Последним его ремеслом было изготовление оконных рам совместно с г-ном де Нуайе; он проводил за этим занятием целые часы, в то время как все полагали, будто король и министр трудятся во благо Франции.
Кроме того, Людовик XIII был музыкантом, причем довольно хорошим. Когда умер кардинал, король попросил Мирона, чиновника Счетной палаты, сочинить стихи по случаю этого события. Мирон принес ему следующее рондо:
Убрался навсегда великий кардинал,
И род его, само собой, загоревал,
Но прочие все счастливы, похоже,
Что более его не видят рожи.
Свою родню бесстыдно он обогащал,
Старался для нее, ловчил и воровал
И ради выгоды устраивал ей браки,
Но, время все убив на драки,
Убрался навсегда.
Без страха в клетку угодить теперь мы говорим,
Ведь тот, кто двадцать лет над нами измывался,
В гробу свинцовом оказался.
И бронзовый король вовсю поразвлекался,
Когда тот по мосту на дрогах прокатил, ну а засим
Убрался навсегда.
Король счел рондо забавным и переложил его на музыку.
На этот раз он показал себя не просто мелким, но еще и жестоким и неблагодарным.
Ему сочинили эпитафию, заканчивавшуюся двустишием:
Имел лакейских добродетелей он тьму,
Но королевских Бог, увы, не дал ему.
IX. 1643–1644
Мазарини. — Его происхождение. — Его первые шаги. — Мнение о нем Ришелье. — Его первый политический опыт. — Предсказание посла. — Противоборствующие придворные партии. — Самый честный человек в королевстве. — Образ действий королевы. — Заявление Парламента. — Начало соперничества. — Мазарини и камердинер королевы. — Записная книжка.
Мы вступаем в новый период, который вот-вот целиком заполнит собой один человек, как это сделал Ришелье в предшествовавшую эпоху. Прежде всего скажем, что это был за человек.
Джулио Мазарини, имя которого, переделанное нами на французский язык, стало звучать как Жюль Мазарен, был сын Пьетро Мазарини, уроженца Палермо, и Ортензии Буфалини, которая происходила из довольно знатной семьи, жившей в Читта ди Кастелло. Сам же он родился в городке Пешина, в Абруцци, 14 июля 1602 года и был крещен в церкви святого Сильвестра в Риме.
Так что в эпоху, к которой мы подошли, ему был сорок один год.
О молодых годах Джулио Мазарини мало что известно; вроде бы он учился в Риме, а затем вместе с аббатом Джироламо Колонна переехал в Испанию. Там в течение трех лет он посещал лекции в университетах Алькалы и Саламанки. Наконец, он возвратился в Рим в 1622 году, когда иезуиты, по случаю причисления к лику святых основателя их ордена, пожелали представить трагедию, что они обычно делали в каких-либо важных обстоятельствах. Содержанием пьесы стала жизнь нового святого, и молодой Мазарини, при общих рукоплесканиях, играл роль Игнатия Лойолы.
Это стало добрым предзнаменованием для человека, решившего посвятить себя дипломатии. Мазарини было тогда двадцать лет. Примерно в это самое время он поступил на службу к кардиналу Бентивольо. В каком качестве? Определенного мнения об этом нет. Его враги говорили, что он служил лакеем. Как бы то ни было, его господин скоро распознал в нем большие способности и однажды, отправившись с молодым человеком к кардиналу-племяннику (так называли кардинала Барберини), сказал ему:
— Монсиньор, я многим обязан вашей прославленной семье, но полагаю полностью расплатиться с ней, отдав вам этого молодого человека, которого я привел с собой.
Барберини с удивлением посмотрел на того, кого представили ему таким лестным образом; однако он не знал его даже в лицо.
— Благодарю вас за подарок, — сказал он. — Но могу ли я узнать, как зовется тот, кого вы мне отдаете с такой прекрасной рекомендацией?
— Джулио Мазарини, монсиньор.
— Но если он таков, как вы это говорите, — поинтересовался недоверчивый прелат, — то почему вы отдаете его мне?
— Я отдаю его вам потому, что недостоин держать его у себя.
— Что ж, — сказал кардинал-племянник, — я принимаю его из ваших рук. Но на что, по вашему мнению, он годен?
— На все, монсиньор.
— Если дело обстоит так, как вы думаете, — промолвил Барберини, — то мы поступим правильно, если пошлем его вместе с кардиналом Джинетти в Ломбардию.
Эта рекомендация открыла Мазарини дорогу к успешной карьере. Ему было дано несколько небольших заданий, которые он исполнил достаточно успешно и которые облегчили ему путь к более ответственным поручениям. Наконец, в 1629 году, когда Людовик XIII, с боем преодолев Сузский проход, вынудил герцога Савойского отпасть от испанцев, кардинал Саккетти, представлявший в Турине папу, возвратился в Рим и оставил Мазарини, наделенного званием интернунция и неограниченными полномочиями, вести переговоры о заключении мира.
Новые обязанности, возложенные на молодого дипломата, вынудили его совершить ряд поездок, одна из которых стала первопричиной его жизненного успеха. В 1630 году он приехал в Лион, был представлен Людовику XIII, находившемуся там в то время, и затем более двух часов беседовал с кардиналом Ришелье, который остался настолько восхищен этим разговором, предоставившим хитрому итальянцу возможность выказать всю изворотливость своего ума и тонкость своих суждений, что, выходя, он сказал:
— Я только что говорил с самым великим государственным человеком, какого мне когда-либо доводилось встречать.
Понятно, что, как только Ришелье возымел подобное мнение о человеке, он должен был привлечь его на свою сторону. Мазарини вернулся в Италию полностью преданным интересам Франции.
Однако все его усилия так и не привели к миру: испанцы осадили Казаль, и французы решили прийти на помощь осажденной крепости. Мазарини, переезжая из одного лагеря в другой, добился вначале перемирия на полтора месяца; затем, по истечении этого срока, видя, что все его попытки умиротворения враждующих сторон оказались бесполезны и французские войска двинулись вперед, чтобы начать сражение, он верхом на коне устремляется в узкое пространство, отделяющее их от испанцев, чтобы попытаться в последний раз воздействовать на маршала де Шомбера. Но тот, в надежде на победу, выдвигает почти неприемлемые условия мира. Мазарини не отчаивается: он мчится к испанцам, уже приготовившимся к бою, обращается к их генералу, преувеличивает силы Франции, выставляет его собственное положение и положение его армии как безнадежные, добивается от него согласия на условия, выдвинутые маршалом де Шомбером, и тотчас скачет во весь опор к нашим войскам, крича: «Мир! Мир!» Но наши солдаты, равно как и их генерал, хотели сражения. На крики Мазарини они отвечают возгласами: «Никакого мира! Никакого мира!», сопровождая их яростной ружейной пальбой. Однако переговорщик не позволяет себе поддаться страху: держа в руках шляпу, он мчится под перекрестным градом пуль, не переставая кричать: «Мир! Мир!», и останавливается перед Шомбером, который, придя в удивление от того, что до сражения ему дают больше, чем он решился бы требовать после победы, соглашается на мир и приказывает своим войскам прекратить огонь. Два часа спустя предварительные статьи мира, утвержденного в следующем году в Кераско, были подписаны прямо на поле сражения.
Желаете знать, что думал в те времена о Мазарини венецианский посол Сагредо? Вот выдержка из одной из его депеш венецианскому правительству:
«Джулио Мазарини, светлейший синьор, внешне очень приятен и хорошо сложен; он учтив, ловок, бесстрастен, неутомим, осмотрителен, прозорлив, скрытен, осторожен, красноречив, убедителен и находчив. Одним словом, он обладает всеми качествами, какие необходимы искусным переговорщикам. Его первый опыт есть опыт подлинно мастерский: тот, кто с таким блеском появляется на мировой сцене, должен будет, без сомнения, занять на ней важное и прекрасное положение. Будучи силен и молод и имея крепкое телосложение, он, если я не ошибаюсь, будет долго пользоваться почестями, которые ему предуготованы, и ему недостает лишь богатства, чтобы шагнуть дальше».
Венецианцы всегда были хорошими пророками в подобных вопросах. Наряду с флорентийцами они слыли самым искусным в делах политики народом. В свое время Людовик XI вызвал во Францию двух венецианцев, чтобы научиться у них тиранству.
Предсказание посла исполнилось в 1634 году. Ришелье, желавший иметь Мазарини подле себя, поспособствовал его назначению вице-легатом в Авиньон. В 1639 году он был отправлен в Савойю в звании чрезвычайного посла: наконец, 16 декабря 1641 года он был возведен в сан кардинала, а 25 февраля следующего года получил кардинальскую шапку из собственных рук Людовика XIII.
Напомним, что умирающий Ришелье рекомендовал королю Людовику XIII трех человек. Это были Шавиньи, Нуайе и Мазарини.
Но, как мы видели, правление Людовика XIII было недолгим.
Кардинал умер 4 декабря 1642 года, а 19 апреля 1643 года король слег на мучительный одр болезни, который ему не суждено уже было покинуть.
На следующий день, исполняя волю покойного Ришелье, как это было заведено и при его жизни, Людовик XIII назначил королеве-регентше совет, главой которого был поставлен принц де Конде, а членами стали кардинал Мазарини, канцлер Сегье, главноуправляющий финансами Бутийе и государственный секретарь Шавиньи.
Что же касается герцога Орлеанского, которому Людовик XIII простил все его бунты, хотя и не забыл их, то он был назначен главным наместником несовершеннолетнего короля, но под начальством регентши и совета.
Правда, умирая, король доверял своей супруге ничуть не больше, чем своему брату. Когда он уже лежал на смертном одре и Шавиньи заговорил с ним о его прежних подозрениях в отношении Анны Австрийской по поводу заговора Шале, уверяя Людовика XIII в последние часы его жизни, что королева никак не была замешана в этом деле, король ответил: