Глава втораяКороль агиографов нищенствующих орденов:святой король обновленного христианского вероучения
Нищенствующие монашеские ордены. — Жоффруа де Болье. — Гийом Шартрский. — Гийом де Сен-Патю.
Жизнь Людовика Святого в первой половине века теснейшим образом связана с новым институтом Церкви — с нищенствующими орденами. Начиная с середины XI века Церковь прилагает все усилия, чтобы своевременно реагировать на глубокие изменения, происходившие в западноевропейском обществе. Эти изменения вызвали небывалый экономический подъем, его кульминацией было распространение денег, и активным участником этого процесса являлся Людовик Святой; небывалый рост городов, в котором король играл важную роль, держа под контролем управление «добрых» городов, а также способствуя выдвижению на первый план своей столицы Парижа; пышный расцвет романского и готического художественных стилей, характерных для церквей при Людовике Святом, — от Сент-Шапели до парижского собора Нотр-Дам и Амьенского собора — места его поклонения Богу; наконец, изменения в ментальности и практике в условиях нового соотношения ценностей, благодаря которым, например, возникает равновесие между более сильной тягой к земному и вечно живым страхом перед загробным миром, между появившимся соблазном наживы и вновь возродившейся притягательности духа бедности — становление индивидуума в новой структуре коммунальной среды. На эти изменения Церковь в период между серединой XI и серединой XII века ответила первым реформационным движением — так называемой григорианской реформой (по имени Григория VII, 1073–1085). Произошло более резкое размежевание клириков и мирян, между которыми отныне разверзлась непреодолимая пропасть, разделившая их по признаку сексуальной жизни: девственность, непорочность и целибат, с одной стороны, и моногамный, нерасторжимый брак — с другой. Тем самым установились новые взаимоотношения между клириками и мирянами. Вторая волна реформ прокатилась в начале XIII века. Под воздействием еретических движений, вызванных обогащением и положением Церкви в миру, ее отдалением от простых мирян, той преградой, которая воздвиглась между Евангелием и правоверными, ее бессилием сказать слово, которое было бы правильно понято массой христиан, клирики и миряне возвращались к букве и духу Евангелия, к тому, чтобы подавать пример смирения и бедности и доносить слово Божие.
В 1215 году IV Латеранский собор запретил создание новых орденов помимо уже существующих уставов, среди которых главными были орден святого Бенедикта и орден святого Августина. Под влиянием двух незаурядных личностей — испанского регулярного каноника[519] Доминика (Доминго де Гусмана) и итальянского мирянина Франциска Ассизского — появились братья проповедники, придававшие большое значение проповеди, и братья минориты, получившие это название потому, что особую роль отводили смирению[520]. Проповедники, которых во Франции называли еще «якобинцы» (от названия их парижского монастыря, находившегося под покровительством святого Иакова), или доминиканцы (по имени их основателя) в 1216 и 1220 годах приняли монашеский устав, близкий уставу премонстрантов и имевший особые положения, в 1226 году кодифицированные в «устав». Минориты, называемые также кордельерами, ибо подпоясывались веревкой, или францисканцы (по имени их основателя) получили особое разрешение Папы соблюдать новый устав, который святой Франциск, не спешивший преобразовывать свою общину в орден, составил в 1221 году; этот устав с соответствующей поправкой был принят Папской курией только в 1223 году. Отказавшись от всякой собственности, в том числе и земельной, оба ордена жили за счет пожертвований и подаяния и потому получили название нищенствующих орденов. Франциск Ассизский, скончавшийся в 1226 году, когда Людовик Святой стал королем, был канонизирован в 1228 году, а Доминик, умерший в 1221 году, был причислен к лику святых в 1233 году. Под нажимом Папства другие монахи — кармелиты — присоединились к нищенствующим орденам в 1229, 1247 и 1250 годах. С целью создания четвертого нищенствующего ордена — отшельников святого Августина — Папе пришлось в 1256 году объединить много конгрегаций анахоретов[521].
Нищенствующие ордены, возводившие свои монастыри в городах, а не в пустыни, члены которых были братьями, а не монахами, ордены, пополнившиеся вторым орденом (сестер) и третьим (мирян), вовлекая, таким образом, в свои сети все общество, были орудиями Церкви в деле осуществления христианизации нового общества, продукта великого подъема XI–XIII веков. Возникшие, в частности, как проявление духа бедности в ответ на экономический подъем, распространение денег и усиленные поиски прибыли, они, как это ни парадоксально, предложили религиозно-этические решения, оправдывавшие рыночные отношения, легитимировали некоторые финансовые операции, что в совокупности расчистило путь капитализму. Именно в XIII веке под их воздействием, как в теории, так и на практике, развернулся великий спор о деньгах и религии, который М. Вебер[522] поместил под знаком протестантизма[523]. То, что предложили и отчасти сумели внедрить нищенствующие ордены, — это морализация экономической жизни и особенно денежного обращения[524]. Будучи главными советниками Людовика Святого, они вместе с ним, опираясь на него и при его поддержке, оставили на французской ментальности след того морально-сомнительного узаконения денег и предпринимательства, который характерен для него и по сей день. Этот след Людовика Святого и нищенствующих орденов проглядывает в экономическом поведении большинства французов и особенно их наиболее выдающихся лидеров 20-го столетия, от Де Голля до Миттерана[525].
Нищенствующие ордены, особенно два первых и главных, доминиканцы и францисканцы, быстро получили признание. Франция была одной из первых стран, где они утвердились. Вероятно, впервые францисканцы появились здесь в 1217 году, в Везле, Осере и Париже — в 1219 году; доминиканцы же обосновались раньше (женский монастырь в Пруйе возник в 1206 году, монастырь в Тулузе — в 1215 году, поселение в Париже — в 1217 году). Однако рост количества монастырей проповедников и миноритов во Франции приходится на 1230–1260 годы, — центральный период правления Людовика Святого[526]. Незадолго до его смерти во Франции было около двухсот францисканских монастырей и почти сто монастырей доминиканцев, причем, в отличие от миноритов, проповедники обычно выбирали для себя более крупные города.
Людовик Святой смолоду жил в окружении братьев нищенствующих орденов. Первым среди них был, несомненно, брат Журден де Сакс, преемник святого Доминика и генерал проповедников в 1222–1237 годах; посетив Париж, он, похоже, стал добрым знакомым Бланки Кастильской. Когда в 1226 году умер святой Франциск, братья минориты послали юному королю и королеве-матери его подушку, на которой он почил[527]. Если это не вымысел, то король-отрок, который со временем станет ревностным собирателем реликвий, должно быть, в глубине души хранил память об этом.
В период перед своим первым крестовым походом он проявил расположение к нищенствующим орденам. Преимущественно им он доверил два особенно важных для него дела. Прежде всего это Сент-Шапель и культ уникальных реликвий, которым ежегодно посвящалось три особых службы: одну отправлял монастырь доминиканцев в Париже, вторую — францисканский монастырь и третью — один из парижских монашеских орденов;[528] а также ревизии в королевстве в 1247 году во время подготовки к крестовому походу, проведение которых король поручил в основном братьям нищенствующих орденов. И именно благодаря королевским милостям были построены монастыри нищенствующих орденов в Париже, Руане, Яффе и Компьене для францисканцев, а в Руане, Маконе, Яффе, Компьене, Безье, Каркассонне и Кане для доминиканцев, не говоря уже о расширении монастыря Святого Иакова в Париже, а также монастыря доминиканцев в Руане. После возвращения из Святой земли в 1254 году самым близким советником и другом короля был архиепископ Руанский Эд Риго.
В то же время, что бы там ни говорил исповедник Людовика Святого доминиканец Жоффруа де Болье, я не верю, что король всерьез помышлял стать братом нищенствующего ордена (Жоффруа полагал, что Людовик не сделал этого только потому, что не знал, кому отдать предпочтение: доминиканцам или францисканцам). Его слишком переполняло чувство королевского долга и призвание благочестивого мирянина, чтобы оставить предназначенное ему Богом место, пусть даже ради более почетного, но не требующего от него такой ответственности. Однако, вероятно, он надеялся, что его второй и третий сыновья станут монахами: один — доминиканцем, другой — францисканцем.
В общем, у Людовика Святого и нищенствующих монахов были одни и те же цели и часто одни и те же методы: употребление власти для проведения религиозно-нравственной реформы общества. И эта реформа почти всегда принимала вид реформы, можно сказать, политической. Для своих ревизий Людовик Святой пользовался услугами нищенствующих орденов; нищенствующие монахи, которым нередко приходилось преодолевать препятствия там, где, как, например, в итальянских городах, не было такой сильной власти, как в монархии, и где им даже доводилось реформировать городские уставы[529], использовали королевскую власть, чтобы подвигнуть ее на действия и реформы.