Без грусти с ней я разлучусь
И весело в дорогу соберусь:
Счастливо оставаться!
Когда отсюда я навек уйду,
Не буду знать, куда приду.
Но следует на Бога полагаться:
Ведь лишь к добру Господь ведет;
Не страшно мне, что там нас ждет:
Счастливо оставаться!
Я здесь вкусил все наслажденья,
Желания мои не избежали тленья,
Мне скучно жить и развлекаться.
Когда ты ни на что не годен стал,
Скорей уйди, видать, закончен бал:
Счастливо оставаться!
Кстати сказать, «Белый бык» Вольтера, «Севильский цирюльник» Бомарше и только что приведенные нами стихи стали главными событиями двух первых лет царствования Людовика XVI.
III
Министерство Тюрго. — Парламенты. — Монополия. — Отмена барщины. — Шесть законодательных актов. — Заседание Парламента с участием короля. — Куплеты. — Падение Тюрго. — Людовик XVI. — Госпожа де Кассини. — Господин де Пезе. — Его слова, обращенные к Дора. — «Кампании маршала де Майбуа». — Первое письмо Людовику XVI. — Платок короля. — Король знакомится с г-ном де Пезе. — Его представляют г-ну де Морепа. — Отставка аббата Терре. — Господин Неккер. — Последствия падения Тюрго. — Буколические мечтания. — Господин Бертен. — Письмо Морепа. — Ответ Тюрго. — Высказывание Людовика XVI. — Портрет Неккера. — Госпожа Неккер. — Ее дочь. — Господин Клюньи де Нюи. — Анаграмма. — Духовенство и г-н де Морепа. — Двор Людовика XVI. — Королева. — Ее окружение. — Ответ короля. — Бал в Опере. — Маска и королева. — Госпожа де Полиньяк и г-жа де Ламбаль. — Король: супруг, но не муж. — Дворцовая ограда. — Беременность королевы. — Впечатление, которое это производит на двор. — Памфлеты. — Куаньи. — Людовик XVI. — Господин де Морепа и его супруга. — Королева. — Госпожа Кампан и королева Франции. — Влияние Марии Антуанетты. — Острота графа Прованского, брата короля. — Сельские вкусы. — Сатурналии. — Графу д'Артуа дарят два миллиона. — Подарки королеве. — Граф д'Артуа и герцог Бурбонский. — Дуэль. — Господин де Водрёй. — Полиньяки. — Вторая беременность королевы. — Рождение дофина. — Граф Прованский выступает в роли памфлетиста.
Тем временем министерство Тюрго продолжалось вот уже два года, однако улучшений, каких взахлеб обещали экономисты и философы, никоим образом заметно не было. Вместо того чтобы охватить единым взором какой-нибудь крупный финансовый проект, г-н Тюрго сосредоточился на мелких опытах и пустяковых реформах, без конца выставлявших в смешном виде его правительство; вместо того чтобы воспользоваться воодушевлением, открыто выказываемым королем, и с помощью этого воодушевления воздействовать на высшие органы государственного управления, г-н Тюрго делал доклады о планах, с которыми все боролись, и создавал службу общественных экипажей, которые стали называть тюрготинами.
Но главными врагами г-на Тюрго были парламенты.
Господин Тюрго состоял в 1753 году в королевской палате в качестве докладчика просьб и жалоб, и Парламент вспомнил об этом, когда брат г-на Тюрго, президент Большой палаты, пожелал уступить ему свою должность; Парламент воспротивился такой уступке, и г-н Тюрго не смог добиться этого назначения. И тогда он сам затаил злобу на Парламент за подобный отказ, а поскольку при вступлении в министерскую должность ему удалось обнаружить в секретных бумагах финансового ведомства записи о денежных суммах и подарках, розданных его предшественниками парламентским чинам с целью заставить их утвердить различные указы, он предъявил эти записи королю и таким образом пояснил ему, с помощью каких мошеннических приемов заставляли молчать главарей мятежа.
Мы уже видели, какой шум вызвала отмена монополии. Этот шум усилился, когда генеральный контролер запретил барщину, не удосужившись изыскать налог, посредством которого можно было бы заменить тот, какой он намеревался упразднить. И в самом деле, как только этот запрет был обнародован, инженеры мостов и дорог разъяснили, что дороги, оставшись без починки, вскоре придут в негодность и, чтобы привести их позднее в исправное состояние, потребуются огромные затраты. Кроме того, парламенты затаили злобу против г-на Тюрго за шесть предложенных им законодательных актов:
1° указ об упразднении барщины и замене оной;
2° упразднение Кассы Пуасси, пересчет и снижение пошлин;
3° упразднение должностей старшин ремесленных и торговых цехов;
4° упразднение служб, ведавших портами, пристанями, крытыми рынками, базарами и складами города Парижа;
5° декларация, которой упразднялись все пошлины, установленные в Париже в отношении пшеницы, суржи, ржи, муки, гороха, бобов, чечевицы, риса и т. д., и снижались пошлины, продолжавшие действовать в отношении других зерновых и кормового зерна;
6° и, наконец, приказная грамота, предписывавшая пересчет и снижение пошлин на сало.
Так вот, затаив, повторяем, злобу на г-на Тюрго, парламенты одобрили, да и то с большими возражениями, лишь указ об упразднении Кассы Пуасси, зарегистрировав его 9 февраля 1776 года. И тогда г-н Тюрго прибегнул к такому приему, как заседание Парламента с участием короля: то было крайнее средство, которое обыкновенно все улаживало, если только не ссорило всех окончательно.
Заседание Парламента с участием короля состоялось 12 марта 1776 года.
Впрочем, если оно и поссорило Парламент с королем, то с народом дело обстояло иначе.
Об этом свидетельствуют следующие куплеты, ходившие по городу:
На днях издал свои указы
Король Луи Желанный.
Я прочитал их сразу
И стал от счастья пьяный.
Конец всем нашим бедам!
Так завопим, вина отведав:
«Луи Желанному ура!
Ей-ей,
Луи Желанному ура!»
Чинить дороги нету мочи,
Но, как рабы, ворочая лопатой,
Трудились мы с утра до ночи,
Притом еще без всякой платы.
Король — я врать не буду —
Покончил с этим худом.
Ну до чего нам повезло,
Ей-ей,
Ну до чего нам повезло!
А вот Парламент мнит иначе,
И путь его совсем другой:
Противиться людской удаче,
Перечить воле короля благой,
Но звать себя отцом народа
Завел при этом моду.
Ну и хреновый же отец,
Ей-ей,
Ну и хреновый же отец!
Простецкого Вассала
Преблагородный зять
Зазря шумел немало:
Его нам не понять.
Но будет от него добро:
Оставит он петлю Моро,
Чтоб мог себя тот удавить!
Ей-ей,
Чтоб мог себя тот удавить!
Как добр король наш,
Хотя и молод.
Взбрела монарху блажь:
Чтоб нас не мучил голод,
Чтоб было сало на столе
И курица в котле,
Да в погребе винцо,
Ей-ей,
Да в погребе винцо!
Отныне вправе мы решать,
Что брать нам за пример,
Вином и пивом торговать
На собственный манер,
Своим уменьем можем жить,
А за ученье не платить:
Цеха нам больше не указ,
Ей-ей,
Цеха нам больше не указ!
Восторгу моему предела нету,
Что, право, кум, тебя не удивит.
Два праздника за это лето
Справлять народу предстоит:
Святой престол задумал юбилей,
Но праздник короля повеселей
Того, что папа посулил,
Ей-ей,
Того, что папа посулил!
Так что кабинет министров, во главе которого стоял г-н де Тюрго, с виду держался вполне прочно, как вдруг этот кабинет пал.
Скажем несколько слов о причинах этого падения, казавшегося совершенно непостижимым после фавора, в котором короткое время пребывал г-н Тюрго, и даже пристрастия, которое питал к нему молодой король.
Людовик XVI всегда, с самой ранней юности, жаждал одиночества и правды. Пока он был дофином, одиночество было ему позволено, а порой и навязано; став королем и утратив одиночество, он, как мы видели, сделал немало, чтобы сберечь правду.
Мы видели, что этой цели служило его решение повесить у ворот дворца ящик для писем, позднее упраздненный; этим же объясняется его сближение с философами; его интерес к иностранным газетам и его знание английского языка, что позволяло ему без задержки читать всю литературу, поступавшую из Англии.
Кроме того, Людовик XVI вел частную переписку.
В то время в Париже пользовалась известностью г-жа де Кассини, которая, помимо того, что она носила достойное уважение имя, слыла чрезвычайно умной, да и в самом деле обладала большим умом, причем умом разного рода, в особенности интриганским. Она посещала лучшее парижское общество и к концу царствования Людовика XV захотела быть представленной ко двору; однако старый король покачал головой и промолвил:
— У нас здесь и так слишком много интриганок; госпожа де Кассини не будет представлена ко двору.
У г-жи де Кассини был брат, моложе ее, известный в свете под именем маркиза де Пезе; это был хорошо воспитанный человек, светский до мозга костей, как и его сестра, и, подобно ей, остроумный и склонный к интригам. Он сочинял стихи, которые ему подправлял Дора, героические послания и мадригалы, написанные в том легком стиле, в каком в ту пору писали все подобные сочинения, и время от времени говорил Дора, когда тот возвращал ему какой-нибудь очередной шедевр после своей правки:
— Бьюсь об заклад, Дора, что если нам этого захочется, то в один прекрасный день мы с тобой будем управлять Францией и Европой, сочиняя при этом стихи.
Ну а пока, снедаемый честолюбием и действуя по моде того времени, молодой человек писал почти всем европейским монархам послания по поводу законодательства, управления, промышленности и торговли в их государствах.
И потому Фридрих Великий, сделавшийся старым и раздражительным, ответил ему:
— Такому молокососу, как вы, не подобает давать советы старому королю!