К назначенному времени члены императорской семьи собирались в Малахитовой гостиной. В Концертном зале их ожидали придворные чины и дамы, а также государственные сановники, имевшие право «входа за кавалергардов». Пикет от Кавалергардского полка ставился у дверей Николаевского зала. Перечень тех, кто имел право проходить «за кавалергардов», был жестко регламентирован. Когда после выхода императорской семьи из Малахитовой гостиной в Концертном зале заканчивалось формирование торжественной процессии, распахивались двери Николаевского зала и начиналось грандиозное действо Большого дворцового выхода.
Процессия неспешно двигалась из Николаевского зала в Аванзал, оттуда через Помпейскую галерею в Фельдмаршальский зал, из которого пропадали в Петровский и Гербовый залы. Пройдя через Пикетный и Предцерковные залы, участники шествия оказывались в Большой церкви Зимнего дворца. Обратно шествовали тем же путем.
О Большом и Малом соборах Зимнего дворца написано в первой книге, посвященной строительству Зимнего дворца[361], поэтому добавим только, что при ремонте Большого собора в 1828 г. желание Николая I сохранить прежний облик храма, знакомый ему с детства, отчетливо проявилось в его повелениях: «…резьбу, как иконостаса, так и в церкви, всю исправить, а буде что сломано, то вновь сделать точно по тому образцу, как теперь есть… Государь Император Высочайше Повелеть Соизволил: решетки перед алтарем в Большой церкви Зимнего Дворца сохранить те же, равно и вензеля на них, но только подновить балясы, вызолотив, как прежде были»[362]. Заметим попутно, что вензеля на решетке перед алтарем представляли собой инициалы Петра III Федоровича. Их сохранили и при Екатерине II, и при последующих ремонтах.
Иконостас Большого собора Зимнего дворца
При Екатерине II маршрут Большого выхода стал значительно короче, поскольку ее покои располагались буквально в «двух шагах» от Большой церкви Зимнего дворца. Но на случайных посетителей резиденции пышность даже краткой дворцовой церемонии производила ошеломляющее впечатление.
Решетка перед алтарем с инициалами Петра III Федоровича
Один из современников вспоминал Большие выходы времен Екатерины II в Зимнем дворце: «В воскресные, праздничные дни великое собрание людей наполняло кавалергардскую комнату. Раздробленное общество на отделения двигалось, волновало, подобно какой либо ярмарке, и соединение смешанных разговоров производило необыкновенный гул; но одно слово гофмаршала при растворенных дверях: ши! налагало удивительную тишину. Тогда являлось взору что-то пленительное, величественное, превосходящее смертных и достойное всех тронов в мире. Екатерина, в Русском платье, с тремя на нем звездами, с крупными бриллиантами на голове, сопровождаемая капитаном гвардии с одной и кавалергардским капралом с другой, шествовала в церковь. При возврате от литургии она приветствовала иностранных министров. Ожидавшие представления мущины становились тут при всем собрании на колена, целовали у нея руку, а во внутренних покоях были подводимы дамы.
Однажды, накануне Георгиевскаго торжества, она почувствовала великую головную боль, худо провела ночь и в изнеможении встала с постели. Окружающие советывали отменить прием кавалеров; но она, пересиливая недуг, ответствовала: „Скорее велю себя нести к ним на кровати, нежели соглашусь огорчить тех людей, которые, для снискания отличия, чести, жертвовали жизнию“»[363].
Приведенная цитата свидетельствует о чувстве долга и профессионализме императрицы, отчетливо понимавшей все особенности своего положения. Упомянутое «русское платье» императрицы играло роль некой неофициальной «женской придворной формы». Детальных описаний ее на уровне документов не сохранилось, но то, что в этой «форме» имелась отчетливая национальная составляющая, видно из самого названия. Отметим, что императрица довольно жестко пресекала излишнюю роскошь в женских нарядах, положив начало традиции некоего консерватизма в дворцовой женской моде[364]. Поэтому когда кто-либо из дам приглашался во дворец «со стороны» и, не зная устоявшихся традиций, являлся в «остромодном» платье, это вызывало только ядовитые улыбки завсегдатаев императорской резиденции.
Церемониальное шествие из Гербового в Георгиевский зал Зимнего дворца 26 ноября 1876 г.
Последними, кто носил «русское придворное платье», стали дочери Николая I. Буквально накануне введения новой женской придворной формы, все особенности которой прописывались на законодательном уровне, «русское платье» в 1834 г. получила великая княжна Ольга Николаевна: «По обычаю, в одиннадцать лет я получила русское придворное платье из розового бархата, вышитого лебедями, без трена. На некоторых приемах, а также на большом балу в день Ангела Папа, 6 декабря, мне было разрешено появляться в нем, в Белом зале»[365].
Любопытен взгляд на дворцовые выходы времен Екатерины II «человека со стороны» – немца, оказавшегося по делам в Петербурге и получившего доступ в парадные залы Зимнего дворца: «…вдруг отворились двери; возвестили о приближении Государыни, и тотчас все посланники и другия знатныя персоны образовали проход, став по обеим сторонам… Водворилась торжественная тишина. Казалось, никто не смел громко дышать… Впереди всех показался гофмаршал; за ним, попарно, камергеры, министры всех ведомств и прочие придворные. За ними шел князь Потемкин… с жезлом, как генерал-адъютант Императрицы; он шел один. Непосредственно за ним следовала… Екатерина II-ая, средняго, скорее большаго, чем маленькаго роста; она только кажется невысокою, когда ее сравниваешь с окружающими ее высокими Русскими людьми. Она немного полна грудью и телом; у нея большие голубые глаза, высокий лоб и несколько удлиненный подбородок. Так как ей теперь 52 года, то и нельзя ожидать юношеской красоты. Но она всего менее некрасива; напротив, в чертах ея лица еще много признаков ея прежней красоты и, в общем, видны знаки ея телесной прелести. Ея щеки, благодаря краске, ярко румяны. В ея взгляде столько же достоинства и величия, сколько милости и снисхождения. Она держится с большим достоинством, весьма прямо, но не впадает в принужденность… Как только кончилось целование руки, она снова сделала поклон на ходу некоторым из стоявших и перешла в смежную комнату… Принесли прохладительное в виде ликеров, вина и печений, которыми насладились не только оставшияся дамы, но и разные господа, разговаривавшие некоторое время между собою»[366].
Н. И. Аргунов. Портрет генерал-адъютанта графа A. M. Дмитриева-Мамонтова
Д. Г. Левицкий. Портрет А. Д. Ланского. 1782 г.
Высоко отзывались об императорских выходах екатерининского времени и иностранцы – завсегдатаи Зимнего дворца. Например, английский посланник лорд Мальмсбери, в целом довольно критично относившийся к увиденному, писал (5 января 1778 г.): «Я уже был приготовлен к торжественности и великолепию здешняго Двора, но действительность превзошла все мои ожидания; прибавьте к этому полнейший порядок и строгое соблюдение этикета»[367]. Некоторое представление об ушедшем великолепии дают парадные портреты вельмож и фаворитов Екатерининской эпохи. Глядя на портреты фаворитов императрицы, отметим сложившийся шаблон в изображении любимцев Екатерины II, стандартно писавшихся разными художниками на фоне бюста свой «работодательницы».
Частью отработанного ритуала Больших и Малых дворцовых выходов являлось присутствие пажей. Поскольку в элитном Пажеском корпусе учились дети знатнейших фамилий, многие из них оказывались в юные годы в Зимнем дворце в качестве пажей. Один из них впоследствии вспоминал: «Пажи часто требовались во дворец к высочайшим выходам. Их расставляли по обеим сторонам дверей комнат, через которые должна была проходить императорская фамилия. В этом случае особенно были забавны маленькие пажи. С завитою, напудренною головой, они гордо стояли, с важной миной сознания своего достоинства»[368].
К. К. Пиратский. Камер-паж и паж Пажеского Его Императорского Величества Корпуса
Несколько пажей каждый день обслуживали императорский обеденный стол в качестве прислуги. Автор воспоминаний рассказывает, что при Александре I (в 1817 г.) ежедневно в Зимний дворец на дежурство (с 11 утра до 23 час.) заступало 16 пажей. Их делили пополам две императрицы – Мария Федоровна (8 чел.) и Елизавета Алексеевна (8 чел.). В последующие десятилетия отработанный до деталей церемониал Больших и Малых выходов повторялся без существенных изменений, все так же поражая случайных зрителей высочайшей «квалификацией» главных участников церемониала.
Частью Больших выходов становились парадные приемы (аудиенции) для высоких иностранных гостей и членов дипломатического корпуса. Проходили «протокольные» мероприятия в Тронном зале Зимнего дворца.
Иногда такие парадные приемы предотвращали войны. Например, после того, как 30 января 1829 г. в Персии разгромили посольство России и во время кровавого инцидента погибли все его члены во главе с послом А. С. Грибоедовым. Улаживать отношения с Россией персидский шах послал в Петербург своего внука Хозрев-Мирзу. В его задачу входило добиться принятия извинений за убийство посла и смягчения бремени контрибуции.
Персидское посольство прибыло в Петербург в 1831 г. Для приема персов устроили торжественную аудиенцию. Среди тех, кто стоял у императорского трона, была дочь Николая I – великая княгиня Ольга Николаевна. Она вспоминала, что император стоял перед троном, «мы ниже их… на ступеньках, полукругом сановники, Двор, высшие чины армии – все это наполняло Георгиевский зал с проходом посреди, который обрамлялся двумя рядами дворцовых гренадер. Двери распахнулись, вошел церемониймейстер со свитой, и наконец показался Хозрев-Мирза, сын принца Аббас Мирзы, сопровождаемый старыми бородатыми мужчинами, все в длинных одеяниях из индийского кашемира, с высокими черными бараньими шапками на головах. Три низких поклона! Потом Хозрев прочел персидское приветствие, которое Нессельроде (тогдашний министр иностранных дел) передал Государю в русском переводе. На него отвечал Государь по-русски.