Наконец войско, ослабленное своею же победой, изможденное эпидемией («болезнью войска» — как называет ее Жуанвиль), должно было отступить, поскольку Людовик Святой и крестоносцы забыли подстраховать свои тылы на Ниле, единственном пути, по которому они могли добраться до припасов. Тогда мусульмане отрезали их от этой великой реки. 6 апреля 1250 года отступающее войско крестоносцев было наголову разбито при Фарискуре. Король, доказавший, что он отважный рыцарь, но недальновидный стратег, и большая часть его войска попали в плен. Множество раненых и больных пали от мечей сарацин; вот так же в 1191 году Ричард Львиное Сердце перерезал две тысячи семьсот пленных мусульман в окрестностях Акры.
Нет худшей доли для короля, чем стать пленником. Это суждено было испытать Ричарду Львиное Сердце. Но нет большего несчастья для христианского короля, чем попасть в плен к неверным.
Однако даже столь трагическая ситуация оказалась во благо Людовику Святому. Сначала королева Маргарита, возглавив ту часть войска крестоносцев, которая оставалась на кораблях в море, в короткий срок собрала 400 000 безантов (200 000 ливров), что составило необходимый взнос выкупа, и 6 мая король был уже на свободе, пробыв в плену всего месяц. Он сохранял чувство собственного достоинства и не пал духом, как свидетельствует его капеллан Гийом Шартрский, не оставивший его во время этого испытания. Король думал прежде всего о других пленных крестоносцах, отказывался от каких-либо заявлений, которые противоречили бы христианской вере, и, стало быть, шел на мучения и смерть. Он разгневался, узнав, что его доверенные лица, выплачивая выкуп, обсчитали мусульман на 20 000 ливров, поскольку полагал, что должен держать слово, пусть и данное неверным. Этот поступок, о котором будет свидетельствовать Жуанвиль во время канонизации, отнесут к числу величайших добродетелей, совершая которые Людовик IX показал свою святость; о нем напомнит и священник Жан де Семуа во время торжественного выноса мощей Людовика Святого в Сен-Дени после канонизации[301]. В спорах со своими мусульманскими оппонентами Людовик Святой, сохраняя прежнее неприятие к их псевдорелигии, осознал, что диалог с ними возможен. Один эмир сказал ему, что только глупец мог рискнуть, как это сделал он, выйти в море (мусульмане в то время тоже не были моряками) при том страхе, который испытывали христиане перед Средиземным морем; Людовик, смеясь, подтвердил это. Но, главное, он был способен отдать должное библиотеке султана, состоящей из религиозных сочинений, хотя книги эти были мерзостными и греховными. И он стал первым французским королем, который в свою очередь основал библиотеку в Святой капелле, состоящую из рукописей религиозных сочинений, разумеется, христианских.
В отличие от других христианских монархов, которые, как правило, оставались в Святой земле не более чем на два года, независимо от того, принес ли им крестовый поход победу или поражение, Людовик Святой решил задержаться здесь на неопределенный срок. В совершенно новом по характеру[302] послании, адресованном французской общественности (существование которой, безусловно, еще только на начальном этапе, вновь подтверждается тем, что король счел необходимым проинформировать ее), он сообщал это печальное известие своему народу. Послание было написано в Акре в августе 1250 года и доставлено во Францию братьями короля Альфонсом де Пуатье и Карлом Анжуйским. В нем без прикрас говорилось об успехах и трудностях Египетского похода, о гибели брата, о пленении короля, об условиях десятилетнего мирного договора, заключенного с султаном. Король утверждал, что после освобождения из плена решил вернуться во Францию, но затем отказался от этого намерения, увидев, что мусульмане сразу же нарушили заключенный договор. Поэтому, посоветовавшись с баронами Франции и Иерусалимского королевства, а также с членами рыцарских орденов, он принял решение остаться в Святой земле. Он надеялся, что наступит
некоторое улучшение, пленные будут освобождены, мы сохраним замки и крепости Иерусалимского королевства и прочие блага для христианского мира, тем более что возникла распря между султаном Алеппо и правителями Каира.
Наконец, он призывал своих подданных взять крест и присоединиться к нему в Святой земле[303]. Разумеется, Французское королевство не в первый раз ощущало себя сиротой в отсутствие короля, выступившего в крестовый поход. Но до Людовика это отсутствие никогда еще не было столь продолжительным — почти шесть лет (с августа 1248 года по июль 1254 года).
Правда, регентша Бланка Кастильская, кроме своего статуса и компетенции, имела и прочие, необходимые для правления составляющие: сын предоставил ей широкие, оговоренные до мелочей полномочия, сведущих в делах советников как из числа духовенства, так и из мирян, а также оставил достаточные финансовые средства. Решив в 1250 году задержаться в Святой земле, Людовик особенно подчеркивал это обстоятельство: «Я предусмотрел, чтобы мое отсутствие не создало никакой угрозы моему королевству, ибо у госпожи королевы достаточно людей для его защиты»[304]. Впрочем, он отправил во Францию в помощь матери уцелевших братьев — Альфонса де Пуатье, который только что стал наследником своего тестя, графа Тулузского Раймунда VII, скончавшегося в 1249 году, и Карла Анжуйского, который в общем-то будет преследовать свои личные интересы и порой вызывать раздражение у своего венценосного брата. Зато Альфонс станет исправно выполнять свой долг и даже председательствовать иногда в Королевском совете в Париже.
В 1251 году Бланке Кастильской пришлось пережить неожиданное и из ряда вон выходящее событие — крестовый поход пастушков. Потребовалось немало усилий, чтобы справиться с ним, ибо это был один из ярчайших примеров роли вымысла в истории, а сам крестовый поход напрямую связан с образом Людовика Святого, существовавшим в сознании народа и воодушевлявшим народные массы. Это явление ошеломило клириков и интеллектуалов того времени: «чудо чудное и неслыханное» (mirabile prodigium et novitas) — говорит Гийом из Нанжи; «диво дивное» (quoddam mirabile) — вторит ему Мэтью Пэрис[305].
Послушаем Гийома из Нанжи:
1251. Чудо чудное и неслыханное приключилось во Французском королевстве. Главари разбойников, чтобы совратить простой люд и ввести его в соблазн лживыми фантазиями (falsis adinventionibus), притворились, что им были видения ангелов и явилась Пресвятая Дева Мария, повелевшая взять крест и вместе с пастухами (pastores) и другими простолюдинами, избранными Богом, собрать некое подобие войска во спасение Святой земли и отправиться туда на помощь французскому королю, а каким было это видение, они изобразили в виде ликов, вышитых на стягах, которые несли перед собой. Сначала они прошли по Фландрии и Пикардии, по деревням и полям, и трубными звуками, словно магнит железо, притягивали к себе пастухов и простонародье. Когда они пришли во Францию (Иль-де-Франс), их было уже так много, что они начали, словно войско, разбиваться на сотни и тысячи, и, когда проходили по сельской местности мимо овчарен и отар овец, пастухи бросали свои отары и, будто в каком-то дурмане, даже не предупредив родных, присоединялись к этому преступному походу. Пастухи и простонародье поступали так, не ведая, что творят, но с самыми благими намерениями; однако было среди них немало бандитов и убийц, знавших о преступной цели, которую они втайне преследовали, и в этом их наставляли вожди, возглавлявшие войско. Проходя по деревням и городам, потрясая кинжалами, топорами и другим подобным оружием, они так запугали население, что ни один человек, даже наделенный властью, не осмеливался выступить против них. В своем заблуждении они пали так низко, что совершали обряд обручения, раздавали кресты, давали отпущение грехов, однако все это притворно, и, что еще хуже, так ловко втягивая в свое заблуждение добрых людей, что почти все они утверждали и даже верили, что еда и вино, которыми они снабжали участников похода, не только не отнимаются у них, но будто бы их становится еще больше. Видя, что народ впал в такой великий грех, священнослужители сильно опечалились; но стоило им выступить против этого заблуждения, как они навлекли на себя такую ненависть пастухов и народа, что многие из них, отправившись в деревню, были убиты и приобщились к сонму мучеников. Королева Бланка, которая в то время одна правила Французским королевством, и правила удивительно умело, дала им полную свободу действий, конечно, не потому, что встала на их сторону, но потому, что полагала, что они идут на помощь ее сыну, святому королю Людовику, и Святой земле. Миновав Париж, они решили, что бояться уже нечего; они возомнили себя добрыми людьми, и не без основания, — ведь, когда они были в Париже, где находится источник всякой мудрости, никто им и слова поперек не сказал[306]. И раз никто их не сдерживал, они закоснели в своих грехах и только и делали, что воровали и грабили. Дойдя до Орлеана, они напали на университетских клириков и многих из них убили, но были убиты и многие из нападавших. Их главарь[307], которого они величали Учителем из Венгрии[308], придя со своим войском из Орлеана в Бурж, вломился в еврейские синагоги, уничтожил книги и незаконно лишил их всего имущества. Но, когда он со товарищи уходил из города, жители Буржа с оружием погнались за ними и убили Учителя и почти всех его сообщников. После этого прочие, разбежавшись в разные стороны, были убиты или повешены за их злодеяния. Оставшиеся же улетучились словно дым.