Он подал руку королеве-матери и удалился, сопровождаемый всеми придворными.
— Всемогущий Боже! — прошептал Мольер, сжимая руки. — Неужели Ты помог мне покорить королевское сердце?!
24 октября в зале Малого Бурбона давалось перед целым двором первое представление труппы Мольера.
Ничего не пожалели, чтобы придать ему более пышности. К большому неудовольствию Арманды, она должна была по настоятельному требованию Мольера передать роль Епифании девице Дебрие. «Никомед» был исполнен артистически хорошо, так что публика ничего подобного и не ожидала от странствующей труппы. В антрактах Дюпарк танцевала с большой грацией и огнем и, чего Париж еще не видел, в трико телесного цвета. Это нововведение сделала она и, конечно, пленила весь двор и в особенности принца Анжуйского. Аплодисментам не было конца. Один король, подавший, однако, знак к этим одобрениям, оставался несколько холоден. Только когда Мольер, превосходно поддержанный лукавой Дебрие, де Круасси и Мадленой, показал в «Влюбленном докторе» весь свой неподражаемый комизм, холодность короля растаяла.
— Ха-ха-ха! Мы истинно благодарим вас за удовольствие, кузен Конти! — весело смеялся король, когда упал занавес. — Труппа Мольера будет принята на королевское содержание под названием «Общество актеров его высочества принца Анжуйского». Но передайте Мольеру, что настоящий конек его труппы — комедия. Они должны исключительно посвятить себя этому роду искусства.
На следующий день члены знаменитой труппы Бургонне собрались для первой репетиции «Эдипа» — только что оконченной трагедии Корнеля и ожидали автора, который пришел наконец такой бледный и расстроенный, что все невольно обратили на него внимание.
— Что с вами? — окружили его актеры.
— Знаете ли вы новость, господа?
— Не ту ли, что труппа Мольера играла вчера при дворе? — презрительно спросил Бурзольт, антрепренер. — Есть о чем толковать! Будьте уверены, что этим провинциальным фиглярам не поздоровится в Париже. Еще два-три представления, и они так опротивят в Лувре, что их прогонят самым бесцеремонным образом.
— Эге! Вы, как я вижу, еще ничего не знаете. Труппа чрезвычайно понравилась! Она получила название «Общество актеров принца Анжуйского» и в следующий раз будет играть публично.
— Какой вздор!
— Этого быть не может! — раздалось со всех сторон.
— Как! Они будут считаться труппой принца? Им дозволено играть публично? — закричал Бурзольт. — Да ведь это противоречит привилегии, данной нам королем! О! Нет, я этого не потерплю! Я приму все меры, чтобы выпроводить этих бездельников из Парижа!
Глава II. Союзники
В то самое время когда взбешенный Бурзольт придумывал всевозможные планы, чтобы уничтожить неожиданного соперника, последний спешил в дом Конти, чтобы поделиться со своим покровителем весьма радостными чувствами, волновавшими его, выразить ему свою безграничную признательность и вместе с тем посоветоваться, как бы выйти из затруднительного положения, в котором поставило его настойчивое желание короля иметь новую комедию. Он застал Марианну одну и уже с час провел с нею в самом оживленном разговоре, когда вошел принц.
— Вот прекрасно! — воскликнул принц, смеясь. — Муж занят государственными делами, а жена наслаждается приятным свиданием наедине.
Мольер радостно вскочил.
— Дорогой принц! — воскликнул он, целуя его руку. — Какими словами выразить вам мое счастье, которым я обязан вам одним?..
— Прошу вас, Арман, не позволяйте ему больше говорить об этом, — вмешалась принцесса. — Вот уже целый час, как он осыпает меня благодарностями. Потолкуем лучше о том, какую бы тему избрать для его комедии.
— Мне желательно, ваше высочество, изобразить какую-нибудь модную глупость, затронуть самый животрепещущий вопрос так, чтобы моя комедия имела живой интерес для публики.
— Я уже серьезно думал об этом, — отвечал Конти, — но дело в том, что прежде всего вам нужно познакомиться с парижской жизнью и, конечно, не с внешней только стороны, а, напротив, проникнуть в самые недра закулисного мира.
— Я сам того же мнения, но как это сделать, когда еще все двери заперты для меня?
— В том-то и вопрос! Нужно найти вам ловкого чичероне, который был бы принят во всех кружках и помог бы вам заглянуть в двери всех салонов. Я не гожусь для этой роли, но знаю одного искусного лоцмана, который может провести вас между всеми подводными камнями нашего общественного моря.
— Кто это? — полюбопытствовала Марианна.
— Я скажу, но с условием, что моя милая жена не рассердится. Это — Нинон де Ланкло!
— Вот как! — промолвил Мольер. — Эта дама мне немножко знакома.
— Может быть, ваш выбор и очень хорош, — сказала Марианна несколько холодно, — но все же жаль, что он пал на особу, поведение которой так предосудительно.
— Эх, ваше высочество, актер и сочинитель не должен быть слишком щепетилен в выборе знакомств. Ему должны быть известны все слои общества.
— Конечно, так, — прибавил Конти. — Скажу даже больше, милая Марианна, мы сами должны будем оказать этой женщине некоторое внимание, потому что…
Марианна вспыхнула:
— Как? Мы?.. О, никогда, никогда! Требуйте от меня, чего хотите, но на это я ни за что не соглашусь!..
— Даже и тогда, если б вас попросил ваш дядя кардинал и… сам король?
Он нежно взял руку Марианны и с любовью взглянул на нее.
— Если б эта маленькая жертва принесла огромную пользу стране, помогла устранить войну и водворить давно желанное спокойствие, и тогда вы не согласились бы?
— Но объясните мне, какое отношение может иметь такая легкомысленная женщина к государственным вопросам?
— Выслушайте меня хладнокровно. Мы не станем спорить о жизни и поведении Нинон. Известно, что большая часть знати и сам Ришелье, в том числе, были ее неплатоническими поклонниками. Я сам и Вандом имели с нею связь. Но ваше любящее сердце простило мне это юношеское увлечение, как простило многое другое!.. Стало быть, вопрос о нравственности этой женщины — дело решенное. Но вы не знаете, что Нинон не простая куртизанка, а женщина-политик и притом в высшей степени ловкая интриганка. Она подбивает своих поклонников на такие поступки, которые горько отзываются кардиналу и даже королю.
Лицо Марианны выражало величайшее удивление.
— Ваши слова — совершенная новость для меня, Арман, — сказала она. — Я была уверена, что с падением Фронды все интриги против правительства прекратились.
— О, напротив, дорогая Марианна, в настоящее время эта закулисная борьба оживленнее, нежели когда-либо!
— И ею руководит эта женщина!
— О, нет, не она одна, их много, но Нинон опаснее других, потому что чрезвычайно деятельна и отличается самым злым языком. Вы слышали, вероятно, — продолжал Конти, обращаясь к Мольеру, — о доме Рамбулье и о так называемых «насмешниках» [5], которые диктуют законы всему Парижу? Вся знать старается подражать знаменитому Рамбулье, считается величайшей честью попасть в этот избранный кружок, признается самым непростительным дурным вкусом говорить, одеваться, думать иначе, чем там принято. И при таком огромном влиянии на Париж члены дома Рамбулье проникнуты самым антиправительственным духом. Они поддерживают отношения с Гастоном Орлеанским, подстрекают против правительства и моего брата других знаменитых изгнанников, стараются склонить на свою сторону, и довольно успешно, испанского министра. Цель их — ослабить во что бы то ни стало королевскую власть и сделать ее зависимой от парламента и иезуитов. Единственное средство положить конец вредному влиянию дома Рамбулье, это посеять раздор между его собственными членами. Для этой цели кардинал предложил выбрать Нинон де Ланкло, которая легче всех других поддастся на заманчивые обещания правительства. Вот почему мы должны смотреть сквозь пальцы на сомнительную репутацию Нинон и быть с нею как можно любезнее. Ну что, моя милая, убедилась ли ты теперь в необходимости преодолеть твою антипатию к Нинон?
Конти взял руку Марианны и несколько раз поцеловал ее.
— Но почему ты так уверен, что Нинон перейдет на сторону правительства?
— Потому, друг мой, что ненависть ее к нам, так же как и дружба с домом Рамбулье, вытекает не из серьезного убеждения, не из бескорыстной идеи о благе государства, а из самого пустого тщеславия и желания порисоваться модным либерализмом. Стоит только правительству польстить ей, пощекотать слегка ее самолюбие, и вы увидите, как горячо она примет его сторону. Но об этом мы потолкуем подробнее сегодня вечером у кардинала. Скажу только, что вам, Мольер, придется играть здесь немаловажную роль. Сейчас я напишу письмо Нинон, в котором буду просить, чтобы она приняла вас и открыла вам двери знаменитого дома Рамбулье. Там, мой милейший, вы найдете себе такого осла, который лучше всякого Иеремии вдохновит вас!
Друзья расстались.
В старом доме на улице Турнель в знакомой уже нам гостиной, где четыре года назад Нинон де Ланкло так насмешливо встретила принца Конти и герцога Бульонского, она сидела и читала только что полученное письмо от своего вероломного приятеля. На ней был прелестный пеньюар, облегавший ее воздушными складками. Этот наряд был в большой моде у знатных дам того времени и назывался «одеяние Авроры», потому что делался из прозрачной бледно-розовой материи.
Закончив читать письмо Конти, она сердито топнула ногой. По-видимому, послание сильно разочаровало ее.
— Глупец! — воскликнула она. — Что он себе воображает? Вот уже несколько лет он ни разу не вспомнил обо мне, а теперь вдруг, ни с того ни с сего обращается ко мне с просьбой, чтобы я взяла на себя труд ознакомить с Парижем какого-то актера! Нечего сказать, очень милое поручение! Сделать меня чичероне первого встречного проходимца!
И она в порыве гнева хотела разорвать письмо принца, но вдруг остановилась. «Прочту-ка я его еще раз, — подумала она, — тут, может быть, кроется что-нибудь другое». Она разгладила скомканное письмо и стала спокойно читать. «Нет! Одни фразы, ложь, увертки! Он действительно желает только одного: чтобы я ввела Мольера в общество. Интересно было бы знать, какая у него цель? Ведь и так уж этот Мольер попал в милость к королю и на смех Бургонне сделан директором театра принца Анжуйского. Кажется, достаточно, неужели же Конти и этого мало! Может быть, он желает диктов