заставляла, а она терпеть не могла работать из-под палки, но не сомневалась, что в случае нужды они сумеют получить неплохой урожай. И сама Рути, и даже Фаун знали, как проращивать семена весной, как ставить шпалеры для фасоли и гороха, когда копать чеснок и картофель. Того, что они сумеют вырастить, им двоим за глаза хватит, а если будут излишки, их тоже можно будет продать. Печь хлеб, консервировать помидоры и бобы Элис их тоже научила, причем Фаун справлялась с этой работой ничуть не хуже старшей сестры. Конечно, она была еще маловата, но годика через три-четыре Фаун станет уже вполне самостоятельной, и тогда Рути попробует найти себе в городе подходящую работу — хотя бы на полставки. Ничего, они справятся… Если придется, они сумеют найти выход из любой, самой сложной жизненной ситуации.
Тушеная говядина продолжала томиться на краю горячей плиты, наполняя кухню аппетитным запахом, от которого Рути еще сильнее затосковала по матери.
Им ведь не придется искать этот выход, правда?.. Мама скоро вернется, и все пойдет по-старому: они опять заживут втроем, заживут лучше прежнего.
Часам к шести у Фаун снова поднялась температура, и Рути пришлось еще раз дать ей тайленол. Ложиться спать было еще рано, и она устроила сестру на диване в натопленной гостиной — закутала в одеяло, принесла ей кукол и несколько книжек-раскрасок.
— Как ты себя чувствуешь, Олененок?
— Хорошо, — ответила Фаун, но щечки у нее были красными, волосы слиплись от пота, а глаза поблескивали от жара.
— Ты, главное, не волнуйся. Думаю, к завтрашнему утру тебе станет полегче. Главное, не выходи на улицу и постарайся побольше пить, ладно?
— Ладно, — покладисто согласилась девочка, скармливая ложечку воображаемой микстуры Мими, у которой, конечно, тоже была температура.
— И твоя Мими пусть тоже не переживает, — сказала Рути, устраивая для куклы постель из подушки и пары кухонных полотенец. Фаун постель понравилась, но она считала, что Мими необходима подушка, и Рути завернула в носовой платок моток самой мягкой маминой шерсти.
Снаружи валил снег, ветер свистел в ветвях деревьев, наметая у крыльца высокие сугробы, но в доме было уютно и тепло. Фаун с головой ушла в игру, и Рути, усевшись у печки в кресле с откидной спинкой и накрыв ноги маминым лоскутным одеялом, взяла в руки «Гостей с другой стороны…».
Откровенно говоря, книга Сары Ши пугала Рути — пугала по-настоящему, без дураков. Не то, чтобы она безоговорочно верила всему, что было там написано, и все же каждый шорох, каждая промелькнувшая за окном тень заставляли ее вздрагивать. Особенно сильное впечатление на нее произвели страницы, в которых описывалось появление «спящей» Герти в стенном шкафу. Рути не сомневалась, что это был тот самый стенной шкаф, который находился в маминой спальне и который ее мать зачем-то забила досками.
Уже ближе к концу дневника Рути узнала, откуда в доме столько потайных местечек.
«…Еще ребенком я устроила в доме несколько десятков тайников за расшатанными половицами и кирпичами, за дверными косяками или дощатой обшивкой стен. Большинство из них сравнительно легко обнаружить даже случайно, но есть несколько мест, которые — я уверена — не найдет никто и никогда. Это — мои самые надежные тайники, которым я могу доверить свой главный секрет…».
Прочтя эти строки, Рути опустила книгу на колени, чтобы взглянуть на сестру. Фаун, что-то бормоча, сосредоточенно бинтовала кукле ногу. Бедная Мими: сначала простуда, а теперь еще и сломанная нога, подумала Рути и прислушалась.
— …А ведь я тебе говорила никогда не ходить в лес одной! — строго выговаривала кукле Фаун. — В лесу с маленькими девочками может случиться все, что угодно!..
Подняв голову, Фаун увидела, что Рути смотрит на нее.
— Поиграй со мной, — попросила девочка, и в ее глазах заблестело отражение оранжевого огонька, плясавшего за слюдяным окошком печной заслонки.
— Хорошо. — Рути кивнула. — А во что?
— В прятки! Давай в прятки!
— Может, лучше сыграем во что-нибудь другое? В карты, например. Или в куклы?
Фаун с серьезным видом затрясла головой, потом подняла Мими. Кукла тоже качнула головой, и исцарапанные пуговичные глаза уставились прямо на Рути.
— Мими хочет играть только в прятки, — сообщила Фаун. — У нее есть новое прятальное место. Очень хорошее.
Рути с сомнением кивнула.
— В последний раз я и тебя-то не смогла найти, — сказала она. — А уж Мими я тем более не смогу отыскать. Какой тогда мне интерес играть?
— Ну, может быть, если ты постараешься как следует… — Глаза Фаун озорно блеснули.
— Ну ладно, — вздохнула Рути, уступая. — Только уговор: если я скажу, что сдаюсь, ты… то есть, Мими, должна немедленно вылезти из своего прятального места. Хорошо?
— Хорошо, — сказала Фаун.
Рути еще раз вздохнула и, закрыв глаза ладонями, принялась громко считать:
— Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Я иду искать!.. — Одновременно она напряженно прислушивалась, пытаясь по звуку определить, в какую часть дома направится сестра. Судя по всему, Фаун двигалась по коридору в направлении лестницы…
Внезапно Рути подумала о Саре и ее дочери, которые точно так же играли в прятки в этом доме, о том, как хорошо умела прятаться маленькая Герти. Сара, впрочем, ей почти не уступала; во всяком случае, свои бумаги она спрятала очень хорошо.
— …Десять, одиннадцать, двенадцать…
Тут Рути услышала, как открывается и закрывается дверца стенного шкафа в прихожей. Это, однако, ничего не значило: Фаун была умной девочкой и часто проделывала подобные трюки, чтобы обмануть сестру. Иногда даже чересчур умной.
— …Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… — скороговоркой досчитала Рути. Отчего-то у нее вдруг стало неспокойно на душе. — Пора-не пора, я иду со двора.
Поднявшись с кресла, она прислушалась. В печке стрельнули дрова, потом раздалась серия мягких ударов — это Роско, разбуженный их возней, прыжками спускался по лестнице.
— Ну что, серый котище, ты видел, куда пошла наша Фаун? — спросила Рути, когда кот появился в дверях гостиной.
— Мур-рр… — отозвался Роско и потерся о ее ноги.
Как бы там ни было, начала Рути все-таки со шкафа в прихожей. Распахнув дверцу, она сдвинула в сторону пальто и куртки, и даже пошарила среди сваленных на полу башмаков.
— Гм-м, в шкафу ее нет! — сказала она громко и, обернувшись через плечо, посмотрела на улицу сквозь стеклянное окошко входной двери. Снаружи было совсем темно, а, включив свет, Рути убедилась, что снег и не думал прекращаться. Прогноз погоды она не слышала — за погодой всегда следила мать, и Рути оставалось только слушать, что она скажет: будет ли тепло или холодно, пойдет ли дождь или снег.
— Хотела бы я знать, куда девался мой Олененочек? — проговорила Рути, возвращаясь в гостиную. Оттуда она прошла в отцовский кабинет, потом проверила кухню и заглянула в ванную. Когда она включила свет, чисто вымытая розовая плитка на полу засверкала мягким отраженным светом, а в зеркале над раковиной отразилось ее лицо — пожалуй, чересчур бледное и напуганное. В старой ванне на львиных лапах никого не было, если не считать купального утенка из желтой резины и бутылки маминого ромашкового шампуня.
— И здесь нет!.. — с притворным разочарованием вздохнула Рути и, вернувшись в коридор, двинулась к лестнице. Игра ей уже надоела, и она решила, что быстренько проверит верхние комнаты, а потом крикнет, что сдается.
Нехотя осмотрев свою комнату, она заглянула в спальню Фаун и в верхнюю ванную комнату. Каждый раз она громко сообщала, где именно находится, и так же громко сетовала, что никак не может отыскать спрятавшуюся сестру. Наконец она вошла в спальню матери, хотя с ее точки зрения Фаун едва ли стала бы здесь прятаться. Под кроватью девочки не было — это Рути видела и с порога; единственным местом, где могла спрятаться Фаун, был стенной шкаф, но, шагнув к нему, Рути неожиданно заколебалась. Некоторое время она прислушивалась, потом, чувствуя себя полной дурой, подняла руку и постучала по дверце согнутым пальцем. Из шкафа не доносилось ни звука, и Рути, набрав полную грудь воздуха, резким рывком распахнула дверь.
Шкаф был пуст, и она с облегчением выдохнула.
— Фаун! Я сдаюсь! — крикнула Рути. — Вылезай!
Но девочка не откликнулась. Сколько Рути ни прислушивалась, ей никак не удавалось уловить ни шороха, ни скрипа дверных петель. Ничего. Не переставая звать сестру, она заново обошла комнаты верхнего этажа и, никого не найдя, почти бегом бросилась вниз.
Фаун исчезла! Исчезла по-настоящему!.. Рути старалась отогнать от себя эту мысль, но та возвращалась снова и снова, и она ощутила холодок подступающей паники. Фаун исчезла, и в этом виновата только она! Нельзя было играть с девочкой в прятки — только не в этом доме, где в стенных шкафах скрываются мертвые дети, оживленные невесть каким волшебством.
— Фаун, я не шучу! — крикнула Рути еще раз. — Я больше не играю!
Она снова прислушалась и, не дождавшись ответа, добавила сердито:
— Если ты немедленно не вылезешь, я больше никогда не буду играть с тобой в прятки, клянусь!
Незаметно для себя Рути забрела в отцовский кабинет. Отец любил порядок, поэтому все вещи здесь всегда стояли на своих местах, на старом письменном столе красного дерева не валялись бумаги и огрызки карандашей, аккуратные ряды книг на полках поблескивали золотым тиснением корешков, а пол был застелен вязаным ковриком. Теперь в кабинете хозяйничала Элис, поэтому в комнате царил слегка упорядоченный хаос: книги, бумаги, образцы вязания, птицеводческие справочники и каталоги были стопками навалены на столе и на полу, а между ними были разбросаны пакеты и мешки с шерстяными нитками разных цветов и незаконченными свитерами, носками и шапками.
Опустившись в отцовское кресло, Рути взяла со стола почти готовую вязаную шапочку, над которой мать трудилась, когда она видела ее в последний раз.
Это было в канун Нового года. Элис сидела в гостиной, вывязывая затейливый узор в средней части шапки. Спицы так и мелькали, а по полу перед ней, постепенно разматываясь, перекатывались клубки яркой шерсти — лимонно-желтой, ярко-красной, неоново-голубой и бирюзовой.