Придворные пиршества и представления ко двору обставлялись ничуть не лучше, ибо гнусная скаредность кардинала всегда и везде глубоко впивалась во все своими крючковатыми когтями. В 1645 году, в день подписания брачного договора Марии де Гонзага, о которой мы говорили в связи с любовными увлечениями и безрассудными выходками архиепископа Реймского, королева принимала в Фонтенбло польских послов и устраивала в их честь праздничный ужин или, по крайней мере, намеревалась его устроить; но вечером, рассказывает г-жа де Мотвиль, королеве доложили, что между слугами, прислуживавшими за столом, случилась ссора, и потому первое блюдо так и не было подано. Кроме того, за порядком во дворце следили так плохо, что, когда эти облаченные в роскошные одежды чужестранцы, обращавшие на себя внимание своим восточным великолепием, пожелали выйти, им пришлось в темноте идти до главной лестницы, которая вела в покои короля. Королева очень рассердилась, узнав об этом нарушении порядка. И в самом деле, подобные пренебрежения этикетом и такого рода скудость должны были казаться невероятно странными принцессе, воспитанной в обстановке испанского придворного церемониала и среди роскоши королевского двора, который питали потоки золота и драгоценных камней, катившиеся к нему из обеих Индий.
Мы распространились об этих подробностях потому, что они показывают тогдашнее состояние финансов королевства и придворных нравов и подчеркивают природное отвращение к повиновению, присущее Людовику XIV, который с раннего детства боролся с той министерской тиранией, какой всю свою жизнь подчинялся его отец.
Что же касается Мазарини, который, как нам предстоит увидеть, будет играть главную роль на протяжении того периода времени, какой нам осталось обозреть до совершеннолетия короля, то мы приведем здесь его портрет, изображенный графом де Ларошфуко, и предоставим дальнейшим событиям подтвердить его точность.
«Ум его был обширен, трудолюбив, вкрадчив и исполнен коварства, характер — гибок, можно даже сказать, что у него его вовсе не было и что в зависимости от своей выгоды он умел надевать на себя любую личину. Он умел обходить притязания тех, кто домогался от него милостей, заставляя надеяться на еще большие… Он не заглядывал вдаль даже в самых значительных своих замыслах, и, в противоположность кардиналу Ришелье, у которого был смелый ум и робкое сердце, сердце кардинала Мазарини было смелее, чем ум. Он скрывал свое честолюбие и свою алчность, притворяясь непритязательным; он заявлял, что лично ему ничего не нужно и, поскольку вся его родня осталась в Италии, ему хочется считать своими родичами всех приверженцев королевы и добиваться ее величия и безопасности, осыпая их благами».[26]
Мы уже видели, каким образом он проводил в жизнь эти правила.
XIV. 1644–1646
Обмерный бунт. — Зарождение янсенизма. — Первое представление «Родогуны». — Второе супружество Гастона Орлеанского. — Свадьба Марии де Гонзага. — Великолепие польского посольства. — Придворные празднества. — «Мнимая сумасшедшая». — Поход во Фландрию. — Герцог де Бель-гард, его репутация, его любовные связи. — Бассомпьер. — Граф и фея. — Генрих IV и Бассомпьер. — Полупистоли. — Остроумие Бассомпьера. — Анекдоты о Бассомпьере. — Его смерть, его портрет.
Истекший год, с которого началось новое царствование, изобиловал событиями: смерть короля; великая победа, одержанная сыном первого принца крови; приход к власти нового первого министра; внутренняя смута, стихшая почти сразу же; арест и заключение в тюрьму внука Генриха IV; искоренение всех заговоров и изгнание заговорщиков; поддержание политики в том направлении, в каком на протяжении двадцати лет ее проводил кардинал Ришелье, и, наконец, возведение в маршальское достоинство двух выдающихся военачальников, Тюренна и Гассиона.
И потому последующие годы кажутся временем передышки, погружением в благополучие и покой. Военные успехи переменчивы: в войне с имперцами почти что одержана победа в битве при Фрайбурге и взят Гравлин, однако в Испании проиграна битва при Лериде и снята осада Таррагоны. В Риме умирает папа Урбан VIII и его место занимает Иннокентий X; наконец, в то время как Елизавета, сестра английской королевы Генриетты Французской, умирает на испанском троне, сама она покидает собственный трон, уже колеблемый пуританской революцией, и ищет себе убежище во Франции. Тремя важнейшими событиями года становятся: Обмерный бунт, зарождение янсенизма и первое представление трагедии «Родогуна».
Скажем несколько слов о каждом из этих трех событий.
«Жителям Парижа, — говорит г-жа де Мотвиль, — угодно было взбунтоваться из-за подати, которую намеревались наложить на их дома».
Итак, вот что привело к этому бунту.
Старинные королевские указы запрещали строиться в предместьях Парижа; однако всем известно, как мы, французы, уважаем старинные и новые королевские указы. Так что на запретных землях было возведено большое количество домов, и Мазарини позволял это делать, с присущей ему насмешливой улыбкой поглядывая на строителей, ибо, слегка преследуя это нарушение закона, он видел в нем средство добыть, под видом денежного взыскания, не один слиток золота. Вследствие такого расчета государственный совет принял постановление, в соответствии с которым чиновникам Шатле было поручено обмерить в каждом из предместий все недавно сооруженные здания; эта мера повлекла за собой небольшое народное восстание, названное Обмерным бунтом и не имевшее, впрочем, никакого иного последствия, кроме того что оно заставило королеву возвратиться из Рюэля, где она развлекалась, и дало Парламенту повод к новым обидам на королевский двор.
Что же касается янсенизма, этой религиозной секты, наделавшей столько шума во Франции и впоследствии так сильно беспокоившей Людовика XIV и г-жу де Ментенон, то следует начать рассказ с чуть более отдаленного времени, чтобы дать нашим читателям более точное представление об этом спорном вопросе.
Во Франции в ту пору жил человек, известный одновременно строгостью нравов и живостью ума: это был аббат де Сен-Сиран. Ришелье, понимая, какую пользу можно извлечь из личности с подобным характером, если вдруг она отдастся во власть какого-нибудь человека или какой-нибудь идеи, предложил ему епископство, однако тот отказался. Этот отказ стал причиной удивления кардинала, к которой вскоре добавился и повод для гнева.
Гастон, брат Людовика XIII, оставшийся вдовцом после того как мадемуазель де Монпансье умерла при родах, произведя на свет дочь, Великую Мадемуазель, которая, как мы вскоре увидим, при всей своей молодости будет играть во время Фронды куда более важную роль, чем ее отец, так вот, Гастон, повторяем, вступил во второй брак, женившись на принцессе Лотарингской.
Ришелье, против воли которого этот брак состоялся, пожелал расторгнуть его. И тогда все духовенство Франции, подчиняясь его деспотической воле, объявило брак недействительным. Один только аббат де Сен-Сиран утверждал, что брак этот имеет законную силу. Это было уже слишком, и Ришелье приказал задержать аббата, не желавшего ни принимать его благодеяния, ни покоряться его воле, и препроводить его в Венсен. Арест произошел 14 мая 1638 года.
За неделю до этого умер Корнелий Янсений, большой друг аббата де Сен-Сирана, епископ Ипра, что в Бельгии. Этот прелат оставил после себя книгу, которая была трудом всей его жизни и носила название «Августин».
В те времена тонкие вопросы богословия еще не уступили места политическим спорам, имеющим куда более материальную основу. В новой книге говорилось о божественной благодати, то есть о предмете, касаться которого не дозволялось указом папы Урбана VIII. Так что книга была сразу же запрещена, но, поскольку по причине этого запрета она мгновенно получила широкое распространение, во Франции на нее начались нападки, и Сен-Сиран поручил ее защиту Антуану Арно, младшему из двадцати детей адвоката Арно.
Так и возникло движение янсенизма, которое с таким пылом преследовали иезуиты, причем вовсе не потому, что в этой книге содержались нападки на их орден, как можно было бы подумать, а потому, что во Франции она получила заступника в лице аббата де Сен-Сирана, воевавшего с отцом Гарассом, а в качестве защитника — сына адвоката Арно, их старого противника.
Однако вопрос этот не мог оставаться только богословским. Однажды утром Антуан Арно получил от королевы приказ, предписывавший ему отправиться в Рим, чтобы дать его святейшеству отчет в своем образе действий. Этот приказ вызвал тем большую тревогу, что его никто не ожидал. Арно, не желая повиноваться, скрылся, тогда как Университет, членом которого он был, и Сорбонна, в состав которой он незадолго до этого вошел, отправили к королеве депутации с просьбой отменить данное ею распоряжение.
В то же время Парламент, в котором с каждым днем все более назревала готовность к бунту, пошел еще дальше, ибо он заявил канцлеру, что свободы галликанской церкви не позволяют, когда речь идет о вопросах веры, судить француза нигде, кроме Франции, и вследствие этого считает Антуана Арно не обязанным подчиняться приказу королевы.
На этот раз вопрос оказался серьезным, поскольку из богословского он сделался политическим. Анне Австрийской пришлось уступить. Королевские прокуроры и адвокаты заявили, что ее величество не отменит своего распоряжения публично, поскольку такая отмена противна достоинству монарха, но она согласится с заступничеством Парламента, причем не только в связи с этим частным делом, касающимся лично сьера Арно, но и в связи с подобными делами в будущем.
С этого времени тех, кто взял сторону сочинения «Августин», а также его заступника и защитника, стали называть янсенистами. Позднее мы увидим, как основные положения янсенизма развивали отшельники Пор-Рояля.
Завершило год первое представление «Родогуны», одного из шедевров Корнеля. Это произведение, если верить вступительному слову, предшествующему пьесе, входило в число тех сочинений поэта, к каким он питал особое расположение. Упомянутое вступительное слово любопытно простосердечным восхищением, которое сам автор высказывает по отношению к своей трагедии.