Госпожа де Шеврёз вернулась к Анне Австрийской, пребывая в восторге от успеха своей хитрости и громко смеясь. Она застала королеву, все еще бледную и дрожащую, в том же кресле, в которое та рухнула.
По счастью, Бертен ошибся: король в самом деле вышел из своих покоев, но не для того, чтобы спуститься к королеве; дело в том, что на следующий день была назначена большая соколиная охота, и он, дабы не терять времени, намеревался переночевать в охотничьем домике. Так что он прошел мимо дверей королевы, даже не задержавшись, чтобы попрощаться с ней, ибо уже на другой день должен был вернуться в Лувр.
По возвращении он узнал, что слуги видели знаменитую Белую даму. Людовик XIII был суеверен и верил в привидения, а особенно в те, о каких говорилось в преданиях; он вызвал лакеев, видевших привидение, расспросил их о всех подробностях его повадок и его наряда, и, поскольку их рассказ полностью соответствовал тому, что он много раз слышал в детстве, у него не осталось никаких сомнений в том, что во дворце действительно видели призрак.
Однако кардинал был не так легковерен, как король. Он заподозрил, что за этим странным приключением скрывается какая-то новая выходка Бекингема, через посредство Буаробера подкупил Патрика О’Рейли, камердинера герцога, и таким образом получил нужные ему разъяснения относительно необычайного происшествия, о котором мы только что рассказали.[4]
Между тем король Яков VI умер (8 апреля 1625 года) и двадцатипятилетний Карл I взошел на трон.
Бекингем получил одновременно известие об этой неожиданной смерти и приказ поспешить с заключением брака. Это никак не устраивало фаворита, желавшего оставаться в Париже как можно дольше; он рассчитывал, что в его замысле ему помогут помехи, которые чинила римская курия, не торопившаяся дать разрешение на этот брак. Однако кардинал, настолько же жаждавший удалить Бекингема из Парижа, насколько тот желал там остаться, написал папе, что если тот не пришлет грамоту с разрешением, то бракосочетание состоится и без него; разрешение было отправлено уже со следующей почтой.
Бракосочетание состоялось через полтора месяца после смерти короля Якова. Герцог де Шеврёз был избран, чтобы представлять на нем Карла I, родственником которого он был через Марию Стюарт, и 11 мая на помосте, возведенном перед порталом собора Парижской Богоматери, кардинал де Ларошфуко дал брачное благословение Генриетте Французской и представителю ее супруга.
Карлу I не терпелось увидеть свою жену, и потому французский королевский двор незамедлительно отправился в путь, чтобы проводить молодую королеву до Амьена. В этом городе и произошло знаменитое приключение в саду, которое за исключением некоторых подробностей одинаковым образом описано у Лапорта, г-жи Мотвиль и Таллемана де Рео.
Три королевы — Мария Медичи, Анна Австрийская и Генриетта Французская, — не найдя в городе достаточно вместительного жилища, где они могли бы разместиться все вместе, поселились в разных домах. Тот, где расположилась Анна Австрийская, находился вблизи Соммы, в окружении обширных садов, спускавшихся к реке; и потому, вследствие своей просторности и своего расположения, именно он, как правило, становился местом встреч трех королев и, следовательно, всего двора. Бекингем, делавший все, чтобы оттянуть отъезд из Парижа, снова пустил в ход все средства, чтобы на этот раз помешать отъезду из Амьена: балы, празднества, увеселения, утомительные прогулки и отдых после физической усталости — все служило предлогом послу и даже королевам, находившим жизнь, которую они вели здесь, намного приятнее той, какую им приходилось вести в Лувре. Добавим к этому, что король и кардинал были вынуждены оставить их и за три дня до описываемых событий уехали в Фонтенбло.
И вот однажды вечером, когда королева, очень любившая допоздна прогуливаться, при великолепной погоде продолжала свою прогулку по саду, и случилось одно из тех происшествий, которым не хватает достоверности, чтобы полностью погубить судьбу и жизнь тех, с кем они происходят, но которые на всю жизнь этих людей оставляют если и не пятно на их имени, то, по крайней мере, сомнения на их счет. Сегодня, правда, сомнения устранены, ибо со временем обнаружились доказательства, и потомство вынесло свой приговор; сегодня невиновность королевы признана даже самыми враждебными монархии историками, но современники судили совсем иначе, ослепленные жаждой скандала или ставшие ее недоброжелателями под влиянием духа своей партии.
Герцог шел рядом с королевой, опиравшейся на его руку, а милорд Рич сопровождал г-жу де Шеврёз. После нескольких кругов по саду в ту и другую сторону королева села в окружении всех своих придворных дам, но вскоре встала, подала руку герцогу и удалилась вместе с ним. Она не пригласила никого следовать за ней, и никто вслед за ней не пошел; поскольку уже спустилась глубокая ночь, королева и ее кавалер тотчас исчезли из виду за живой изгородью. Впрочем, это исчезновение, как нетрудно догадаться, не осталось незамеченным: придворные уже обменивались насмешливыми улыбками и выразительными взглядами, как вдруг послышался приглушенный крик, в котором все узнали голос королевы.
Тотчас же Пютанж, первый шталмейстер королевы, с обнаженной шпагой в руке перескочил через живую изгородь и увидел Анну Австрийскую, вырывавшуюся из объятий Бекингема. При виде Пютанжа, с угрожающим видом бежавшему к нему, герцог, вынужденный выпустить из рук королеву, в свой черед обнажил шпагу. Однако королева бросилась навстречу Пютанжу, одновременно крича Бекингему, чтобы он немедленно удалился, дабы не бросать на нее тень. Бекингем повиновался, и вовремя, так как весь двор уже устремился к ним и мог стать свидетелем его дерзости; но, когда все сбежались, герцог успел скрыться.
— Ничего страшного, — сказала королева своим придворным, — просто герцог Бекингем удалился, оставив меня одну, а я так сильно испугалась, ощутив себя потерявшейся в темноте, что испустила крик, заставивший вас сбежаться.
Все сделали вид, будто поверили в такую версию, но, разумеется, правда вышла наружу. Лапорт откровенно рассказывает в своих мемуарах, что герцог забылся до такой степени, что стал домогаться королевы, а Таллеман де Рео, весьма недоброжелательный, впрочем, по отношению ко двору, идет в своем изложении этих событий еще дальше.
Ни бал у г-жи де Шеврёз, ни появление Белой дамы не наделали столько шуму и не получило такой огласки, как это неприятное происшествие; последствия его для влюбленных были ужасны: Бекингем, вероятно, именно ему обязан своей скорой и кровавой смертью, а Анна Австрийская страдала из-за него всю остальную свою жизнь.
На следующий день был назначен отъезд; королева-мать хотела проводить свою дочь еще на несколько льё. В карете, в которой они ехали, находились Мария Медичи, Анна Австрийская, Генриетта Французская и принцесса де Конти. Королева-мать и Генриетта Французская сидели на задней скамье, а Анна Австрийская и принцесса де Конти — на передней.
Приехав на то место, где должно было состояться расставание, кареты остановились. Герцог Бекингем, который, по всей вероятности, не видел Анны Австрийской после случившегося накануне приключения, подошел к карете, где сидели королевы, открыл дверцу и предложил руку Генриетте Французской, чтобы отвести ее к предназначенному для нее экипажу, где юную королеву ожидала г-жа де Шеврёз, которая должна была сопровождать ее в Англию. Но, едва посадив ее в этот экипаж, герцог тотчас вернулся к первой карете, снова открыл дверцу и, невзирая на присутствие Марии Медичи и принцессы де Конти, схватил подол платья Анны Австрийской и несколько раз поцеловал его. Затем, когда королева заметила ему, что это странное изъявление любви может бросить на нее тень, он поднялся с колен и на какое-то время прикрыл лицо занавеской экипажа. И тогда стало понятно, что он плачет, ибо, хотя никто и не видел его слез, были слышны его рыдания. У Анны Австрийской недостало мужества сдерживаться дольше, и, чтобы скрыть слезы, покатившиеся у нее из глаз, она поднесла к лицу платок. Наконец, как если бы он внезапно принял решение и невероятным усилием поборол самого себя, Бекингем, не попрощавшись ни с кем и не соблюдая этикета, оторвался от кареты королевы, бросился к карете Генриетты Французской и приказал трогаться.
Анна Австрийская вернулась в Амьен, даже не пытаясь скрыть свою печаль. Она полагала, что это прощание с герцогом Бекингемом будет последним, но ошиблась.
Прибыв в Булонь, Бекингем обнаружил, что море потворствует его желаниям: оно было таким грозным и бушующим, что никакой возможности пускаться в плавание не было. Королева, со своей стороны, узнав в Амьене об этой задержке, тотчас послала Лапорта в Булонь под предлогом справиться о самочувствии Генриетты Французской и г-жи де Шеврёз. Было очевидно, что миссия верного плащеносца этим не ограничивалась и что внимание королевы распространялось еще и на другую особу.
Непогода длилась неделю. В течение этой недели Лапорт трижды ездил в Булонь, и, чтобы посланцу королевы не приходилось сталкиваться с задержкой, г-н де Шон, временный губернатор Амьена, отдал приказ держать городские ворота открытыми всю ночь.
По возвращении из своей третьей поездки Лапорт уведомил королеву, что вечером того же дня она снова увидит Бекингема. Герцог сообщал, что депеша, полученная им от Карла I, делает крайне необходимой еще одну его встречу с королевой-матерью и потому через три часа он отправится в Амьен. Эта задержка на три часа была нужна, чтобы дать Лапорту время предупредить королеву. Кроме того, герцог умолял ее во имя своей любви устроить так, чтобы он застал ее одну.
Эта просьба повергла Анну Австрийскую в сильное смущение. Тем менее герцог, вполне вероятно, добился бы свидания, которого он желал, ибо королева, выдвинув предлогом, что ее врач должен пустить ей кровь, уже попросила всех удалиться, как вдруг вошел Ножан-Ботрю и громко объявил, что только что к королеве-матери прибыли по важному делу герцог Бекингем и милорд Рич.