Однако карьера турка, должного играть роль природного арапа, так и не состоялась. После заключения двумя сторонами в сентябре 1829 г. Адрианопольского мира турок запросился домой. В октябре 1829 г. последовало новое высочайшее повеление: «Спросить у военнопленного турка, желает ли он возвратиться в Отечество?». Турок ответил, что, «имея жену, детей, мать и сестру, свой дом и собственность, он почел бы счастливым себя, если бы» император счел возможным «возвратить его в семейство»[970]. В конце октября 1829 г. Николай I распорядился выдать пленному турку из Кабинета Е. И. В. на дорогу 50 червонных, а «сделанное для него платье сохранять по ведомству Придворной конторы».
Бывали в истории Зимнего дворца и совсем скандальные истории, когда различные смуглые авантюристы пытались выдать себя за придворных арапов. Так, в мае 1843 г. в Зимний дворец на имя обер-гофмаршала Н. Долгорукого поступил рапорт от наказного атамана Войска Донского генерал-лейтенанта Аласова «о негре Белело». В рапорте докладывалось, что в конце марта 1843 г. в Новочеркасск прибыл «негр под именем состоящего в службе при Императорском Зимнем Дворце подпоручика Петра Перлова, в поданном коим прошении объяснил, что он уволен в отпуск на 7 мес. в Тифлис и следовал по открытому листу, выданном г. Министром Императорского Двора на взимание обывательских лошадей без прогонов, но что в Правлении Казанской станции Войска Донского лист тот затерян и потому просил выдать ему новый открытый лист до Тифлиса. По непредставлению негром Перловым при таковой просьбе никаких документов, я собрал о нем сведения», из которых выяснилось, что «негр Перлов прибыл в означенную станицу по этапам при открытом листе Богучарской инвалидной команды… в роде арестанта, под именем негра Белела»[971].
Генерал отдал приказ об аресте негра, но тот сумел тайно бежать из Новочеркасска в Ставрополь. Чем закончилась эта авантюрная история, из документов неясно, но из Зимнего дворца ответили, что «означенный негр при Высочайшем дворе никогда не существовал».
Самой массовой стратой, проживавшей в Зимнем дворце, были так называемые придворнослужители. На 1855 г. насчитывалось «456 придворных служителей по Зимнему дворцу»[972]. Все они имели определенные специализации и носили соответствующую форму. К совершенствованию этой формы Романовы относились столь же трепетно, что и к галунам и выпушкам формы военной. Как правило, массовое переодевание чиновников, офицеров и сановников в новую форму происходило с началом очередного царствования. Затрагивал процесс и слуг, живших в Зимнем дворце. Инициатива шла как снизу, так и сверху. Так, буквально через два месяца после начала царствования Александра II к нему обратились дворцовые хозяйственники с предложением «оснастить» камер-лакеев, лакеев, истопников, работников и должностных помощников белыми галстуками, «как они носят их при траурном платье, что было бы чище и опрятнее». Император с предложением согласился.
Форма камер-фурьера парадная. 1912–1913 гг.
Форма придворного камер-лакея. Кон. XIX в.
Форма скорохода парадная. 1912–1913 гг.
Форма скорохода парадная. 1912–1913 гг.
Слуги Зимнего дворца еще при Екатерине II превратились в закрытую касту, куда было очень тяжело попасть новому человеку. Подчас и должности передавались по наследству, а выучка под эти должности шла с самых юных лет. Со временем таких потомственных слуг стали называть «дворцовыми мальчиками». Царственные хозяева называли их обезличенно – «люди», но во многом способствовали их карьере. Довольно часто даже штаб– и обер-офицерский составы армии пополнялись выходцами из «дворцовых мальчиков».
В сохранении касты придворнослужителей имелись свои резоны. Дети вырастали при дворце, с раннего возраста впитывая как гласные, так и негласные традиции и правила поведения. Когда во второй половине XIX в. возникла угроза политического терроризма, кастовый состав придворнослужителей препятствовал проникновению в императорские резиденции неблагонадежных лиц.
Для возобновления «кадрового резерва» еще в 1827 г. при Мастеровом дворе Гоф-интендантского ведомства открыли школу мастеровых, куда набирали почти исключительно детей дворцовых слуг. Согласно Положению, «в школу сию должны поступать все дети мужского пола Мастеровых Гоф-интендантского ведомства, в С.-Петербурге находящиеся, и по окончании учения обращаемы быть для комплектования и содержания потребного числа людей по мастерствам по сему». Особо отмечалось, что «увольнение или перевод детей мастеровых в другое ведомство вовсе воспрещается». В положение также закладывались нормы, значительно облегчавшие слугам воспитание детей: «До 6-летнего возраста оставлять сих детей при родителях, и в пособие для пропитания выдавать из Конторы по 30 руб. в год на каждого». После 6 лет детей отдавали в школу мастеровых. Как вариант, имелась возможность «посылать несколько человек в Академию художеств для обучения архитектуры, скульптуры и другим художествам, по усмотрению». Затраченные на обучение средства необходимо было «отработать по распределению» на протяжении 5 лет, а затем дворцовые мальчики получали «полную свободу избирать службу и занятия по своему желанию»[973]. Отметим, что все указанные нормы действовали, поскольку в архивных делах хранятся документы, из которых следует, что однажды, при Николае I, одного из придворных истопников командировали на полгода в Императорскую Академию художеств, в ученики к маринисту И. К. Айвазовскому.
Придворные художники
Одной из обязанностей правящего императора и членов его семьи было периодическое позирование перед ведущими художниками своего времени, которые создавали историю царствования в портретах. Поэтому в Зимний дворец периодически приглашались ведущие художники-портретисты, чтобы запечатлеть «для вечности» как самого императора, так и членов его семьи. Так со временем сформировалась богатейшая иконография российских монархов, ставшая основой для «Романовской галереи», размещенной в Малом Эрмитаже. В этой галерее были собраны портреты всех правящих Романовых, начиная с первого из них – царя Михаила Федоровича.
Формирование иконографии Романовых шло параллельно с формированием художественной коллекции Императорского Эрмитажа. Основу бесценной коллекции положили личные собрания очень разных «диковинных» вещей, концентрировавшихся на так называемых Китайских антресолях жилых покоев императрицы Екатерины II в Зимнем дворце. Свое название антресоли получили в результате увлечения императрицы собиранием различных китайских декоративно-прикладных предметов.
Императрица, будучи сама творческим человеком, охотно контактировала с представителями нарождавшейся творческой интеллигенции. Эти по большей части деловые контакты выливались в «денежные повеления», в них так или иначе проявлялись вкусовые пристрастия Екатерины II.
Став императрицей, Екатерина II, пожаловав архитектору Ф. Растрелли 5000 руб.[974], отправила его «на пенсию». Затем в Зимний дворец она пригласила архитекторов, работавших в стиле нарождавшегося классицизма, и распорядилась заново отделать для нее и цесаревича жилые покои в угодном для нее классицистическом стиле[975].
Э. Вигилиус. Портрет Екатерины II перед зеркалом. 1762–1764 гг.
Э. Вигилиус. Портрет Екатерины II верхом. 1762 г.
12 ноября 1764 г. по распоряжению императрицы «живописцу Эриксену» выплатили 5025 руб. за огромный конный портрет Екатерины II в мундире лейб-гвардии Преображенского полка, изображавший императрицу в день переворота 28 июня 1762 г.[976] Позже Эриксен Вигилиус не единожды писал парадные портреты императрицы. Весной 1766 г. он получил 6300 руб. «за написание им Ея Императорского Величества портрета»[977]. В 1771 г. «живописцу Эриксену за живописные работы» уплатили внушительные 10 000 руб., а в 1772 г. выплатили «живописцу Эриксену за написанные им картины 2100 р.».
Среди счетов по «комнатной сумме» многократно встречается имя живописца Д. Г. Левицкого: «Живописцу Левицкому за два портрета Ея Императорского Величества 1000 р.» (1773 г.); «Живописцу Левицкому за портрет короля Прусского 800 р.» (1778 г.); «Живописцу Левицкому за большой Наш портрет 1000 р.» (1778 г.). Упоминается в счетах имя скульптора Ф. И. Шубина, которому в 1778 г. уплатили «за бюст графа Румянцева-Задунайского 700 р.»[978].
Д. Г. Левицкий. Портрет Екатерины II
Д. Г. Левицкий. Екатерина II законодательница. 1780 г.
В Европе, зная о художественных увлечениях императрицы, немедленно нашлись комиссионеры, скупавшие целые коллекции у обнищавших аристократов. Для оплаты покупок требовалось быстро переводить в европейские банки крупные суммы. Эту задачу успешно решал придворный банкир Фредерикс. Например, в феврале 1771 г. императрица распорядилась «о заплате банкиру Фридриксу за картины 14 000 р.».[979] В 1773 г. последовало новое распоряжение «о заплате за картины 8000 р.» и «о заплате за картины барону Фридриксу 6000 р.».
Возвращаясь к иконографии Романовых, отметим, что она была очень разной: от больших парадных портретов до миниатюр, размещавшихся на так называемых портретных медальонах, усыпанных бриллиантами и носившихся на груди, наряду с самыми значимыми орденами. Когда Николай I наградил таким портретным медальоном И. Ф. Паскевича, то в сопроводительном письме с большой долей иронии писал (19 сентября 1833 г.): «Желал бы с тобой быть неразлучным; за невозможностью сего, прошу тебя в замену оригинала принять и носить подобие моей хари. Прими сие знаком моей искренней сердечной благодарности и дружбы, которая останется во мне неизменною». На портрете работы Ф. Крюгера, написанном в 1834 г., мы можем видеть царскую «харю» на груди заслуженного генерала.