Дамы засмеялись, хотя и были изрядно испуганы подобной убежденностью. Однако мадемуазель де Монпансье спокойно продолжала свою прогулку и, пройдя длинный путь, оказалась на речном берегу, где лодочники, составлявшие в Орлеане весьма многочисленную корпорацию, стали предлагать принцессе свои услуги. Она обратилась к ним с приветливой речью и, видя, что ее слова разожгли рвение этих людей, поинтересовалась у них, могут ли они перевезти ее к воротам Фо, выходившим прямо к воде.
— Охотно, — сказал хозяин одной из лодок, — но нет никакой нужды плыть до них. Если вашему высочеству будет угодно дать нам приказ, мы пустим в ход все средства, чтобы выломать те ворота, что ближе всего отсюда.
В ответ принцесса стала горстями бросать лодочникам деньги и торопить их с исполнением этого замысла.
Затем, чтобы воодушевить их своим присутствием, она, побив ноги о камни и расцарапав руки о терновник, поднялась на небольшой пригорок, откуда все могли ее видеть; те, кто окружал принцессу, стали разъяснять ей, что она подвергает себя слишком большой опасности, и делали все от них зависящее, чтобы заставить ее спуститься вниз, но она велела всем замолчать.
Вначале мадемуазель де Монпансье не хотела посылать в помощь лодочникам, выламывавшим ворота Брюле, никого из своих людей, чтобы иметь возможность отречься от этой затеи в случае ее провала. Лишь один солдат легкой конницы его высочества, родом из Орлеана, попросивший у принцессы позволения поучаствовать в этом деле, добился от нее согласия, сказав, что, поскольку он знаком в Орлеане со всеми, может оказаться полезно, если его увидят среди тех, кто ломает ворота; однако вскоре ей сообщили, что работа продвигается успешно. И тогда она немедленно послала туда одного из унтер-офицеров, находившихся при ней, и одного из своих конюших, а затем сама спустилась вслед за ними вниз, чтобы увидеть, как обстоит дело. Но так как набережная была прерывистой и между тем местом, где находилась мадемуазель де Монпансье, и воротами Брюле была заводь, где река подступала прямо к крепостной стене, лодочники подогнали две лодки, послужившие принцессе мостом, а поскольку противоположный берег оказался для нее чересчур крутым, во вторую лодку поставили приставную лестницу, по которой девушка поднялась с немалым трудом, ибо одна из перекладин лестницы была сломана; но принцесса должна была во что бы то ни стало достичь цели, представлявшейся ей столь важной. Мадемуазель де Монпансье взобралась на берег и, оказавшись там, тотчас же приказала своим телохранителям вернуться к карете, желая доказать городским чинам Орлеана, что она вступает в их город, исполненная доверия, ибо вступает туда, не сопровождаемая ни одним вооруженным солдатом.
Едва принцесса подошла к воротам, ее присутствие, как она и предвидела, усилило рвение лодочников, изо всех сил ломавших ворота снаружи, в то время как горожане делали то же самое изнутри. Что же касается стражников, охранявших ворота, то они, стоя с оружием в руках, оставались простыми зрителями этого разрушения, не помогая ему, но и не препятствуя.
Наконец, две доски из середины ворот вывалились; расширить пролом оказалось невозможно, так как ворота были укреплены двумя толстыми железными брусьями.
Тотчас же, действуя по приказу принцессы, какой-то лакей подхватил ее, поднял на руках и просунул в пролом; как только ее голова показалась с другой стороны, раздался барабанный бой, и стоявший возле пролома капитан подтянул принцессу к себе. Встав на ноги и протянув ему руку, она промолвила:
— Сегодняшний день, господин капитан, не прошел для вас бесполезно, и вам теперь будет очень приятно иметь возможность похваляться, что вы помогли мне вступить в город.
В ту же минуту снова послышались крики: «Да здравствует король! Да здравствуют принцы! Долой Мазарини!»; два человека подхватили принцессу, усадили ее в деревянное кресло и понесли к ратуше, где все еще обсуждался вопрос, кому отворить ворота — ей или королю. Все бросились навстречу ей, и, поскольку смелые поступки всегда производят огромное впечатление на толпу, народ восторгался мужеством принцессы и теснился за ее спиной, пытаясь дотронуться до нее и поцеловать край ее платья.
Когда ее пронесли так шагов пятьсот или шестьсот, эти изъявления восторга ей надоели и она заявила, что умеет ходить сама и желает воспользоваться собственными ногами. В ответ на ее требование кортеж остановился. Дамы ее свиты воспользовались этой остановкой и окружили принцессу. Тем временем с барабанным боем подошла городская рота и встала во главе кортежа, чтобы со всеми возможными почестями препроводить мадемуазель де Монпансье во дворец, где обычно останавливался герцог Орлеанский. На середине дороги ее встретил губернатор. Он пребывал в сильном смущении, понимая, что посланные им засахаренные фрукты были весьма посредственным доказательством его преданности. Позади губернатора шли городские чины, смущенные не менее его; запинаясь, они начали произносить приветственную речь, но принцесса, понимая, что ей следует ободрить их, прервала эту речь и сказала:
— Господа! Вы, вне всякого сомнения, весьма удивлены, узнав, каким образом я вступила в город; дело в том, что по натуре я чрезвычайно нетерпелива, поэтому мне наскучило дожидаться у Баньерских ворот, я стала прогуливаться вокруг крепостной стены, увидела ворота Брюле открытыми и вошла в город; вы должны быть весьма довольны, что я приняла такое решение, ибо оно избавляет вас от любых упреков со стороны короля за происшедшее; что же касается будущего, то я все беру на себя. Когда особы моего ранга находятся в каком-нибудь месте, они отвечают там за все, а здесь это справедливо с тем бо́льшим основанием, что ваш город принадлежит герцогу Орлеанскому, моему отцу!
— Мадемуазель! — взял слово мэр. — Мы приносим вашему высочеству извинения за то, что заставили вас ждать, но мы отправились навстречу вам, чтобы открыть перед вам ворота.
— Я убеждена в этом, — промолвила мадемуазель де Монпансье, — и, как раз потому, что у меня было такое убеждение, я решила, желая сократить вам наполовину дорогу, войти в город через ворота, которые оказались открытыми.
Прибыв во дворец, принцесса выслушала приветственные речи представителей всех городских властей и начиная с этого момента стала распоряжаться в городе, отдавая приказы, которые все исполняли без всяких колебаний.
На другой день после прибытия мадемуазель де Монпансье, в семь часов утра, ее разбудили со словами, что было бы полезно, если бы она прогулялась по улицам Орлеана с тем, чтобы расположить в свою пользу те умы, что стоят не на ее стороне, если таковые еще остались. И в самом деле, король не отказался от своего намерения въехать в Орлеан, и хранитель печати предпринял новую попытку вступить вместе с королевским советом в город. Понимая всю важность подобного шага, мадемуазель де Монпансье вняла поданному ей совету и послала за мэром и губернатором, с тем чтобы они сопровождали ее в этой прогулке. Повсюду были натянуты цепи, как это делается в городах, находящихся в осаде; ей предложили опустить их, но она отказалась, сказав, что пойдет пешком.
Она прошла по главным улицам города, сделав остановку в ратуше, чтобы произнести речь перед городскими властями, у тюрьмы, чтобы освободить заключенных, и в епископском дворце, чтобы там пообедать. Возвратилась она к себе лишь вечером.
Вскоре ей было доставлено письмо от г-на де Бофора. Он уведомлял принцессу, что не смог явиться к ней, как обещал, ибо, питая надежду завладеть особой короля, двигавшегося по другому берегу, попытался перейти Луару у моста Жаржо. Однако г-н де Тюренн остановил его, устроив блистательную оборону, и в итоге герцог потерял без всякой пользы множество храбрецов, в том числе Сиро, барона де Вито, о котором мы уже говорили в связи с битвой при Рокруа и который в ходе своей долгой военной карьеры удостоился необычайной чести, достойной упоминания: во время сражений он стрелял из пистолета в трех королей — короля Богемии, короля Польши и короля Швеции — и последнему даже прострелил пулей шляпу.
Мадемуазель де Монпансье была сильно опечалена известием об этой бесполезной атаке, которая обошлась так дорого. Она написала г-ну де Бофору и герцогу Немурскому, приглашая их встретиться с ней, и, опасаясь, что их появление в городе может вызвать подозрение у городских чинов, назначила местом этой встречи постоялый двор в предместье Сен-Венсан; со своей стороны, поскольку у нее были опасения, что ее вполне могут не впустить обратно, она оставила у городских ворот свои кареты, а также г-на де Фиески и г-на де Грамона, которые должны были ожидать ее, беседуя с мэром и эшевенами, а сама направилась к назначенному месту свидания. Как только она прибыла туда, появились г-н де Бофор и герцог Немурский, но каждый со своей стороны, ибо, хотя между ними были родственные отношения, а возможно даже, именно потому, что такие отношения между ними были, два этих человека вечно находились в жестокой ссоре. Господин де Бофор приветствовал мадемуазель де Монпансье довольно холодно; герцог Немурский, напротив, сказал ей много приятных слов по поводу того, что происходило во время ее вступления в город, и его примеру последовали все присутствовавшие офицеры; однако, поскольку они собрались для того, чтобы держать совет, принцесса почти сразу же отпустила всех офицеров, которые не должны были принимать участие в обсуждениях, и оставила только самых главных.
Основной вопрос состоял в том, чтобы разобраться, в какую сторону повести армию. Герцог Немурский придерживался мнения, что армия должна переправиться через реку у Блуа, а г-н де Бофор полагал, что ей следует идти на Монтаржи. И в самом деле, отправив оттуда отряд в Монтро, фрондеры завладели бы реками Луара и Йонна и перерезали дорогу на Фонтенбло королевскому двору. Каждый из них горячо отстаивал свое мнение. Мадемуазель де Монпансье, которую попросили принять тот или другой план, высказалась в пользу замысла г-на де Бофора; это привело герцога Немурского, отличавшегося весьма раздражительным характером, в такой сильный гнев, что, забыв о всяком почтении к принцессе, он начал браниться, уверяя, что предложение, противное его собственному, выдвинуто лишь с целью предать принца де Конде и что касается него самого, то он, полагая необходимым остаться верным своему слову, скорее покинет партию герцога Орлеанского, чем пойдет на Монтаржи. Мадемуазель де Монпансье попыталась доказать ему, что интересы принца де Конде ей так же дороги, как ее собственные. Однако герцог Немурский упрямился и в ответ лишь повторял без конца одни и те же слова: