Выслушав Мартина, Лусиус вполне согласился с тем, что физически Сара приходит в себя — на это указывало, в частности, то, что она начала вставать с постели и есть, однако ему не нравилось, что ее восприятие окружающей действительности до сих пор остается искаженным. Ему казалось, что навязчивое состояние должно было пройти или ослабеть, и то, что оно усиливалось, внушало Лусиусу серьезные опасения.
«Я видел ее в лесу, — сказал Мартин. — Она звала Герти, словно… словно Герти еще жива и просто заблудилась в чаще».
Лусиус кивнул.
«Продолжай за ней присматривать, но постарайся делать это так, чтобы она тебя не заметила, — посоветовал он. — Человек, который, как твоя Сара, когда-то пережил приступы безумия, может очень легко впасть в него вновь. И, как я уже говорил, она даже может стать опасной… Боюсь, нам все-таки придется отправить ее в клинику штата. Согласен, это крайняя мера, но такая необходимость может возникнуть, и тогда нам придется действовать без промедления. В этом случае мешкать нельзя».
При мысли о том, что Сара может быть опасна, Мартин содрогнулся.
Но это было вчера, а сегодня Мартин все же заставил себя встать и одеться. Спустившись вниз, он застал Сару в кухне, где она жарила яичницу с беконом. Большой кофейник, полный свежего кофе, уже дымился на столе. Сара показалась Мартину еще более изможденной, чем вчера; во всяком случае, темные круги у нее под глазами проступили резче, а щеки еще больше ввалились. Сколько она спала этой ночью и спала ли вообще? — спросил себя Мартин. Почему-то ему казалось, что Сара не ложилась вовсе (когда он заснул, ее еще не было), и всю ночь просидела на кухне, поджидая его.
— Доброе утро, — пробормотал он и невольно сжал зубы, готовясь услышать в ответ что-то неприятное и тревожащее.
— Ты случайно не знаешь, где лопата? — вместо приветствия спросила Сара. — В хлеву ее нет.
— Она должна быть там, — возразил Мартин. — В углу, где лежат садовые инструменты. — Налив себе горячего кофе, он посмотрел на жену сквозь поднимавшийся над кружкой пар. — А зачем тебе? Снега выпало немного, его можно не сгребать, а просто утоптать ногами.
Странный вопрос, подумал он. Сгребать снег было его обязанностью. Может быть, Сара так шутит? Дразнит его?..
— Я вовсе не собиралась сгребать снег, — отрезала Сара, и на ее лице появилось такое выражение, какое бывает у проказливого мальчишки, замышляющего очередную шалость.
Мартин глотнул кофе.
— Тогда зачем тебе лопата?
— Копать! — с вызовом ответила Сара, внимательно следя за его реакцией.
Мартин уже жалел, что задал ей этот вопрос. На самом деле, он вовсе не хотел знать, зачем ей могла понадобиться лопата, однако прежде чем Мартин успел прикусить язык, его губы сами произнесли:
— Что именно ты собираешься копать?
— Я собираюсь выкопать тело Герти.
Мартин вздрогнул так сильно, что горячий кофе выплеснулся ему на рубашку и обжег грудь.
— Ты хочешь… — проговорил он дрожащим голосом. — …Хочешь выкопать, гх-х..? Но зачем, ради всего святого?!..
Сара лукаво улыбнулась.
— Герти оставила мне новую записку, — пояснила она, доставая из кармана фартука еще один обрывок бумаги и протягивая его мужу. Развернув его, Мартин прочел:
«Посмотри в кармане моего платья. Там лежит Вещь. Она принадлежит тому, кто меня убил».
Мартин сглотнул, но застрявший в горле комок никуда не исчез. «Посмотри в кармане платья…». Когда Герти достали из колодца, на ней была теплая шерстяная курточка, толстые вязаные чулки и… Да, голубое платье с карманами. Еще Мартин заметил, что прядь волос девочки была отрезана, но, кроме него, на это никто не обратил внимания. Он, однако, не сомневался, что именно эту прядь он сначала прятал в кармане, а потом закопал в снегу на дальнем поле — закопал вместо кольца.
— Но… но ведь Герти никто не убивал, — возразил Мартин, однако его голос прозвучал не слишком убедительно. Он и сам это понял и попытался исправить положение: — Она погибла, потому что упала в колодец, — добавил Мартин как можно тверже. — Сама упала, и никто в этом не виноват.
На этот раз его голос прозвучал точь-в-точь как голос уравновешенного, рассудительного взрослого, который уговаривает испуганного, закапризничавшего ребенка, и все же в нем чего-то не хватало. Должно быть, все дело было в том, что подсознательно Мартин с самого начала сомневался в том, что смерть Герти можно объяснить несчастным случаем? Как вообще Герти оказалась возле колодца? А главное, кто отрезал ей прядь волос, а потом повесил в хлеву на стене, предварительно сняв оттуда шкуру убитой лисицы?
В ответ на его слова Сара холодно улыбнулась и покачала головой.
— Я должна узнать, что это за Вещь, — сказала она. — Ведь мы похоронили Герти в том же платье, в котором она была, когда… когда вы ее нашли, не так ли? Я проверю карманы и… Вдруг это она…
— Она??.. О ком ты говоришь?!
— О ней — о Тете… Правда, она умерла много лет назад, но ее дух… Одним словом, я не успокоюсь, пока не узнаю, кто расправился с нашей девочкой.
— То есть, ты уверена, что Герти мог убить… дух?..
— Да не знаю я!.. — воскликнула Сара, теряя терпение. — Именно поэтому мы должны раскопать могилу и посмотреть… Или ты не согласен?
И она посмотрела на него долгим, пристальным взглядом. Сара ждала ответа, а он… он не знал, что сказать.
— Ну же, Мартин! Неужели ты не хочешь узнать правду?
Но он продолжал молчать. Герти они похоронили на маленьком семейном кладбище за домом, где уже лежали родители Сары, ее брат Джейкоб и младший брат Герти — Чарльз. Земля там была мягкой, к тому же недавняя оттепель могла облегчить им работу, но вскрывать могилу ему все равно не хотелось.
— Послушай, Сара, — сказал он, — мы похоронили нашу девочку уже две недели назад. За это время она… То есть, я хотел сказать — подумай, в каком состоянии может быть тело… — Говорить об этом сейчас было, наверное, жестоко. Даже наверняка жестоко, но он не видел других способов остановить Сару.
Она кивнула.
— Я знаю, но ведь это всего лишь тело. Пустая оболочка. Настоящая Герти, которую я люблю, здесь, с нами.
Мартин глубоко вздохнул.
«Спокойнее!» — приказал он себе, но успокоиться никак не получалось. Уши у него горели, сердце стучало в груди так, словно он только что пробежал пять миль, а глаз непроизвольно подергивался. Совершенно некстати ему вспомнилось, что как раз в тот день, когда пропала Герти, он видел, как Сара выходила из хлева, и что когда он туда вошел, — сразу после нее, между прочим, — то обнаружил, что лисья шкура исчезла, а на гвозде висит прядь волос дочери.
Страшная догадка пронзила его мозг. До сих пор он не позволял себе даже думать о подобной возможности, но теперь…
Неужели Герти убила Сара?..
Нет, невозможно!..
«Она может стать опасной…»
Опустив взгляд, Мартин еще раз взглянул на записку, нацарапанную нетвердой детской рукой, и попытался припомнить почерк Герти, но никак не мог сосредоточиться. Тем не менее, с каждой секундой ему все сильнее казалось, что записка была написана взрослым, пытавшимся копировать манеру ребенка.
Что если это было признание? Что если Сара знала, что в кармане платьица Герти лежит какая-то ее вещь?
Пол под ногами Мартина покачнулся, и он поспешно схватился за стол, чтобы не упасть. Он смотрел на Сару — на свою самую близкую и родную женщину — и ему хотелось заплакать. Мартин готов был на коленях умолять ее не бросать его, не уходить в разверзшийся перед ней мрак безумия, а сражаться с ним. Внезапно он вспомнил, как еще в детстве подарил Саре красивый мраморный шарик, выигранный у брата. Она была так свежа, так прекрасна, что он отдал его без раздумий и без сожаления. Тогда Мартин был готов отдать ей все, чем он владел, а сейчас, не колеблясь, отдал бы еще больше, лишь бы прежняя Сара вернулась к нему.
Она была его приключением и его наградой; любовь к ней возносила Мартина на такие вершины, которых иначе он никогда бы не достиг.
— Если ты мне не поможешь, я сделаю это сама, — сказала Сара и решительно выпрямилась. Это движение было хорошо знакомо Мартину, оно означало, что ни переспорить, ни уговорить ее ему не удастся.
— Ну хорошо, — вздохнул он, понимая, что проиграл. — Я тебе помогу, но… давай сделаем все по правилам. Я съезжу в город и привезу Лусиуса. Он тоже должен при этом присутствовать, как ты считаешь?
Сара кивнула.
— И шерифа. Привези обоих.
— Значит, так и поступим. — Мартин направился было в прихожую, чтобы взять из шкафа куртку и шапку, но остановился на полушаге. — Только ты дождись нас, ладно? Не начинай сама — эта работа не для матери… Потерпи еще немного, мы все сделаем сами.
И он наклонился, чтобы поцеловать жену в щеку. Ее щека показалась ему горячей, сухой и шершавой, как старая оберточная бумага, и Мартин снова подумал о том, что Сара с каждым днем становится все более далекой и чужой.
В последние три дня я была пленницей в собственном доме.
Скандал разразился, когда Мартин и Лусиус, наконец, приехали и застали меня стоящей над могилой Герти с лопатой в руках. Я замерзла, пальцы рук и ног успели онеметь, но лопату я держала крепко.
Выбравшись из щегольского докторского экипажа, Мартин и Лусиус приблизились ко мне и увидели, что я успела расчистить снег вокруг большого деревянного креста, на котором было вырезано имя Герти. Эта надпись дразнила меня, сводила с ума; мне очень хотелось вонзить лопату в комковатую землю и копать, копать, копать, и я сдерживалась из последних сил. В конце концов, я же обещала Мартину, что дождусь его возвращения, и мне хотелось сдержать слово. Хотя бы ради нашей прошлой любви.
«Что ты задумала, Сара?» — спросил Лусиус таким тоном, словно разговаривал с маленьким, капризным ребенком.