нуне, 26 апреля, царская семья переехала из Царского Села в Петергоф.
27 апреля из Петергофа на катере царь добрался до Петропавловской крепости, «оттуда на нем же к Зимнему». После окончания церемонии «в 3 часа сели на паровой катер и, перейдя на „Александрию“, пошли обратно».
Второе посещение состоялось 3 октября 1906 г. Но этот визит трудно назвать «посещением столицы». Царь писал: «В 2 1/2 отправились с Ольгой и Татьяной на „Дозорном“ в Петербург. Пристали к нашему „Штандарту“ и с большим удовольствием провели час времени в кают-компании. Ушли обратно каналом и подошли к Петергофу при полной темноте в 6 1/2».
Если среди эсеров идея цареубийства постепенно приняла форму конкретной задачи, то среди других революционных партий она витала на уровне разговоров. Например, когда Семеновский полк начал «зачистку» в Москве в декабре 1905 г., известный большевик В. Бонч-Бруевич предлагал с. – петербургскому комитету партии немедленно захватить «парочку великих князей» в качестве заложников. У него возникли также достаточно бредовые идеи в случае крупных беспорядков обстрелять Зимний дворец из пушки, украденной из двора гвардейского флотского экипажа[635].
После окончания Первой русской революции порядок охраны императорской резиденции практически не менялся вплоть до Февральской революции 1917 г.
Глава 5. Медицинское обслуживание государей и их семейств
Врачи Екатерины II
Продолжая традиции Аптекарского приказа, обслуживавшего московских царей, рядом с российскими императорами постоянно находились их лечащие врачи. Когда при Петре I начали складываться стандарты Российского императорского двора, формировавшегося «по образцу и подобию» европейских владетельных дворов, этих врачей стали именовать лейб-медиками, включив их должность в Табель о рангах.
Согласно Табели о рангах, «первого лейб-медикуса», то есть личного врача императора, отнесли к VI классу по должности, «лейб-медикус при Ея Величестве императрице» – к VII классу по должности и «надворный лекарь», постоянно дежуривший при Императорском дворе, – к XII классу по должности[636]. При этом врачи обслуживали только узкий круг лиц, входящих в непосредственное окружение императорской семьи. Степень их влияния и близость к императорской семье была очень разной и зависела от многих составляющих.
В Зимнем дворце «медицинская составляющая» обозначилась уже в июне 1762 г., когда, в соответствии со стандартами, в императорской резиденции оборудовали придворную аптеку с соответствующим штатом фармацевтов[637]. Тогда ее разместили на первом этаже северо-восточного ризалита Зимнего дворца, где она и оставалась вплоть до 1917 г.
Г. Х. Гроот. Портрет великой княжны Екатерины Алексеевны на коне. 1744 г.
Л. О. Пастернак. Выезд Екатерины II 30 сентября 1867 г. верхом на охоту в мундире Конной гвардии, в село Коломенское. 1900 г.
В XVIII в. лейб-медики, как правило, совмещали несколько медицинских должностей. В Зимнем дворце они не жили, поскольку имели в Петербурге собственные дома, а своим царственным пациентам наносили регулярные визиты. В Зимнем дворце круглосуточно дежурили гоф-медики (три лекаря, дежурство – сутки через трое), их обязанностью являлось немедленное оказание медицинской помощи всем придворным, служившим в императорской резиденции, – от высших сановников до истопников. Хотя высшие сановники предпочитали обращаться, конечно, к лейб-медикам. Гоф-медики во дворце также не квартировали, а являлись только на дежурство.
Заметим, что императрица Екатерина II старалась держать себя в форме. Как и все аристократки, она была прекрасной наездницей, причем иногда садилась в седло «по-мужски», что тогда считалось «неприличной» посадкой для дам. Она периодически охотилась, участвовала в таких экстремальных забавах, как спуск на тележке с Катальной горки в Ораниенбауме.
Павильон «Катальная горка» в Ораниенбауме
Павильон «Катальная горка» в Ораниенбауме. Реконструкция
Напомним, что А. Ринальди возвел павильон в 1762 г., меняя его конструкцию вплоть до 1774 г. К южному выступу павильона Катальной горки примыкал волнистый скат, состоявший из четырех горок. Он имел три полосы шириной более 6 метров, средняя из них служила для катания. Коляски двигались по вырезанным колеям деревянных скатов. Боковые колеи предназначались для подъема колясок с помощью специальных приспособлений с блоками. Длина ската превышала 500 метров. В 1764 г. изготовили «10 одноколок, за которые уплатили 1430 руб.». В 1768–1769 гг. закончили работы с подъемником («слесарь Фурквистр сделал 6 пар больших петель в галерею к машине»[638]), поднимавшим коляски на горку. Екатерина часто посещала Катальную горку и даже каталась на деревянных тележках, что было занятием небезопасным.
Лейб-медик И. С. Роджерсон
Тем не менее возрастные «болячки» накапливались, случались и обычные сезонные недомогания. Поэтому некоторые из придворных врачей становились настолько близки к первому лицу Империи, что прочно входили в «ближний круг» императорской семьи. Одним из таких врачей стал лейб-медик Екатерины II И. С. Роджерсон.
Лейб-медик Екатерины II Иван Самойлович (Иоганн Джон Самуил) Роджерсон (1741–1823), шотландец по происхождению, окончив медицинский факультет Эдинбургского университета в 1765 г., уже в следующем году приехал в Россию. Подтвердив в ходе экзаменов в Медицинской коллегии свой лекарский диплом, Роджерсон получил право на медицинскую практику в России.
Путь Роджерсона в Зимний дворец начался со спасения от дифтерита сына княгини Е. Р. Дашковой, тогда еще подруги императрицы. Через некоторое время, 18 февраля 1769 г., Екатерина II назначила Роджерсона своим придворным доктором и определила выдавать ему, «впредь до сочинения придворных штатов», по 1000 руб. жалования из сумм Медицинской коллегии.
В архивных документах встречаются счета по пожалованию гонораров И. В. Роджерсону из «комнатной суммы» императрицы. Так, в августе 1775 г. выплатили «доктору Роджерсону 2000 р.» и «лейб-хирургу Кельхину 1000 р.». Любопытно, что императрица оплачивала и медицинские консультации своего ближайшего окружения. Когда приболел И. Ю. Фредерикс, личный банкир Екатерины II, Роджерсону выплатили «за диспозицию» (то есть за рецепт или консультацию) 300 руб.[639]
Роджерсон оценил открывавшиеся перспективы и усиленно начал заниматься русским языком, которым успешно овладел. Заметим, что многие придворные врачи вплоть до середины XIX в. так и не удосуживались изучить русский язык, хотя десятилетиями жили в России.
Довольно быстро Роджерсон приобрел доверие Екатерины II, не только следя за ее здоровьем, но и контролируя здоровье ее фаворитов. Как известно, в конце царствования Екатерины II кандидаты в фавориты, после «тест-драйва» в покоях доверенных камер-юнгфер, обязательно проходили «медосмотр» у Роджерсона и только после этого отправлялись в спальню Екатерины II. Для тщательного «медосмотра» имелись все основания, поскольку в городе были случаи венерических заболеваний, именно при Екатерине II в Петербурге, близ Калинкина моста, открыли специализированную лечебницу для больных «любострастными болезнями».
Признанием заслуг Роджерсона стало пожалование ему 18 января 1776 г. звания лейб-медика, с чином действительного статского советника, с жалованием в 4000 руб. в год. Отметим, что новоиспеченному «гражданскому генералу» тогда исполнилось всего 35 лет.
У Роджерсона установились внешне вполне «приятельские» отношения с Екатериной II, но умный лейб-медик, конечно, ни на секунду не забывался и четко знал, где идет игра на публику со стороны пациентки, а где – серьезные дела, связанные с мониторингом состояния здоровья императрицы. Екатерина II вполне могла заявить, что не верит в его «науку», что «лекарства помешают моим занятиям; довольно и того, что я посмотрю на тебя»[640]. В одном из писем императрица упомянула: «В молодости мне дали читать Мольера, и его взгляд на врачей не остался без влияния на меня»[641].
В. Л. Боровиковский. Екатерина II в Царскосельском парке. 1794 г.
Б. Чемесов. Портрет Екатерины II. 1762 г.
Эти заявления Екатерины II также отчасти были игрой, поскольку у императрицы имелись серьезные основания для того, чтобы верить в «науку» Роджерсона. В качестве примера приведем историю привития оспы. Зимой и весной 1767 г. по Петербургу прокатилась эпидемия оспы. Екатерина II прекрасно помнила, как перенесенная оспа обезобразила лицо ее мужа – императора Петра III Федоровича. Поэтому она написала российскому посланнику в Англии о своем желании срочно сделать инокуляцию (то есть прививку) оспы себе и своему сыну Павлу. Лондонское медицинское общество избрало для ответственной и почетной миссии одного из лучших врачей-инокуляторов – Томаса Димсдейла. 12 октября 1768 г. он провел инокуляцию императрице и наследнику престола, будущему Павлу I. Это была первая прививка оспы в России. Надо отдать должное и смелости самой императрицы, и ее вере в медицинскую науку.
Практика привития оспы прочно укрепилась в Зимнем дворце. Впоследствии всем многочисленным детям Павла I прививку сделали в положенные сроки. Поэтому Т. Димсдейл еще раз приехал в Россию, для того чтобы привить оспу внукам императрицы – Александру и Константину.
Барон Томас Димсдейл (1712–1800)
Ф. С. Рокотов. Портрет великого князя Павла Петровича в юности. Кон. 1760-х – нач. 1770-х гг.
Николай I в своих записках счел необходимым упомянуть, что «одновременно с сестрою Анною же нам была привита оспа, что по тогдашним временам представлялось событием необычайной важности, как совсем в обиходе не знакомое. Оспа у меня была слабая, у сестры же она была сильнее, но мало оставила следов».