Я смаргиваю, не веря глазам. Нет, мне не привиделось – тонкие губы моего друга растянуты в улыбке, обнажающей окровавленные зубы. А может, это первые симптомы поражения мозга? Галлюцинации…
Перекатываюсь со спины на бок, насквозь промокшее исподнее липнет к телу. Меня колотит мелкая дрожь – я до костей продрог. Земля под лавочкой, к которой нас приковали, продавлена тысячами ног, в углубления уже натекло порядком воды. По сути, мы лежим в большой луже, точно пара чумных свинок на последнем издыханье.
С трудом поворачиваю затёкшую шею и смотрю на Арта. Соломенные волосы мокрым шлемом охватили голову, длинный чуб слипся на лбу «гитлеровским» клинышком.
– Ты чо лыбишься?
– Макс… – шепчет тот едва слышно. – Макс… дождь…
В отличие от меня, Арта бьёт крупная дрожь, как если бы кто-то подсоединил к его ушам пару электродов и включил тумблер. Цианозные губы, искривлённые идиотской ухмылкой, тёмные круги вокруг глаз (под левым налился солидный фингал), контрастирующие на белом лице, отчего мой друг похож на тощего филина…
Колонна мурашек перебегает с затылка на спину, и меня сковывает леденящий ужас. Артём сошёл с ума… Свихнулся. Сомнений в этом быть не может. Этот безумный блеск в его глазах, который ни с чем не спутать. Его гибнущий мозг агонизирует, клетка за клеткой сжираемый вирусом «розового дождя», побуждая своего хозяина вести себя ненормально, неестественно. Пугающе.
– Что – дождь?
– Дождь, Макс, дождь… Ты не видишь?
– Да, я вижу. Мы попали под дождь, Арт. Это конец…
– Да нет же, идиот! Не конец!
Он точно съехал с катушек. Боже, за что мне это?
– Арт, ты не в се…
– Дождь, Макс! – кричит Арт, и с моих глаз вдруг спадают шоры. – Ты что, не видишь? Дождь нормальный!
19:48
Шаг. Ещё шаг. Боже, как болит голова…
Я считаю дни. Сколько прошло с начала конца? Сутки? Двое? Не больше трёх, точно. А кажется, что прошёл месяц – столько всего пришлось пережить. Когда всё начиналось, я знал, что нам придётся несладко, но не подозревал, что будет так круто. Каждый день – новое сражение за жизнь, каждый час – новое испытание. Как на любой войне, время растягивается здесь… Неделя вечной гонки со смертью равна году обычной жизни в мире, канувшем в бездну.
Меня снова мутит. Наклоняюсь вперёд, упираю руки в колени и стравливаю на землю желчь – ничего другого во мне не осталось. Бредущий рядом Арт останавливается, пережидает. Его пошатывает, руки и ноги в крови и грязи. Особенно кровоточит правое запястье. Хомут, который он всё-таки сумел перегрызть, глубоко вошёл в плоть, поэтому грызть пришлось не только пластмассу, но и кожу.
Проблевавшись, стою с полминуты, возвращая дыхание. Потом возобновляем путь. Босые ноги шлёпают по холодной грязи, но нам не холодно. И не жарко. Нам никак. Людям, полчаса назад родившимся заново, не до плотских капризов.
Что день грядущий нам готовит? Какие испытания? Переживём ли мы новый бой? Лучше всего не думать об этом. Эта тактика испокон веков помогала солдатам не свихнуться на войне, поможет и нам. Как сказал один командир одному новобранцу: «пока не поймёшь, что уже умер, не сможешь выйти из окопа».
Выбредаем на Зорге. Как и ожидалось, наши машины исчезли. А вместе с ними исчезло всё, что было внутри: плащи, ружья, провиант, медикаменты и бог знает что ещё… Мы всё потеряли. Кроме наших жизней, конечно. Однако без всего этого сохранить их будет в десять раз сложнее. А впереди новый бой, новые испытания.
«Мы уже умерли»…
– Надо раздобыть одежду, не то околеем, – говорю Арту. Весь дрожу от холода, в израненной голове что-то постоянно стреляет и дёргает. В глазах двоится. – И каких-нибудь таблеток… У меня сотрясение мозга, кажется.
– У меня тоже, – отвечает Арт. – Только… только давай сначала отдохнём немного…
Чёрт, да ведь он совсем зелёный! Поразительно, как он вообще стоит на ногах.
Присаживаемся на бордюр, и на меня обрушивается смертельная усталость. От дома родителей до дороги шагов триста, но мы чувствуем себя так, словно проделали километров пять, не меньше. Если бы только нам удалось найти машину. А, впрочем, без пары часов «тяни-толкай» нам отсюда не выбраться. Одна мысль, что снова придётся толкать машину, вызывает приступ тошноты, и я отхаркиваю на землю сгусток жёлтой слизи вперемешку с кровью.
Потом меня окликает знакомый голос.
Поднимаю голову и смотрю через дорогу.
С другой стороны улицы мне машет рукой Михась. Друг, которого я больше никогда не надеялся увидеть.
20:00
Дрожа под плащами, позаимствованными у друзей, заканчиваем нашу печальную историю. На лицах Михася и Витоса гамма чувств: беспокойство, сочувствие, удивление, мстительное презрение к нашим мучителям, много чего. Но нет злости. Нет злости, а она должна быть. Должна, потому что, будь они мудрее, нам не пришлось бы разделяться. Будь мы мудрее, не потеряли бы машины и нажитое добро. Так что они должны злиться на нас точно так же, как мы злимся на них. Как я злюсь на них. Злюсь до такой степени, что если бы не плачевное физическое состояние, кинулся бы на обоих с кулаками.
Пока мы говорим, Виталик то и дело озирается по сторонам, высматривая нежданную угрозу, держа оружие наготове. Оружие, которого у меня больше нет.
– Ну, а вы чего вернулись? – спрашивает Арт, когда история закончена.
Внутри него тоже всё клокочет, это видно невооружённым взглядом. Но Михась с Витосом продолжают делать вид, будто ничего не замечают, а может и правда не замечают… Страшно представить, как мы оба выглядим со стороны.
– Кто-то вызвал нас по рации, – объясняет Михась. – Наверное, ваши «друзья». Пробивали, нет ли кого поблизости. Когда мы ответили, они исчезли с частоты и больше не появлялись. Ну, мы сразу заподозрили неладное…
– То есть, ради нас ты решил прервать свои поиски? – пускаю шпильку я. – Да ладно, чего уж там. Не стоило.
Лицо Михася темнеет. Если раньше он чего-то и недопонимал, то сейчас точно понял.
Однако злости по-прежнему нет. Неужели у меня настолько жалкий вид?
– Ну, да. Мы сначала подумали, нашу частоту поймал кто-то ещё, но Витос распереживался… ну, и убедил меня вернуться.
Арт набычивается:
– Ага. То есть, если ли бы не Виталик, ты бы не вернулся?
– Не факт, – чуть подумав, со свойственной ему прямотой отвечает Михась. – Нашу частоту мог поймать кто угодно. И потом, дело шло к ночи, собирался дождь…
– Обалденно, – кивает Арт. – Красавчик, чо.
Михась молчит. Только бросившаяся к лицу кровь выдаёт его смятение.
– Слышь, я сначала тоже так думал, – вступается за Михася Виталик. – Мы чёрти где были, ваши р`ации до нас не добивали. Кстати, это Михась пр`едположил, что те, кто на вас напал, могли пр`оехать вперёд, в зону пр`иёма.
– Предположил, и всё равно решил не возвращаться, – замечаю я.
Михась в упор смотрит на меня, ничего не отвечая. Вот теперь я вижу на его лице злость. Ну, наконец-то.
В отличие от него, Виталик своих чувств не скрывает:
– Слышь, Макс, не напирай! Вы сами не лучше. Если бы с Джоном фиглей не стр`адали, мы бы сейчас не остались с голой жопой!
Я не возражаю: всё логично. Лучше сразу высказать друг другу претензии, чем копить их внутри до тех пор, пока не прорвёт.
– А если бы не вы… – начинает Арт, но я останавливаю его жестом руки.
– Хватит.
– Да не хватит, Макс! Нас там чуть не кончили! Я уже с жизнью простился… думал всё, конец. И всё из-за…
– Давай не будем искать виноватых. Нам это сейчас чем-то поможет? Нет. Вот и хватит. Тем более времени мало. Скоро стемнеет.
Заметив, что я собираюсь встать, Михась протягивает мне руку. Хватаюсь за неё, и он рывком поднимает меня на ноги. Витос помогает встать брату, закидывает его руку себе на плечо. Арт совсем плох, едва держится. Он худее меня килограмм на пятнадцать, холод окончательно выжал из него все соки.
Михась поднимает голову к небу, принюхивается:
– Как думаете, с розовым дождём всё? В смысле, ядовитый фронт вроде прошёл.
– Не знаю, – отвечаю, – но я бы не торопился снимать этот плащ даже после десятка нормальных дождей. Бережёного бог бережёт.
– Оно и видно, – хмыкает Витос. – Надо найти какие-то шмотки. Капец… Ну и видуха у вас!
Его губы расплываются в улыбке. Неуместной. Глуповатой. Но при виде неё у меня отлегает от сердца. Под кипящим котлом ненависти выключают конфорку.
– На той стороне дороги аптека, – замечает Михась. – Витос, веди их туда. Я пробегусь по району, найду что-нибудь из одежды и сразу к вам. Надо шевелиться, часа через полтора совсем стемнеет. До ближайшего частного сектора десять минут ходу… ну, с вами все двадцать. На ночёвку в многоэтажку меня теперь калачом не заманишь. Какой у вас размер обуви?
– Михась, найди сигареты, – хрипло просит Арт.
Похоже, с минуты на минуту он снова потеряет сознание. Надеюсь, что это случится уже в аптеке, иначе Виталику придётся тащить его на себе.
– Тебя щас только сигарет не хватало…
– Найди сигареты, – отрывисто повторяет Арт. – И зажигалку не забудь. Вот твари… – в порыве чувств он взмахивает рукой, и Витосу приходится крепче прижать его к себе, чтобы тот не упал. – Классная «Зиппо» была…
20:20
Артём позволил себе отключиться, едва Витос удостоверился в безопасности аптеки и разрешил нам войти. Кто-то побывал тут до нас: почти все стеллажи выпотрошены и разорены, но нам удаётся найти кое-какие средства первой помощи.
Глотаю третью по счету таблетку «пенталгина» – ближайшую неделю мне предстоит есть их, как конфеты. Голове чуть легче, но без пары-тройки дней постельного режима о нормальном восстановлении не может быть и речи. От тошноты принял «валидол» и разжевал несколько ментоловых леденцов. Витос кое-как помог обеззаразить и забинтовать рану на голове. Сейчас он хлопочет над бесчувственным телом брата. Свои ссадины и порезы я обработал йодом сам, где надо, наложил повязку. Слава богу, обошлось без черепно-мозговых травм – значит, мы с Артом будем жить. Какое-то время.