Театральная сцена являлась неотъемлемой частью большинства императорских резиденций. Напомним, что первый придворный театр появился при Дворе царя Алексея Михайловича в 1672 г., и с той поры существование подобного театра превратилось в некий придворный стандарт. Поэтому, когда возводили каменный Зимний дворец, в юго-западном ризалите устроили обширный дворцовый театр, «встроенный» в пространство императорской резиденции.
Дворцовая сценическая площадка использовалась не только профессиональными артистами, но и любителями, поскольку в Зимнем дворце изначально существовали две труппы – профессиональная и любительская. Профессиональная труппа занимала сцену императорского театра, размещавшегося с 1762 по середину 1780-х гг. в юго-западном ризалите резиденции. В середине 1780-х гг. Дж. Кваренги построил для театра отдельное здание, туда и переехал профессиональный театр, получивший название Эрмитажного. Любительская труппа, состоявшая из придворных, могла выступать где угодно, в зависимости от обстоятельств или размаха постановки. Придворные, выступавшие в роли актеров, могли продемонстрировать свои таланты как на сцене Эрмитажного театра, так и в одном из залов огромного дворца.
Среди петербургских театров Эрмитажный театр всегда занимал особое положение. Во-первых, это один из самых старых петербургских театров, изначально «заточенный» под придворно-церемониальный формат постановок. Во-вторых, особое положение театра определялось его «географией», то есть расположением непосредственно в главной императорской резиденции. Поэтому Эрмитажный театр находился в ведении Петербургского дворцового управления. Но оборудованием сцены и подготовкой к спектаклям занималась Дирекция Императорских театров. В-третьих, это был синтетический театр, в нем ставили и оперу, и драму, и балет. В-четвертых, театр не имел «собственной» труппы и по большей части представлял собой «площадку», на которой приглашенные артисты ставили свои спектакли.
План второго этажа Зимнего дворца времен Екатерины II (придворный театр в юго-западном ризалите)
Воспитатель великого князя Павла Петровича С. А. Порошин часто упоминает в записках о посещении дворцового театра своим воспитанником. Его свидетельства позволяют представить не только интенсивность работы придворного театра, но и его репертуар.
В качестве примера используем записи за май 1765 г. Итак: «Во дворце комендия: Le legataire и Somnambule. Балет… Великий князь не был» (3 мая); «После стола в воланы. Учился. На комедию. Комедия русская Jean de France, балет Гранжеев со змеей, маленькая пьеса: Слепой видящий… После комедии ужинали; о Сумарокове, о его трагедиях и притчах и скоро спать, десять часов было» (10 мая); «После обеда учился. Потом в комедию, комедия была La goucernante de la chausse, маленькая пьеса Somnambule, балет Гранжеев Аполон и Дафна. После большой пьесы пошли в ложу к Государыне. После маленькой пьесы Государыня, откланявшись, забывшися, и ретировалась, а Великий Князь остался в ея ложе, и тут до конца балету смотрели» (13 мая); «Учился. Потом на комедию, русская (Менехли…), балет Аполон и Дафна. Пиеса „Новоприезжие“. После ужинать и спать» (17 мая); «Часу в седьмом Государыня и Великий Князь приехали в Зимний дворец на комедию. Комедия была: L’home singulier, пиеса Anette et Lubin. Балет новый Le cendange в первый раз. В десятом часу в исходе все кончилось» (20 мая)[495].
Выступления заезжих гастролеров щедро оплачивались Екатериной II из своей «комнатной суммы». Например, в 1770 г. она заплатила за «Английскую комедию» 1000 руб.[496] В марте 1771 г. «Английским комедиантам» вновь выплатили 1000 руб. В 1778 г. императрица профинансировала из «комнатной суммы» строительство театра в Царском Селе: «Об отпуске для строения в Царском Селе театра 25 023 р.»[497] (5 февраля 1778 г.).
Любопытно, что наследник даже в столь юном возрасте имел четкие представления и о своем статусе, и обо всех нюансах поведения публики в дворцовом театре. Так, воспитатель упоминает, как в октябре 1764 г. «в шесть часов изволил Его Высочество пойтить на комедию. <…> Изволил Его Высочество аплодировать многократно <…>. Два раза партер без него захлопал, что ему весьма было неприятно. Пришедши к себе, долго роптал о том <…>: „Вперед я выпрошу, чтоб тех можно было высылать вон, кои начнут при мне хлопать, когда я не хлопаю. Это против благопристойности“». Позже, когда Павел Петрович стал императором, такой порядок превратился в жесткую норму. С конца XVIII в. публика могла начинать аплодировать в Императорских театрах только после аплодисментов императора.
В 1780-х гг. придворный театр, располагавшийся в юго-западном ризалите Зимнего дворца, уничтожили в связи с перепланировкой западного фасада под покои великого князя Александра Павловича.
В 1782–1785 гг. архитектор Джакомо Кваренги возвел новое здание придворного театра на месте бывшего Зимнего дворца Петра I. Особенностью этого камерного театра стал амфитеатр полукруглых рядов зрительских кресел (250 мест[498]), поднимающихся от сцены. Граф Штернбергер, посетивший Петербург в начале 1790-х гг., описывал Эрмитажный театр следующим образом: «Здание это в Римском вкусе, выстроено на подобие цирка, только в очень уменьшенном размере. Стены и колонны мраморные, сиденья для зрителей подымаются ступенями и образуют полукруг»[499].
Ансамбль Дворцовой набережной. Эрмитажный театр (дом № 32)
Дж. Кваренги. Проект зрительного зала Эрмитажного театра. 1783 г.
Планировка камерного зала не требовала лорнетов и биноклей, поскольку в компактном зале сцена была хорошо видна с любого места. Естественно, небольшой зал отличался прекрасной акустикой. В декоре театрального зала Дж. Кваренги отразил его функциональное назначение, украсив его скульптурами Аполлона и девяти муз, расположенных в нишах.
Эрмитажный театр при Екатерине II
У Екатерины II, по утверждению мемуариста, в театре не было постоянного места, поэтому каждый спектакль она избирала «его себе по произволу». Об этом же упоминал и Кваренги: «В этом театре нет ни одного привилегированного места, отсюда изгнан всякий этикет, каждый может усаживаться там, где ему заблагорассудится». Вне всякого сомнения, подобная планировка театрального зала – личное решение императрицы, что ярко характеризует и особенности ее характера, и сложившиеся взаимоотношения в ближнем круге Екатерины II. Напомним, что в Малом Эрмитаже, в котором императрица принимала гостей, имелась табличка с правилами поведения, на которой имелась следующая надпись: «Извольте сесть, где хотите, Не ожидая повторенья: Церемоний хозяйка здешняя ненавидит и в досаду принимает; А всякий в своем доме волен». Собственно, идея амфитеатра с отсутствующими «фиксированными» местами развивала идею Екатерины II о пребывании в ее ближнем круге «без чинов».
По завершении строительства, 16 ноября 1785 г., Эрмитажный театр открыли постановкой оперы «Мельник, колдун, обманщик и сват» (музыка М. М. Соколовского, либретто А. О. Аблесимова). Поскольку Екатерина II много внимания уделяла литературному творчеству, то 20 января 1789 г. в стенах Эрмитажного театра состоялась премьера комической оперы «Горе – богатырь Косометович», либретто к которой написала сама императрица[500]. Заметим, что это – не единственное либретто, написанное императрицей для своего театра.
Как ни удивительно, но Екатерина II, по большому счету, к музыке относилась равнодушно. Но она была умной женщиной, и именно в годы ее царствования расцветает жанр придворного музыкального театра: «Театр разделялся на Российской, Французской и Итальянской, то есть на трагедии, комедии, оперы и балеты»[501]. Внимание к музыкальному театру – необходимый штрих, без которого образ просвещенной монархини был бы неполным.
Действительно, в эпоху Просвещения многие европейские монархи не только покровительствовали развитию музыкального искусства при своих дворах, но и сами являлись квалифицированными музыкантами-исполнителями. Поэтому во второй половине 1780-х – начале 1790-х гг. Екатерина II выступила в качестве либреттиста пяти комических опер и «исторического представления» с музыкой. Говоря по-современному, она стала продюсером, распределяя музыкальный материал, указывая последовательность, характер и продолжительность номеров, формируя сценографические ремарки, участвуя в выборе композиторов, оценивала качество их музыки, влияла на постановочный и репетиционный процесс, финансировала издание готовых произведений.
В Эрмитажном театре несколько раз в неделю играла французская труппа. Мемуарист отмечал, что немка Екатерина II не любила тяжеловесные немецкие спектакли и музыку немецких композиторов, предпочитая изящные французские постановки. Качество же этих постановок П. И. Сумароков, например, оценивал весьма жестко: «При обыкновенной Французской комедии оркестр составляют три музыканта, из которых один играет на фортепьяно, другой на скрипке, а третий на арфе; о гармонии при столь разнородных инструментах не может быть и речи. Так как обыкновенно исполняются веселые, живые пьесы, то для знающего музыку здесь мало интересного; музыка эта зависит от памяти и воображения трех музыкантов; им не дозволено употреблять нот, почему слушатель и не может требовать от их игры этого приятного смешения нежного с серьезным, которое, благодаря законам гармонии, бывает иногда так возвышенно. Этот род музыки невозможно заключить в тесные рамки искусства и фантазии, и он может быть терпим только ради своей оригинальности».
Впрочем, по свидетельству современников, Екатерина II плохо чувствовала музыку: «…она к гармонии музыки казалась равнодушною. Сколько ни старались при воспитании научить ее сему приятному искусству, сколько сама ни желала познакомиться с оным, но все опыты оказались тщетными». Она сама знала за собой это, и во время музыкальных вечеров в гостиных Зимнего дворца или Эрмитажном театре «всегда поручала кому-нибудь из знатоков подавать ей знак к рукоплесканию»