Имена их строителей до нас в большинстве случаев не дошли. Но мы можем назвать общее имя этих людей: русские технические интеллигенты Московской Руси.
Заскорузлые реакционные «прогрессисты» типа г. Лавды («Русская мысль») глубоко убеждены в том, что с их отъездом из России интеллектуальная жизнь там окончилась, что «культурный уровень низок», «молодежь малограмотна» и т. д. В качестве главного доказательства этих «истин», они приводят провозглашение Сталина корифеем науки языкознания. Но ведь и Нерон был провозглашен некогда «Гомером», однако, это не помешало быть в то же время, в том же Риме, Сенеке, Лукану, Петронию, Витрувию…
Мог ли народ в двести миллионов утратить способность и стремление мыслить?
Передо мной сейчас пачка случайно полученных книг московских изданий 1945–1949 гг. Это мелкие выпуски ОГИЗ, массовой библиотеки «Искусства», «Московского рабочего», «Москва в ее прошлом и настоящем», «Советская музыка» и т. д. «Имен» среди их авторов нет. Они написаны средними русскими подсоветскими интеллигентами, какими-то Снегиревыми, Субботиными, Леоновыми, Роммами; написаны без претензий, просто, дельно, грамотно, на основе огромной работы, сбора чернового материала по прошлому России, проделанной тем же средним русским интеллигентом – рядовым научным работником, историографом, археологом социологом, инженером… Они рассчитаны на такого же середняка-читателя.
По темам они различны, но все объединены одним общим стремлением: найти свои корни в своем национальном прошлом, установить прямое родство между строителями древнего русского Кремля и потенциальными защитниками Кремля современного.
Несомненно, что это направление мысли сейчас протежируется сверху. Но столь же несомненно, что оно встречает широкий отклик снизу, ибо сам их автор, средний современный русский интеллигент – функция этого «низа», его производное, тесно с ним связанное.
Этот русский подсоветский интеллигент-середняк страстно ищет сейчас своего национального предка, срывает сигнатурки[218], навязанные ему минувшим «прогрессивным» веком, находит его… даже имена, затертые и затерянные вишняками минувшего «прогрессизма».
Вот одна из этих книг: «Село Коломенское» А. Субботина[219].
С ее страниц смотрит на читателя дворец царя Алексея Михайловича с 270 комнатами и 3.000 окон. Его архитектура ярка, гармонична и самобытна. Он поражает своей красотой.
«Семь дивных вещей древний мир читаше,
Осьмой див – сей дом – время имать наше…»
– пишет о нем современный ему поэт Симеон Полоцкий.
Эта «новостройка» исконной Московской Руси выполнена за один строительный сезон Плотничьим старостой Сенькой Петровым и стрелецким плотником Ивашкой Михайловым.
Читающие о них Петровы и Михайловы, современные подсоветские русские профтехнические средние интеллигенты, воздвигающие теперь корпуса в 270 зал с 3.000 окон, не почувствуют ли они своей кровной связи с этими предтечами, всей силы неистребимой в сердцах людей национальной традиции?
Далее, современные токари и фрезеровщики, Павлов, Иванов, Николаев, а также и руководящий ими инженер Окулов прочтут в этой книжке, что поразившая иностранца Рейтенфельса искуснейшая резьба этого дворца была выполнена в 1667 г. «резчиками Давидом Павловым, Андреем Ивановым, Федором Николаевым, под руководством Герасима Окулова».
Не был ли этот Герасим культурно национальным предком современного инженера Окулова, таким же, как он, средним интеллигентом своего времени? Не вспыхнет ли в сердце подсоветского инженера чувство гордости этим своим русским предком?
Читаем дальше: «Художественную роспись в этом дворце выполняли царские иконописцы Симон Ушаков со товарищи Федором Евстигнеевым и Иваном Филатовым». Размах был не шуточный. На одну позолоту пошло 20.200 листов «немецкого золота»… Что почувствуют современные русские художники, прочтя это?
Еще дальше: «Оружейной Палаты мастер Петр Высотский поставил у трона фигуры движущихся и рыкающих львов», о которых Симеон Полоцкий писал:
«Яко живии, львы глас испущают,
Очеса движут, устами зияют».
Современный русский подсоветский интеллигент, комбинатор и конструктор, вряд ли согласится с фармацевтами вишняками, наклеивающими национальную Русь этикетку: «до прибытия из Германии Радищева, интеллигенции в России не было». Он, этот современный русский интеллигент знает, какое количество интеллектуальной энергии, творческого ресурса потребует конструкция таких механизмов.
Цитировать дальше эту книгу не стоит. Отметим лишь, что в ней ни разу не упомянуто имени Сталина и ВКП(б), как и в ряде однотипных изданий того же периода.
И еще одна деталь: в той же книге дан снимок Царских Врат из церкви села Монастырщины, Тульской области. Они стоят сейчас в одном из музеев Москвы, как образец высокой индустриально-художественной работы (резьбы по металлу) XVI в. Я вырос в 15 верстах от Монастырщины, часто бывал там, видел эти Врата, и никто не мог тогда сказать мне о их происхождении.
Современный средний интеллигент разыскал эти Врата, распознал и утвердил в качестве аргумента своей почвенности, своей культурной и национальной традиции, сорвав этим пошлую этикетку «прогрессистов» о «бескультурье» русского прошлого.
Но кто же готовил этих средних интеллигентов Московской Руси? Ведь принято думать, что школа в России началась лишь с Петра, с его Навигацкого училища, точнее, со Славяно-Греко-Латинской Академии, основанной в 1687 г. под влиянием «западных» веяний. Статьи выпусков «Москва в ее прошлом и настоящем» рисует иную картину.
Они рассказывают, документально подтверждая, о многих других школах, открытых ранее в Москве и других городах. Цитируется челобитная 1667 г. об открытии в Китай-городе приходского училища с преподованием греческого, латинского языков и прочих «свободных» учений, приводятся документы о специальной школе подьячих Посольского Приказа при Заиконоспасском монастыре, школе переводчиков и грамматиков при Печатном дворе, школе древних языков, истории и философии боярина Ртищева (1649 г.), и ряде приходских «школьных домов». «В XVI веке школа на Руси не была редким явлением и весьма ошибочно думать, что до-Петровская Русь была неграмотной страной»… Рукописные буквари и учебники существовали уже в XVI в. (даны иллюстративные документы), а в XVII – появились «массовые» издания букварей печатных: только за четыре года (1647–1651) их было выпущено в Москве 9.600 экземпляров, не считая «Книжиц малых, иже в научении бывают детям».
М. В. Довнар-Запольский в монографии «Торговля и промышленность Москвы»[220] рисует яркую картину профессионального образования в допетровской Руси. Он свидетельствует о наличии в ней частных технических школ (вернее групп), давших таких розмыслов-инженеров, как Антип Константинов, строитель замечательных Патриарших палат, Алексей Корольков, строитель огромного Хамовного двора в 1658–1661 гг., т. е. мануфактурной фабрики, опередившей по времени знаменитые «мануфактуры» Кольбера во Франции… «Можно с достоверностью утверждать, пишет он, – что некоторые виды мастерства были обусловлены особою записью, особым испытанием», т. е. экзаменом, дипломом. В числе таких профессий он насчитывает только по обработке металла более тридцати.
Не забыто и искусство, монастырские и придворные живописные школы, давшие таких мастеров, как, А. Рублев и С. Ушаков. Засвидетельствована даже Школа нотного пения, графическое изображение занятий в которой найдено в рукописном Житии св. Сергия Радонежского…
Какие же эмоции владеют сейчас авторами и читателями этих массовых изданий – профессорами и студентами, учителями и школьниками, т. е. средним русским современным интеллигентом? Я акцептирую эту статью на него, т. к. он представляет сейчас в СССР фактически ведущую и наиболее значительную силу, даже при террористическом нажиме аппарата торжествующего социализма. Не забудем того, что большинство призывного возраста состоит из окончивших семилетку, и культурный уровень современного рядового инженера и квалифицированного рабочего, колхозного агронома и комбайнера, лейтенанта и сержанта, – в основном одинаков.
Исследовательской и популяризационной работой охвачены решительно все секторы российского национального прошлого, все направления и ответвления национальной традиции. Из мрака забвения ярко выступают образы даже малоизвестных национальных героев генералов и адмиралов (Сенявин, Ушаков, Хрулев, Давыдов…), писателей и мыслителей (Лесков, Стасов…), художников, скульпторов, музыкантов (Суриков, Нестеров, Мартос, Баженов, Верстовский). На осмеяние или поношение прошлого нации нет и намека. Даже монархия в историческом ее плане рисуется, как прогрессивный и положительный фактор: мудрым и прозорливым мужиком-скопидомом, «хозяином», выступает из глуби веков Иван Калита, вождем народного движения проходит Александр Первый. Даже такая сомнительная фигура, как светлейший князь Тавриды, очищается от грязи скабрезного анекдота и вырастает в широкого и гуманного устроителя дикого и некультурного края. Награды ему и другим, пожалованные милостью монархов, подчеркнуты, как заслуженные, вплоть до наименования орденов.
Недооценка врага – скверная вещь, говорили в разной форме и Суворов, и Бисмарк, и Ленин. Мы должны признать, как аксиому, что советская пропаганда в наши дни – лучшая. Секрет ее силы не в количестве и даже не в качестве материала, но в его направленности. Она умеет распознавать направление ветра эмоций народных масс, и лавирует, пользуясь этим ветром, и тем заставляя его служить своим целям.
Ветер, дующий теперь в народных массах СССР, есть дыхание возрождающейся, выздоравливающей после тяжкой и долгой болезни