: бурному росту экономики и промышленности, развитию железнодорожной сети, расширению народного образования, осуществлению всеобщей воинской повинности и тесно связанными с ними военно-организационным мероприятиям, вовлечению передовых дворянских кругов в административную работу на местах (мировые посредники) и, наоборот, привлечение крестьян к участию в местном самоуправлении (земство) и т. д. Следует отметить, между прочим, что упрек в недостаточном по количеству наделении крестьян землей С. Г. Пушкарев категорически опровергает, как миф. При осуществлении реформы помещичьи крестьяне были наделены землей в достаточном размере (чего не было ни в одном европейском государстве), а государственные крестьяне получили даже богатые наделы. Малоземелье же центральных губерний возникло позже, в силу прироста населения, низкой агротехники и, главным образом, общинному характеру крестьянского землепользования, которое автор труда, равно как и мы, считает самым слабым местом крестьянской реформы, введенным в нее лишь под давлением близоруких администраторов справа и радикальных шестидесятников слева (Герцена, Чернышевского, позже Лаврова и Ткачева), видевших в общине эмбрион осуществленного социализма, говоря по-современному, колхоза.
Столь же ярко и полноценно освещены С. Г. Пушкаревым и другие реформы великого царствования Самодержца-Освободителя. Попутно автор опровергает, как миф, «традиционное представление о том, что революционное движение в России началось лишь как ответ на правительственную реакцию или даже террор».
Неопровержимыми хронологическими данными он доказывает, что «бесы» в России начали свою гнусную деятельность именно в самый разгар ее всестороннего раскрепощения по воле Самодержца.
Дальнейшим развитием освободительной крестьянской реформы автор, как и мы, считает эпоху Столыпина – ряд новых узаконений, проведенных им с полного одобрения Царя-Мученика.
Рассказывая читателю краткое содержание этих прекрасных глав книги «Россия в XIX веке», мне, как рецензенту этого труда, приходится расставлять точки над «и». Сам автор по причинам, которые приходится искать в тенденциозной направленности издательства им. Чехова, не рискует оперировать термином Самодержавия, но из приведенных им фактов и документов благостная роль этого образа правления для России выясняется в полной мере.
Воздавая должную хвалу всему труду С. Г. Пушкарева в целом, приходится пожалеть лишь о том, что его книга по сложности и обилию собранного в ней материала не может служить учебником уровня средней школы, в чем так нуждается наша молодежь, но зато она послужит прекрасным руководством для учителей истории в среде эмиграции, а в дальнейшем в свободной России.
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 5 июля 1956 г.,
№ 337, с. 4.
Практические примечания[Н. Потоцкий]
Среди не утративших любви к своей родине людей русского зарубежья вряд ли найдется хоть один, кто возразил бы на мысли, высказанные нашим единомышленником Н. Потоцким[206] в его прекрасной, пламенной статье «Неотложная задача»» («Наша страна», № 295). Вряд ли можно что-либо добавить и к коротко, но вместе с тем фундаментально намеченной им программе книги по русской истории, в которой бы была сказана подлинная, настоящая правда о прошлом нашего великого народа, в которой основные этапы его исторической жизни были бы освещены беспристрастно, но вместе с тем правдиво, которая давала бы читателю не только знание фактов нашего исторического прошлого, но и внушала бы ему любовь к нации, жизненными этапами которой являются эти факты.
Мысль о том, что такая книга необходима, не раз высказывалась в национальной печати русского зарубежья. Были даже попытки создать такую книгу, но они не увенчались успехом. Было много частных деловых разговоров на ту же тему. В недалеком прошлом я сам получил из США предложение сотрудничать в такого рода издании, но… благими попытками, как известно, вымощена дорога в ад, и в данном случае все пожелания упирались в препятствия, которые в советчине принято называть «объективными условиями». За все 35 лет жизни Российской эмиграции такой книги не было создано, и в результате многие пламенные сторонники этой идеи пришли к решению, что подобное издание невозможно и что мысль о создании такого рода книги по русской истории беспочвенная утопия.
Так ли это?
Моя почти пятидесятилетняя работа в печати и близости к издательскому делу в самых различных его условиях и вариантах обогатила меня некоторым опытом в этой области, в силу чего я позволю себе добавить к статье Н. Потоцкого «Неотложная задача» некоторые практические примечания.
Прежде всего, рассмотрим главнейшее из препятствий к намеченной Н. Потоцким работе. Первое из них – отсутствие средств для издания и тесно связанный с ним вопрос о его распространении, иначе говоря, о возможности приобрести такого рода книгу по сходной цене, учитывая материальный уровень среднего эмигранта, возможности сделать ее доступной ему, а, следовательно, и популярной в практическом значении этого слова. Второе препятствие – научные силы для столь крупного труда, их концентрация и организация, иначе говоря, их объединение, что, как показывает опыт, тоже очень затруднительно в психическом климате эмиграции.
Остальные препятствия менее значительны, и при преодолении двух первых они не служили бы препонами. Поэтому я их не рассматриваю в данной статье.
Создать и выпустить подобный труд в систематическом, хронологическом его изложении было бы, конечно, невозможно. Во-первых, он занял бы, прикидывая грубо, не менее тысячи страниц, то-есть, пришлось бы выпускать двухтомник или трехтомник стоимостью по современным ценам не менее 10–12 долларов. Для финансирования такого рода издания средств мы, конечно, найти не сможем и, с другой стороны, распространение такого двух или трехтомника в широких кругах русской эмиграции также невозможно, т. к. покупка его недоступна или, во всяком случае, очень затруднительна для рядового эмигранта.
Но нужно ли такого рода издание, т. е. последовательное, хронологически систематизированное изложение всей русской истории, нечто, подобное трудам С. Соловьева или В. Ключевского, трудам, на которые потратили они всю свою жизнь и все-таки не смогли их довести до конца?