Кэтрин очень боялась, что муж снова замкнется в себе, снова уйдет в тот беспросветный мрак, в котором он жил с тех пор, как умер Остин. В таком состоянии Гэри переставал быть похожим на человека, которого она знала и любила. Он утрачивал волю, слишком много пил, становясь одновременно и чрезмерно ранимым, и склонным к безумным вспышкам ярости, во время которых мог уничтожить дорогое фотооборудование стоимостью несколько тысяч долларов или расколотить вдребезги их телевизор с большим экраном. Однажды, примерно через два месяца после смерти Остина, Гэри перебил все бокалы в кухне, а потом попытался вскрыть себе вены осколком стекла. К счастью, он не задел никаких крупных сосудов, так что кровотечение было не сильным, но она все равно испугалась — ведь в другой раз Гэри мог и преуспеть в своем намерении покончить с собой.
«Гэри, дорогой, — сказала она так спокойно, как только смогла в данных обстоятельствах, — положи, пожалуйста, стекло. Прошу тебя, положи!»
И она шагнула вперед, но муж посмотрел на нее так, словно видел впервые в жизни, да и Кэтрин, по совести говоря, тоже не узнавала Гэри в эти минуты. В его глазах не было ни малейшей тени того человека, которого она полюбила и за которого вышла замуж.
«Гэри?!» — снова окликнула она, словно пытаясь пробудить его от кошмара. Но он внезапно двинулся ей навстречу и взмахнул рукой с зажатым в ней стеклянным осколком. Кэтрин не стала ждать, что будет дальше, и в ужасе выбежала из квартиры.
До сих пор она не могла забыть, какие у него тогда были глаза — совершенно пустые, мертвые — не глаза, а глазницы, в которых клубилась тьма.
Примерно через неделю после этого случая они стали вместе ходить на консультации к психологу, специализировавшемуся на поддержке людей, потерявших близких в результате несчастного случая. Со временем Гэри немного пришел в себя, несколько раз он со слезами на глазах просил у нее прощения за свою безумную выходку и обещал держать себя в руках. Приступы неконтролируемой ярости действительно стали реже и продолжались не так долго, как раньше: Гэри понемногу научился владеть собой. Потом они и вовсе прекратились; требующее выхода отчаяние сменилось глубокой печалью, и он снова стал прежним. Правда, печаль не покидала его ни на мгновение, и Кэтрин снова поверила, что с ними все будет в порядке.
Но после поездки в горы ей стало казаться, что тревожные признаки вернулись. Неистовая ярость снова подняла голову, понемногу овладевая Гэри, и Кэтрин впервые спросила себя, как долго она еще сможет это выдерживать.
Как-то утром Гэри уехал на съемку. Вечером он не вернулся, и Кэтрин всю ночь проплакала, вцепившись обеими руками в подушку. Утром в ее дверь позвонили. Это была полиция — оказывается, Гэри задержали, когда на автостоянке он крушил припаркованные машины, и Кэтрин пришлось внести за него залог. Впоследствии выяснилось, что он не успел причинить серьезный ущерб, поэтому дело закончилось штрафом, и все же этот случай не на шутку ее напугал. Кэтрин даже предложила Гэри возобновить консультации у психолога, и он согласился, но попасть на прием к врачу они и не успели: Гэри отправился в свою роковую поездку в Уэст-Холл.
Подумав об этом, Кэтрин тяжело вздохнула и отложила пинцет, который уже минут десять неподвижно держала в руке. Работа над «Последней трапезой» никак не ладилась — она по-прежнему не знала, как оформить внутреннюю часть шкатулки, и в конце концов решила начать с наружной стороны. Переднюю крышку Кэтрин оформила достаточно быстро, довольно точно скопировав кирпичную стену кафе, но когда ей понадобилось изобразить вывеску над входом, оказалось, что она никак не может найти свои самые тонкие кисти. Кэтрин была уверена, что, готовясь к переезду, положила их в одну из коробок, однако в ящике с надписью «Худ. принадл.» их не оказалось. Разочарованно вздохнув, Кэтрин отправилась разыскивать принадлежавший Гэри в раскладном металлическом ящике, в котором он держал химикаты и другие принадлежности для реставрации старых фотографий. Насколько она знала, там должны были быть и тонкие кисточки для ретуши — эту работу Гэри предпочитал делать вручную, хотя другие фотографы давно пользовались специальными компьютерными программами.
Ящик она отыскала довольно быстро. Открыв крышку, Кэтрин разложила укрепленные на шарнирах секции и стала перебирать содержимое. Баллончик со сжатым воздухом, белые хлопчатобумажные перчатки, ватные палочки, несколько пушистых косметических кистей, мягкая фланель для удаления грязи, спирт, флакончики с красками и тонерами — все это было необходимо Гэри для работы. Кисточки лежали, разумеется, в самом низу — в отдельном пластиковом пенале. Потянувшись за ним, Кэтрин заметила на дне ящика какую-то книгу небольшого формата. Это было странно — читать Гэри любил, но никогда не держал книги вместе с инструментом, если только это не был какой-нибудь специальный справочник.
Кэтрин бросила взгляд на обложку: «Гости с другой стороны: Секретные дневники Сары Харрисон Ши» и ухмыльнулась. Ей казалось, что это — шутка, правда, не слишком смешная. Казалось, Гэри оставил книгу в ящике нарочно, чтобы она нашла ее именно сейчас. «Вот во что я превратилась — в гостя…» — с горечью подумала Кэтрин, машинально раскрыв книгу. Взгляд ее невольно зацепился за номер страницы — 13-й, несчастливое число. Так же автоматически она прочитала несколько абзацев:
«…С тех пор я утратила надежду. Опустила руки. Откровенно говоря, я не видела смысла жить дальше. Если бы у меня хватило сил встать с постели, я бы сошла вниз, взяла ружье мужа, засунула в рот ствол и спустила курок. Несколько раз мне снилось, как я это делаю. Наяву я часто представляла себе это во всех деталях. Я мечтала об этом. Привкус сгоревшего пороха во рту преследует меня уже несколько дней, но мне он кажется сладким.
Во сне я убиваю себя каждую ночь…
…И просыпаюсь со слезами разочарования, потому что мне это опять не удалось, потому что я осталась жива — пленница в своем собственном слабом теле, заложница своей искалеченной жизни.
И я по-прежнему одна…»
Позабыв про пенал с кистями, Кэтрин попятилась от железного ящика. Странную книгу она крепко сжимала в руке. Взяв с кофейного столика зажигалку и сигареты, она закурила и, свернувшись на диване, открыла книгу на первой странице.
— Он заряжен, — уверенно сказал Базз, вертя револьвер в руках. Он держал его за рукоятку, но Рути заметила, что указательный палец Базза лежит вдоль длинного ствола, подальше от спускового крючка.
Рути и Базз сидели на кровати в спальне Элис. Она держала в руках бутылку пива, он поставил свою на тумбочку. Бутылка запотела и покрылась каплями влаги, и Рути испугалась, что на тумбочке останется след, по которому мать сможет узнать, что они здесь побывали. В конце концов, она не выдержала и переставила бутылку на пол, а тумбочку вытерла рукавом.
На часах было десять вечера, и Фаун давно спала. Когда Рути измерила ей температуру, градусник показал 102 градуса[9], поэтому она каждые четыре часа давала сестре тайленол, чтобы сбить жар, и даже заварила один из маминых травяных сборов — ромашку с ивовой корой, а потом заставила Фаун это выпить, что оказалось непросто. В конце концов, девочка все же уснула, и Рути тут же позвонила Баззу и попросила приехать. Через полчаса он уже был у нее с упаковкой пива.
— Смотри, — сказал Базз, протягивая ей револьвер, чтобы нагляднее продемонстрировать работу механизма. — В барабане находится шесть патронов — это означает, что из револьвера можно выстрелить шесть раз, потом его придется перезаряжать. Модель довольно старая, но в отличном состоянии. Похоже, твоя мама регулярно его чистила и смазывала.
— Ты уверен? — переспросила Рути. Она по-прежнему сомневалась, что у ее матери могло быть огнестрельное оружие.
— Она или кто-то еще… — Базз пожал плечами. — Но раз он был в ее комнате… На самом деле, это не так уж необычно, Рути. Женщина, которая живет на уединенной ферме одна с двумя детьми, не может не думать о самозащите. Мои отец торгует огнестрельным оружием, и он говорит, что женщины покупают у него пистолеты даже чаще, чем мужчины.
Рути содрогнулась, но все же наклонилась, чтобы получше разглядеть револьвер.
— Ну и как им пользоваться?
— Все очень просто, — сказал Базз, заметно оживившись. Ему очень нравилось, когда его просили что-то объяснить или показать: во всем, что касалось разного рода механизмов, он считал себя крупным специалистом. Кроме того, его отец владел магазином оружия на шоссе № 6, и Базз с детства привык иметь дело с револьверами, пистолетами, дробовиками. Даже на охоту он начал ходить лет с восьми-девяти, когда отец подарил ему малокалиберную винтовку и научил стрелять.
— Это револьвер Кольта с ударно-спусковым механизмом одинарного действия, — сказал Базз с умным видом. — Это значит, что перед каждым выстрелом курок нужно взводить вручную. А это предохранитель, перед стрельбой его нужно сдвинуть назад… вот так… Теперь большим пальцем оттягиваешь курок назад до щелчка… готово. После этого остается только прицелиться и нажать на спуск: курок ударит по капсюлю патрона и произойдет выстрел. — Базз просунул палец в скобу и покрутил револьвер на пальце.
— Если хочешь, можем завтра его испытать. Я покажу тебе, как надо стрелять.
Рути покачала головой.
— Если я сама себя не убью, значит, это сделает моя мама.
— Как хочешь. — Базз кивнул и осторожно положил револьвер в обувную коробку. — Мне до сих пор не верится, что твоя мама могла вот так просто исчезнуть… — проговорил он, снимая бейсбольную кепочку и проводя рукой по своим коротко остриженным волосам.
— Мне и самой не верится, — кивнула Рути. — На нее это совершенно непохоже. Я знаю, постороннему человеку мама может показаться немного… странной, но на самом деле на нее можно положиться. Всю жизнь она делала только то, что считала правильным, и никогда не совершала никаких неожиданных действий или поступков — ничего такого, что выходило бы за рамки привычного. Мама даже в город ездила редко, и вдруг бац! — взяла и исчезла, словно испарилась. И главное — никаких следов… Вот этого я вообще не понимаю!