Герцог де Шатийон умер на другой день, держа в руках маршальский жезл, который прислала ему королева и которым он владел всего лишь час.
Воспользовавшись тем, что все внимание было привлечено к этому сражению, маркиз де Нуармутье взял тысячу конников и незаметно для осаждавших вышел из Парижа, направившись навстречу обозу, шедшему из Этампа.
Поскольку на другой день он не вернулся, 10 февраля герцог де Бофор и маршал де Ла Мот выступили из города, чтобы прикрыть его возвращение. Однако на равнине Вильжюиф они обнаружили маршала де Грамона с двухтысячной пехотой из швейцарских и французских гвардейцев и двухтысячной конницей. Конниками командовал Шарль де Бово, сеньор де Нерльё. Едва завидев отряд герцога де Бофора, этот офицер, один из самых храбрых дворян в королевской армии, ринулся на него. Однако в самом начале схватки он был убит; тем не менее это не помешало сражению продолжаться с таким остервенением, что, когда герцог де Бофор вступил в рукопашную схватку с неким Бриолем, тот вырвал у него из рук шпагу. В ту же самую минуту на помощь герцогу подоспел г-н де Ла Мот, и мазаринисты были вынуждены отступить. Тем временем показался обоз, и маршал не пожелал развивать дальше свой успех, заявив, что враги и так потерпят достаточно сильное поражение, если ему удастся привести этот обоз в Париж.
И обоз действительно вступил в город, сопровождаемый почти сотней тысяч человек, которые взялись за оружие, как только по городу разнесся слух, что герцог де Бофор вступил в бой с неприятелем.
Двенадцатого февраля командир стражи у ворот Сент-Оноре известил Парламент, что герольд, облаченный в свое парадное платье и сопровождаемый двумя трубачами, требует впустить его в город; он доставил три письма: одно было адресовано Парламенту, другое — принцу де Конти, третье — муниципалитету.
В Парламенте при этом известии началось сильное волнение, но советник Бруссель, подстрекаемый коадъютором, поднялся и сказал, что герольдов посылают обычно лишь к равным себе или к врагам. А так как Парламент не равен королю и не является его врагом, то он не может принять королевского герольда.
Эту уловку, при всей ее надуманности, встретили с восторгом. Было решено направить к королю депутацию, чтобы узнать, какие предложения он хочет сделать Парламенту, а герольда отослали обратно с просьбой предоставить этой депутации охранную грамоту.
На следующий день охранная грамота была прислана, и депутация отправилась в путь.
Однако подлинные переговоры велись вовсе не гласно; в то время как депутация двигалась по дороге к Сен-Жермену, г-н де Фламарен нанес визит принцу де Марсийяку, который, получив огнестрельную рану в стычке, затеянной им в Бри-Конт-Робере, начал пресыщаться этой никчемной войной; г-ну де Фламарену было поручено сделать от имени аббата де Ла Ривьера секретные предложения вождям мятежников.
Прежде всего, принцу де Конти пообещали вступление в государственный совет и крепость в Шампани, если только он уступит аббату де Ла Ривьеру кардинальскую шапку, которой тот домогался. Это последнее условие следовало поставить на первое место, поскольку для принца де Конти не могло быть ничего приятнее предложения сложить с себя духовное звание.
Что же касается г-на де Лонгвиля, который должен был привести в Париж подкрепление из Руана, то ему предложили, помимо его прежних губернаторств, еще и управление Пон-де-л’Аршем и должность при дворе, если только он согласится задержать это подкрепление. Наконец, герцогу Буйонскому было обещано окончательно завершить в его пользу дело о выкупе Седана, тянувшееся уже так долго.
Все эти предложения, в сочетании с ласковыми речами, которыми королева встретила посланцев Парламента, а также прибытие испанского эмиссара, приехавшего пред-дожить посредничество эрцгерцога Леопольда, который, как было сказано в его письме, желал договариваться не с кардиналом, а с Парламентом, повлекли за собой нечто вроде перемирия, во время которого в Париж ежедневно должны были ввозить по сто мюидов зерна, а в Рюэле проходить мирные переговоры.
Три дня спустя переговоры начались. Пока они шли, в Парламент поступили два важных известия: во-первых, что герцог де Лонгвиль направляется к Парижу, имея под своим началом десятитысячный отряд, который он ведет из Руана на помощь столице; во-вторых, что г-н де Тюренн объявил себя сторонником Парламента.
Эти были очень ценные известия, поэтому полномочным представителям Парламента отправили письмо с указанием держаться твердо. Но они, видя, с одной стороны, что герцог Орлеанский сильно раздражен и принц де Конде не скупится на угрозы, а с другой стороны, что народ разгорячен, Парламент настроен держаться до конца и при всем этом Испания готова воспользоваться нашей междоусобицей, взяли на себя решение подписать мир немедленно, и 11 марта были утверждены следующие статьи договора:
1°. Как только соглашение о примирении будет подписано, все враждебные действия прекратятся с той и другой стороны, все дороги станут свободными и торговля восстановится.
2°. Парламент явится в Сен-Жермен, чтобы устроить там заседание в присутствии короля.
3°. В продолжение 1649 года не будет никаких собраний палат, кроме как по случаю отчетов об отправлении правосудия и назначения должностных лиц.
4°. В тексте декларации, подлежащей опубликованию, будет сказано о намерении короля исполнить декларации мая, июля и октября 1648 года.
5°. Все указы Парламента, изданные со времени отъезда короля, будут считаться несуществующими.
6°. Таковыми же будут считаться именные повеления и декларации короля, касающиеся нынешних волнений.
7°. Все рекруты, набранные в силу полномочий Парламента и города Парижа, будут распущены.
8°. Король прикажет вывести свои войска из окрестностей Парижа.
9°. Все жители Парижа сложат оружие.
10°. Посланец эрцгерцога Леопольда, находящийся в Париже, будет незамедлительно отослан назад без всякого ответа.
11°. Вся движимость, изъятая у частных лиц, будет возвращена им; Арсенал и Бастилию вернут королю.
12°. В этом и следующем году король сможет брать взаймы суммы, которые будут ему необходимы, с выплатой годового дохода в размере одной двенадцатой от заимствованного капитала.
13°. Принц де Конти и все прочие лица, взявшиеся за оружие, сохранят свое имущество, а также свои звания и должности, если они объявят — герцог де Лонгвиль в течение десяти дней, а прочие в течение четырех дней, — что согласны участвовать в настоящем договоре; за отсутствием такого согласия городские власти никак не будут содействовать их интересам.
14°. Король возвратится в Париж, как только ему позволят это государственные дела.[30]
В этом общем договоре таилась одна небольшая неприятность: дело в том, что он готовился настолько поспешно, что в него не были включены условия, касавшиеся отдельных лиц. Поэтому в тот день, когда его оглашали в Парламенте, там поднялся большой шум, и решено было послать на переговоры вторую депутацию, чтобы отдельно оговорить интересы военачальников.
Этими военачальниками были принц де Конти, герцог д’Эльбёф, герцог Буйонский, герцог де Бофор, герцог де Лонгвиль и маршал де Ла Мот-Уданкур.
Надо было выхлопотать что-нибудь и для маршала де Тюренна, который, хотя и поздно, принял сторону Парламента.
И здесь обнаружилось обстоятельство, показывающее нравы того времени: в общий договор были включены частные условия и обсуждались они публично.
Принц де Конти должен был получить Данвилье.
Герцогу д’Эльбёфу обещали выплату сумм, причитавшихся его жене, и сто тысяч ливров для старшего сына.
Герцогу де Бофору — возвращение ко двору, полное прощение тем, кто помогал ему бежать из тюрьмы, возвращение пенсионов герцогу Вандомскому, его отцу, и возмещение убытков за разрушение по приказу парламента Бретани его домов и замков.
Герцогу Буйонскому — владения, равные по стоимости тому, во что будет оценен Седан, возмещение убытков за лишение права пользования этим княжеством и титул принца для него и членов его семьи.
Герцогу де Лонгвилю — должность губернатора Пон-де-л’Арша.
Маршалу де Ла Мот-Уданкуру — двести тысяч ливров, не считая других милостей, которые королю будет угодно ему даровать.
Наконец, было обещано, что, прежде чем будет распущена армия, действовавшая в Германии, маршал де Тюренн получит назначение, соответствующее его званию и заслугам.
Благодаря этим новым условиям заключение мира не встретило более никаких препятствий, и 5 апреля был с великим торжеством отслужен благодарственный молебен в соборе Парижской Богоматери, куда явились в качестве представителей отсутствующего королевского дома французские гвардейцы и швейцарцы короля.
Так окончилось первое действие этой шутовской войны, в которой каждый оказался ниже собственной славы и самым значительным событием которой стали роды временной королевы Парижа, г-жи де Лонгвиль, в дни своего пребывания в ратуше произведшей на свет сына, которого держал над крестильной купелью купеческий старшина и который получил имена Шарль Пари Орлеанский.
Согласимся, что это очень странное соединение имен.
Правда, для того чтобы уравновесить все эти ничтожные события, в семидесяти льё от Парижа свершилась куда более серьезная революция.
Тридцатого января 1649 года голову короля Карла Стюарта, упавшую на эшафот Уайтхолла, поднял и показал английскому народу, словно голову злодея, палач в маске, имя которого никто так никогда и не узнал.
Однако в сочинениях тогдашних наших писателей вряд ли найдется отзвук этой великой катастрофы: так много шума наделали девятьсот памфлетов, появившихся во время этой войны.
Правда, пример, потерянный для современников, не был потерян для потомства: спустя сто сорок четыре года Национальному Конвенту предстояло ответить английскому парламенту, показав, в свой черед, французскому народу голову Людовика XVI.