. И все это время она гадала, что ел в свой последний день Гэри, где сидел. Эти мысли помогали ей чувствовать себя так, словно Гэри был сейчас рядом — сидел за тем же столиком и ковырял ложечкой торт.
«Кто была эта женщина с косой, Гэри? О чем вы разговаривали?»
Краем глаза Кэтрин поглядывала в окно на проходивших мимо людей. Большинство местных носили джинсы, флисовые куртки и теплые шерстяные свитера, мужчины помоложе щеголяли в охотничьих куртках из красной шотландки. Двое мальчишек в толстовках пронеслись по тротуару на скейтбордах. Ни одного человека в костюме и галстуке, ни одной женщины на высоких каблуках… Встречаясь друг с другом, жители Уэст-Холла здоровались и приветливой улыбались, и Кэтрин подумала, что Гэри здесь, наверное, понравилось.
Когда Остин был жив, они часто говорили о том, чтобы уехать из Бостона и перебраться в какой-нибудь маленький провинциальный городок вроде этого. Сам Гэри вырос именно в таком — он был из Айдахо. Как он утверждал, его родной город был настоящим раем для мальчишки в возрасте Остина: чистый воздух, почти не тронутая цивилизацией природа, лес, река, рыбалка, приветливые, дружелюбные соседи. А главное, говорил Гэри, человек может чувствовать себя там в полной безопасности. В его родном городе никогда ничего не случалось, поэтому родителям даже в голову не приходило загонять детей домой с наступлением темноты, разве что в то случае, если на следующий день нужно было рано вставать.
Выходя из кафе, Кэтрин ненадолго задержалась у доски объявлений. «Продается горный велосипед»… — прочитала она. — «Уроки йоги»… Взгляд ее скользнул по листовке, гласившей, что зимой фермерский рынок будет работать в школьном атлетическом манеже, по самодельному плакату, призывавшему желающих вступать в группу «Охотников за НЛО», и наконец остановился на аккуратном листке бумаги в самом центре доски. «Сдается квартира. Перестроенный дом викторианской эпохи в городском центре. Одна спальня. Без животных. 700 долларов в месяц, включая отопление».
Именно в этот момент она снова ощутила близость Гэри. Казалось, он стоит у нее за спиной и шепчет:
«Давай, действуй. Поверь, это именно то, что тебе нужно».
Не раздумывая больше, Кэтрин оторвала полоску бумаги с телефонным номером и сунула в карман джинсов.
«Вот и молодец!» — одобрительно прошептал ей на ухо Гэри. Он по-прежнему оставался невидимым, но ей показалось, что она чувствует тепло его дыхания.
«Хватит лентяйничать, Кэти. Не пора ли взяться за работу?» — спросил Гэри сейчас, и она кивнула. Его голос звучал насмешливо, но знакомые интонации успокаивали. Поднявшись из-за кухонного стола, Кэтрин налила себе еще кофе и, держа кружку в руках, двинулась в гостиную. Протиснувшись мимо штабеля коробок, она оказалась перед своим рабочим столом.
Этот массивный деревенский стол Кэтрин купила сразу после того как закончила колледж. Он был пяти футов в длину и три в ширину, и прекрасно подходил для ее целей. За прошедшие годы сделанная из толстых сосновых досок столешница покрылась следами от пилы, дрели и ножа, пятнами краски и черно-коричневыми подпалинами от паяльника. Справа к ней были прикручены небольшие тиски, там же стоял ящик, в котором Кэтрин держала инструменты: молоток, пилу, шило, лобзик, мини-дрель с набором насадок, паяльник, пинцет, шуруповерт и органайзер с разнокалиберными гвоздями, шурупами, крючками и петлями. Из большой кофейной жестянки торчали карандаши, кисти, фломастеры, шпатели. С левой стороны стола, в шкафчике со множеством снабженных ярлычками и наклейками ящичков, хранились краски и различные лаки.
В центре стола под мощной тензорной лампой лежала готовая шкатулка, над которой Кэтрин работала последние несколько дней или, точнее, ночей. Она представляла собой деревянную коробочку размером четыре на шесть дюймов и называлась «Священные брачные обеты». Вместо крышки Кэтрин приделала к коробочке двойные створки, стилизованные под витражные окна, какие бывают в церкви. В глубине располагался крошечный деревянный алтарь, над которым она укрепила их с Гэри уменьшенную свадебную фотографию. На снимке оба выглядели неправдоподобно молодыми и бесконечно счастливыми, и ни тот, ни другой не замечали размытый силуэт ворона, который поглядывал на них из-за раздутой ветром занавески. «Пока смерть не разлучит нас!» — было написано каллиграфическим почерком на розовом облачке, плывущем над головами брачующихся.
Если верхняя часть композиции была исполнена оптимизма и светлых ожиданий, то ее нижняя часть должна была символизировать жестокую реальность жизни. В тени у ног новобрачных можно было разглядеть блестящую от дождя узкую, извилистую дорогу, прочерченную следами автомобильных шин. Игрушечный автомобильчик с расплющенным ударом молотка передком Кэтрин разместила слева. Он как будто застрял в стенке шкатулки, так что уцелевший багажник выступал наружу (для этого ей пришлось выпилить в дереве отверстие довольно сложных очертаний, но она не жалела труда: собственная идея казалась ей крайне удачной или, лучше сказать, крайне выразительной). В самом низу размещалась заключенная в кавычки цитата: «Я еду в Кембридж снимать свадьбу. Вернусь к ужину».
Сегодня утром Кэтрин доделала шкатулку. Она обвела серебряной краской переплеты окон, позолотила крест на алтаре и потом покрыла шкатулку последним слоем матового лака. За день лак высох, и она осторожно отставила готовое изделие в сторону. Ее следующей работой должна была стать композиция под названием «Его последняя трапеза». Какой она будет, Кэтрин пока представляла себе довольно смутно. Единственное, что она знала, это то, что крышку шкатулки она превратит в дверь, за которой разместится стилизованный интерьер кафе Лулу. Там за столиком будут сидеть Гэри и неизвестная женщина. Как изобразить таинственную незнакомку Кэтрин пока не знала (портретного сходства, считала она, в данном случае будет недостаточно, внешность женщины должна символизировать собой Тайну и Рок), но надеялась на подсказку. Гэри, который понемногу превращался в источник ее вдохновения, в ее Музу, должен был нашептать ей, какие черты следует придать незнакомке.
Кэтрин вздохнула. Близость Гэри она ощущала только когда с головой уходила в работу. Тогда, как только она закрывала глаза, Гэри снова оказывался рядом. Он нашептывал ей на ухо свои секреты, шутил, поддразнивал, давал советы. В своем воображении — в воображении ли? — она почти видела его: темно-каштановые волосы с забавными вихрами на затылке, сверкающие весельем глаза, россыпь веснушек на носу и на щеках. Каждый раз, когда Гэри случалось слишком долго пробыть на солнце, веснушек становилось в несколько раз больше, и тогда она говорила, что он стал рябым, как кукушкино яйцо.
Ах, Гэри… Гэри, который обожал истории о духах и привидениях. Гэри, который любил поддразнивать ее, говоря: «Уж ты постарайся помереть первой, потому что если я вдруг откину копыта раньше, мой призрак будет надоедать тебе каждую ночь».
Вспомнив эти слова, Кэтрин грустно улыбнулась и взяла со стола голубую пачку «Америкэн спирит» — последнюю из блока, который она нашла в фотостудии Гэри. Сама она не курила с тех пор как закончила колледж и регулярно надоедала Гэри, жалуясь, что от его одежды и волос пахнет табаком. Но сейчас табачный дым приносил ей утешение и облегчение, и она выкуривала по сигарете каждый вечер. Иногда по две.
Вытряхнув сигарету из пачки, Кэтрин щелкнула зажигалкой и закурила. До вечера было еще далековато, но ей было наплевать.
— Что же ты там делал, в этом кафе? — спросила она вслух, глядя, как дым голубоватой струйкой поднимается к потолку. В глубине души Кэтрин надеялась, что получит ответ на свой вопрос, когда начнет продумывать детали композиции следующей шкатулки. — Кто эта женщина с косой? И как мне ее найти?..
— …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать! — громко досчитала Рути и отняла ладони от глаз. Поднявшись с кровати, она прокричала: — Пора — не пора, я иду со двора!
Прятки были любимой игрой Фаун. Сегодня они играли почти час, начав сразу после того, как вымыли и убрали оставшуюся от завтрака грязную посуду. Рути сама предложила прятки, надеясь, что это отвлечет Фаун от мыслей об исчезновении матери. Кроме того, ей казалось, что эта игра представляет собой интересный и весьма эффективный способ еще раз обыскать дом в поисках ключа, который помог бы им узнать что-либо о судьбе Элис.
Каждый раз, когда сестры играли в прятки, обе старательно придерживались двух основных правил. Первое состояло в том, что в маминой комнате, в подвале и вне дома прятаться было нельзя. Второе заключалось в том, что Рути всегда водила. Она была подвержена клаустрофобии, и терпеть не могла находиться в темном замкнутом пространстве, поэтому спрятаться даже под кроватью было для нее невыполнимой задачей.
Зато Фаун в этом отношении никаких трудностей не испытывала. Больше того, прятаться она любила и умела. Каждый раз, когда Рути не могла ее найти (а это случалось достаточно регулярно), ей полагалось крикнуть, что она сдается, и Фаун со смехом появлялась из какого-нибудь неожиданного места — из корзины для белья или из шкафчика под кухонной мойкой. Как она там помещалась, оставалось загадкой: правда, Фаун была достаточно миниатюрной даже для своего возраста, но шкафчик под мойкой был еще меньше, к тому же там стояло мусорное ведро и многочисленные коробки со стиральным порошком и бутылки и средствами для мытья посуды.
— Где же она может быть, эта хитрюга? — вслух рассуждала Рути, обыскивая гостиную. Она заглянула за диван, потом вышла в прихожую и распахнула дверцы стенного шкафа. Оттуда Рути перешла в кухню. В первую очередь она проверила шкафчик под раковиной, потом заглянула в нижние отделения обоих буфетов. Ничего. На всякий случай Рути проверила и ящики, хотя была уверена, что уж туда-то Фаун не втиснется, как бы ни старалась.
— Может, она превратилась в маленькую мышку и залезла в какую-нибудь щелку, где я никогда ее не найду? — громко произнесла Рути. Подобные фантастические предположения, высказываемые вслух, тоже были частью игры. Порой Рути удавалось выдумать нечто настолько нелепое, что Фаун не выдерживала и начинала хихикать.