[1244] видел первого, подлинно феодального короля Франции, ибо он пользовался усилением королевской власти во имя лучшего осуществления своих феодальных прерогатив. Так, Людовик педантично пользуется своим «правом постоя» (правом на жительство у своих вассалов), скрупулезно требует помощи (повинности), которую они должны были оказать ему в связи с посвящением в рыцари его сыновей, заставляет полностью оплачивать права на обращение товаров — дорожные и мостовые пошлины (péages et tonlieux). Но этим он гораздо больше добивается уважения к своей политической власти, чем выгод власти экономической. Отмечалось, что во Фландрии и в крупных фьефах «король не восстановил экономическую власть, но прибирал к рукам неэкономические повинности, давным-давно присвоенные феодалами»[1245].
Как правило, проявляя заботу о материальных интересах королевства во имя религиозно-нравственных принципов, он во имя этих же принципов выступал против мирского обогащения Церкви. В этом Людовик — наследник традиции, которая, как мы видели, распространилась в ХIII веке вместе с нищенствующими монашескими орденами, представителей которых было так много в его окружении. Он упорно отстаивает королевские права в епископских землях, как это проявилось еще во время конфликта с епископом Бове и архиепископом Реймсским в 1230-х годах, и такая мотивировка сочетается с осуждением алчности церковников. В еще большей мере это относится к Римской курии, ибо это приводит Людовика в ярость, что нашло выражение в его «Протесте» 1247 года перед Святым престолом.
Во Франции ХIII века города продолжают набирать силу. С точки зрения экономической — это интенсификация торговли и ярмарок, развитие ремесел, растущая роль денег; с точки зрения социальной — это все больший вес «бюргеров»; под политическим углом зрения — это прогресс городских советов; в области культуры это проявляется, например, в том, что переписка рукописей и их иллюминация переходит из монашеских сельских скрипториев (scriptoria) в городские мастерские и возрождающиеся поэзия и театр вдохновляются обществами, объединяющими клириков и горожан; это даже заметно в военной сфере, где контингенты городской милиции (как мы видели в Бувине) могли играть важную роль.
В отношении всего этого монархия при Людовике Святом проводила тонкую политику[1246]. Вмешательство короля в городские дела участилось. Ордонансы свидетельствуют о масштабе действий городских властей[1247]. Наблюдается тенденция подпадания городов под королевский контроль. Как правильно заметил У. Ч. Джордан, королевское правительство обнаруживает «вечно живой моральный интерес к коммунальной администрации»[1248]. И в этом случае основные мотивировки религиозные и этические. Речь идет о том, чтобы в городах царили порядок и справедливость. Людовик и его советники были возмущены финансовыми махинациями богачей, управлявших городами в своих интересах, эксплуатируя бедняков. В тексте, ставшем классическим, бальи Филипп де Бомануар говорит о неравенстве низших слоев городского населения и о той несправедливости, с какой обращались с ними богачи[1249]. Но и здесь королевский интерес совпадает с моральными императивами.
При Людовике Святом появляются два важных нововведения в связи с королевским контролем над городами.
Первое касается Парижа. Париж стал демографическим монстром с населением порядка 200 000 жителей, тогда как в христианском мире население самых крупных городов не превышало 100 000. Недавно иммигрировавшие крестьяне, молодежь, которой студенты подавали дурной (с точки зрения королевской власти) пример насилия, азартных игр и посещения проституток, нищие и беспрестанно множившиеся маргиналы порождали те два зла, которые более всего были ненавистны Людовику Святому — беспорядок и грех, — и именно тогда, когда Париж превращался в столицу монархии[1250].
Парижу Людовик пожаловал особый статус, который, видоизменяясь, сохранился до наших дней. В 1261 году король приступил к реформе превотства, согласно которой почти вся полнота власти по поддержанию порядка (весьма широкое понятие) переходила к прево, становившемуся, выражаясь современным языком, «префектом полиции». Эту должность он доверил надежному и властному человеку — Этьену Буало. В его обязанности входило три задачи: заставить соблюдать порядок, содействовать дальнейшему процветанию, заставить вернуть в королевскую казну финансовые вложения, поскольку город стал богатым, а его жители зажиточными. Итак, за полицейскими и фискальными мерами скрывается чисто «экономический» аспект.
Один особенно важный момент парижской жизни (и значит, функции прево) — деятельность цехов, сгруппированных в корпорации. В 1269 году, за год до смерти короля, Этьен Буало повелел создать получившую известность книгу для документации и пояснения его действий. По содержанию первой части ее знают как «Книгу ремесел»[1251]. По сути, он систематизировал вначале текст статутов 101 взятой на учет парижской корпорации. Это мероприятие прекрасно свидетельствует о том, что если такая регламентация совершена ремесленниками для самих себя, то королевское правительство предстает как верховный гарант этого профессионального порядка и снабжает себя средствами вмешательства в случае необходимости в любое дознание. Этот текст, наш основной источник по экономической жизни Парижа XIII века, является, в сущности, документом полиции и не может распространяться на все города королевства.
Вторая часть, о которой историки говорят мало, — перечень налогов, взимаемых королевской властью в Париже. Под заголовком «Друатюры[1252] и кутюмы» в нем содержится перечень дорожных пошлин и арендной платы, объединявших два типа королевских налогов: гражданских взносов, общих для всех, — талья, кондуит, дорожная пошлина, и взносов сугубо коммерческих — обан, тонлье и т. д. Эта часть относится к торговле в дополнение к первой части «Книги ремесел», затрагивающей ремесла.
Но Париж — не единственная забота монархии. При Людовике Святом образовалась целая городская сеть, состоящая из городов, более крупных, чем остальные. Именно они получили название «добрых городов», способных превратиться благодаря прочным стенам в надежные укрытия и центры сопротивления в случае вражеского нападения, а благодаря их экономической деятельности — в центры процветания. «Добрые» в данном случае следует понимать как «сильные и богатые». Для короля города на службе монархии были хранилищами богатства. В «Поучениях» сыну он напоминал: «В случае нужды защитой тебе могли бы стать мощь и богатства твоих добрых городов»[1253].
В истории городов средневековой Франции эпоха Людовика Святого, вероятно, «выступает как подлинно переходная эпоха»[1254]. Людовик Святой предоставил представителям городов право участвовать в принятии важных решений наряду с баронами, единственными, с кем до тех пор совещались в рамках феодального совета[1255].
Итак, позиция Людовика по отношению к городам наводит на мысль, что король имел определенное представление об экономике. Воплощением третьей функции стали города.
Царствование Людовика Святого протекало для Средневековья довольно-таки мирно, и это отметил Бонифаций VIII в булле о канонизации короля. Единственными военными операциями были «феодальные» походы первых лет правления, кампания против англичан 1241–1242 годов, походы в Лангедок в 1240 и 1242 годах и два крестовых похода, из которых особенно выделяется поход 1248–1254 годов. В 1254–1270 годах Французское королевство пребывало в мире.
До 1253 года, когда ослабление королевской власти между кончиной Бланки Кастильской и возвращением Людовика Святого породило трудности в обеспечении денежного запаса короля и его войска в Святой земле, крестовый поход, крупный расход монарха, не обременял королевские финансы. Города и особенно духовенство обеспечили основное финансирование, и трансферт денег из Парижа заботами Тампля и королевской Курии (Curia) в Египет и Палестину осуществлялся регулярно и легко.
Интересно констатировать, что крестовый поход, религиозный акт par excellence, вероятно, был феноменом, который более всего направлял Людовика Святого и королевское правительство на совершенствование, выражаясь современным языком, финансовых методов[1256].
Борьба с ростовщичеством (l'usure)[1257] или, вернее, с процентами (les usures), как говорили в XIII веке, теснейшим образом связана с мерами против евреев. С 1230 (ордонанс Мелена) до 1269 года Людовиком Святым или от его имени был предпринят целый ряд мер против евреев-менял. Антиростовщическое законодательство Людовика Святого вырисовывается по мере появления соответствующих документов и трактатов.
Это период, в течение которого на весьма древней основе осуждения ростовщичества были приняты основные распоряжения против ростовщичества и ростовщиков и разработаны особо действенные в теоретическом и практическом плане меры против ростовщичества. Это были тексты канонов Вселенских соборов — III Латеранского (1179), IV Латеранского (1215), который предписывал реституции, II Лионского (1279); папских декреталий — от декреталии