Когда Ванька ушел, Жанна передала маркизу содержание манифеста. Левенгаупт извещал русских, что шведы пошли войной не на русских, а за русских, что Швеция воюет не против русского народа, а против правительства, состоящего из чужестранцев и подавляющего все русское. Кроме того Левенгаупт объявлял, что в рядах шведских войск находится принц Голштинский, внук Петра Великого, имеющий все права на русский престол. О Елизавете Петровне не было ни слова!
— Вот ответ Швеции на упрямство царевны! — с досадой сказал маркиз. — Конечно, с одной стороны, это очень хорошо, так как у правительницы нет ни малейших оснований обвинять царевну. Но, с другой стороны, это ясно указывает на то, что Швеция связала принца Голштинского рядом обещаний, а потому хочет обязательно провести его кандидатуру. Этот манифест — откат Швеции от Елизаветы!
— Я сейчас же пойду к ней и постараюсь убедить ее! — сказала Жанна.
Но ее ноги подкосились, пережитые волнения сказались, и она была вынуждена опуститься в кресло кабинета маркиза, куда они вышли после разговора с Ванькой.
— Нет, вам надо сначала отдохнуть, а потом мы отправимся туда вместе. Ба! — вдруг вскрикнул посол, заглянув в окно и увидав подъезжавшую Любочку, — да мы сейчас узнаем какие-нибудь новости! Ну, так одно к одному! Впрочем, сначала надо распорядиться судьбой Жана.
Шетарди позвонил Пьеру и, приказав ему взять двух надежных слуг, отправился с ними в потайную комнату. Теперь было безопасно открыть секрет тайного хода, так как им уже не приходилось пользоваться. По приказанию посла Жана отнесли в чулан и там он был оставлен под надежной защитой двух слуг. Затем маркиз поспешил и свои частные апартаменты, где его уже ждала Любочка.
— Милый Жак, — защебетала девушка, — я к тебе только на одну минуточку. Мне страшно некогда…
— Но ты узнала что-нибудь важное и поспешила ко мне для сообщения? — сказал маркиз, целуя Любочку.
— Ну, я не думаю, чтобы это было важно; но ведь ты просил сообщать тебе обо всем, что делается под большим секретом. Ты знаешь, сегодня вернулся из Англии Финч…
— Да, я знаю это.
— Он привез из Англии договор, по которому Англия обязуется гарантировать Брауншвейгской династии трон; Россия же за это вступает в союз с Англией…
— Любочка! — вскрикнул Шетарди, — и ты еще сомневаешься, важно ли это? Да ведь это очень важно — понимаешь ли? — ужасно страшно важно! Ты меня прости, но я должен покинуть тебя. У меня очень серьезное дело…
— У меня самой немного времени, но все-таки я не рассчитывала, что дело обойдется одним холодным поцелуем! — возразила Любочка, надувая губки.
— Любочка, душечка, — взмолился маркиз, — приезжай завтра, и я посвящу тебе весь вечер. Но сегодня ты уж не обижайся!
Любочка упорхнула.
Шетарди прошел к Жанне и сказал ей:
— Если вы отдохнули, то нам нужно идти. Я действительно узнал кое-что очень важное, что может взорвать на воздух все наши планы!
По дороге Шетарди тщательно продумывал положение. Он ясно видел, что ему уже нельзя настаивать на прежних условиях, а надо теперь же прийти к определенному соглашению с царевной, пожертвовать всем, чем можно, потому что иначе все дело погибнет.
Елизавета Петровна тоже не могла не признать, что сообщения, привезенные ей маркизом, грозят большой опасностью ее замыслам. Но какова же была ее радость, когда Шетарди сказал ей:
— Я не напрасно клялся стать верным рыцарем моей царевны и лучше пожертвовать жизнью, но не останавливаться ни перед чем, чтобы возвести ее на трон. Поэтому будь что будет! Пусть мое правительство сочтет меня изменником перед родиной, но, чтобы облегчить вашему высочеству решение, я отказываюсь от первоначальных требований!
— К чему же сводятся теперь последние? — с бьющимся от радости сердцем спросила Елизавета Петровна.
Те условия, которые назвал маркиз, были вполне приемлемыми. Главным образом, они сводились к упрочению французского влияния и аресту ряда лиц из немцев: Остермана, Миниха, Линара, Юлии Менгден и многих других. Затем цесаревна должна была обещать предоставить Франции кое-какие торговые преимущества и сделать незначительные уступки Швеции. Все это было принято, и тут же назначили день переворота. Ввиду того, что надо было сначала успеть известить Левенгаупта о состоявшемся решении и дать ему уверенность, что со вступлением на престол Елизаветы Петровны военные действия будут прекращены, переворот назначили в ночь на 1-е января 1742 года.
Но неисповедимы пути судьбы: иной раз случай делает в один миг то, что люди замышляли и проверяли годами!
XIXМОМЕНТ НАСТАЛ
Семен Кривой немало был поражен, что Жан Брульяр не явился на свидание, о котором предупредил через одного из указанных ему младших агентов. Когда же и в следующие дни о Жане не было слышно, Кривой отправился наводить справки в посольстве. Но там ему сказали, что лакей Жан пропал несколько дней тому назад и о его судьбе ничего неизвестно.
Семен принялся разыскивать следы пропавшего. Он узнал, что в день исчезновения Брульяр кутил с Ванькой, и потянул к ответу последнего. Но Ванька притворился крайне изумленным, когда узнал, что Жан пропал, и сообщил, что они тогда здорово выпили с Жаном, оба напились и лакей жаловался ему, будто его заподозрили в передаче важных сведений.
— Наверное, влопался, бедняга, — с сокрушением докончил он.
Кривой ничего не сказал на это, только опять с недоброй улыбкой посмотрел на Каина.
Прошло недели две, Линар слал из-за границы письмо за письмом и заклинал правительницу принять меры против Шетарди, цесаревны Елизаветы и Лестока. Действительно, в воздухе чувствовалось что-то недоброе.
Не один раз правительница выходила из себя, и при встречах во дворце с царевной накидывалась на нее с горькими упреками. Но Елизавета Петровна каждый раз просила сказать ей, в чем же, собственно, можно обвинить лично ее? Если Шетарди интригует, пусть потребуют его отозвания. Виноват Лесток? Так почему же его до сих пор не арестовали и не пытали?
Правительница сама понимала, что пыткой Лестока можно было добиться многого, но вместе с тем сознавала и то, что если действительно Елизавета Петровна замышляет что-либо злое, то как только Лестока арестуют, ее партии не останется иного исхода, кроме открытого выступления, чтобы попытаться спасти себя хоть этим. А ей во что бы то ни стало хотелось задержать взрыв до полной ликвидации войны.
В своей растерянности Анна Леопольдовна дошла до того, что однажды посоветовалась даже с мужем. Она изложила ему все дело, объяснила, почему опасно арестовать Лестока или вообще лиц, близкостоящих к цесаревне, и спросила, не придет ли ему что-нибудь в голову?
Принц посоветовал вызвать Кривого, как человека, уже несколько лет державшего в своих руках нити политического сыска. Анна Леопольдовна согласилась на это и была очень благодарна мужу за совет, когда переговорила с Семеном. Кривой произвел на правительницу очень выгодное впечатление своей рассудительностью, проницательностью, лаконической меткостью суждений. Он посоветовал подождать до поры до времени с Лестоком, а начал с Ханыкова. Капитан славился своими кутежами, не раз бывало, что он исчезал на недели, пьянствуя с цыганками. Если его заманить в ловушку, незаметно арестовать, то его не хватятся, и этот арест не вызовет волнений в полку. Анна Леопольдовна ухватилась за эту мысль и приказала сейчас же привести ее в исполнение.
Но если Кривой произвел благоприятное впечатление на правительницу, то разговор с правительницей, напротив, произвел на старого злодея самое угнетающее впечатление. Как-то сразу Кривому стало ясно, что действительно рано или поздно брауншвейгцы будут, должны, не могут не быть свергнуты и изгнаны.
Дни Брауншвейгской династии сочтены — да, это Семен ясно видел. Все равно, казнят или постригут царевну Елизавету, заманят принца Голштинского, но брауншвейгцам не сдобровать. Россия взволнована, народ недоволен, в дворянстве и армии идет сильное брожение. Не будет действительных претендентов — явятся самозванцы, не будет последних — выищется какая-нибудь новая дальняя родня Петра Великого. Все равно в неумелых, слабых, недостойных руках брауншвейгской четы скипетр не удержится!
Но что же будет тогда с ним, с премудрым Семеном? Ведь со времени первой катастрофы он дал себе слово ни за что ни в чем не попадаться? А вступи теперь на престол Елизавета Петровна, так не сдобровать тогда ему!
Но вдруг царевна не замышляет ничего серьезного? Об этом надо было бы узнать… Может, и впрямь Ханыков проговорится? Так или иначе, а арестовать его надо. Надо будет сейчас же приказать Ваньке Каину…
Кривой вдруг остановился посреди улицы, пораженный новой мыслью.
Да не сообразил ли Каин того же самого, что только теперь пришло в голову ему, Кривому? Не потому ли и терпят они неудачу за неудачей, что Каин перекинулся на другую сторону? Но если это так, значит, дела цесаревны Елизаветы обстоят хорошо, потому что Ванька зря не будет служить кому бы то ни было!
Придя домой, Семен первым делом вызвал к себе Каина.
— Ну, брат, — сказал он ему с таинственным видом, — настал наконец момент, когда ты сразу можешь отличиться. У меня имеется к тебе поручение от самой правительницы. Ты должен арестовать двух важных лиц: ее высочество царевну Елизавету и ее врача Лестока!
— Да мыслимое ли это дело? — вскрикнул Ванька.
— Очень мыслимое, — ответил Семен. — Слушай! Царевна каждый год ездит в день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Никольский монастырь. Двадцать первое через несколько дней, наверное, она и в этом году туда поедет; да и с чего бы ей и не поехать, раз каждый год ездит? Возвращается она оттуда поздно вечером. Вот на обратном пути ты подстережешь ее, запрячешь в глухой возок, да и увезешь в Петропавловскую крепость. Только и всего. Тех из сопровождающих, кто добровольно не сдастся, убить! Ты похаживай около дворца. Как узнаешь, что царевна выехала, так беги ко мне, я тебе дам все нужное. А когда это спроворишь, тогда за Лестока примешься. Каждую среду доктор ходит в рестораг Иберкампфа, на Миллионной, Он там кутит с земляками. Возвращается он поздно и навеселе. Вот ты подстережешь его, накинешь мешок на голову, да и делу конец!