ушевные страдания. И там, вокруг стола, покрытого длинной скатертью, располагались мужчины и женщины, сплошь люди благородного сословия, озаренные приглушенным светом, бледные лучи которого играли на богатых тканях их одежд; у их ног находилась большая металлическая емкость, симпатический чан, с которым каждый был соединен посредством особых шнуров, связывавших между собой соседей; затем, в определенный момент, между присутствующими устанавливался контакт: одни смыкали глаза, впадая в сладострастный сон, и во весь голос грезили; у других начинался приступ, весьма похожий на приступы блаженного Пари. Короче, все обретали в этих сеансах развлечение или исцеление, так что больные стекались к Месмеру толпами, и каждый высказывался за или против такого лечения; следует сказать, что многие высказывались за.
В число ярых приверженцев Месмера входили знаменитый адвокат Бергасс, парламентарий д’Эпремениль и маркиз де Лафайет — столь красивый, столь храбрый, столь ценимый мужчинами и вызывающий столь большой интерес у женщин, только что прибывший из Америки и в возрасте всего лишь двадцати шести лет носивший эполеты бригадного генерала королевской армии, а также маркиз де Пюисегюр, которому предстояло сделать огромный шаг в этой науке, хотя вначале он был лишь ее простым поборником, и о котором в «Рукописных вестях» говорилось следующее:
Господин маркиз де Пюисегюр и в самом деле настаивает на том, что ему довелось в некоторых опытах с животным магнетизмом случайно столкнуться с необычайными явлениями, которые он воспроизводит сегодня. Называет он это вступлением в контакт. Он начинает с того, что вводит в состояние крайнего нервного возбуждения какую-нибудь девицу, которая впадает затем в летаргию и становится сомнамбулой. Потом он магнетизирует того, кто хочет вступить в контакт с сомнамбулой: она уже не может отойти от него и выполняет все его желания, угадывая их, если они не произнесены вслух. Утверждают, тем не менее, что если эти желания непристойны, то она не выполняет их. Впрочем, это вынужденное, подневольное состояние и это бессознательное уподобление себя другой личности длятся ровно столько же, сколько и летаргия. Когда сомнамбула пробуждается, ее способности становятся всего лишь такими же, какими они были прежде, и она начинает с того, что не узнает человека, находившегося в контакте с ней, как если бы никогда прежде не видела его».
Однако не следует думать, что эта новая наука замыкается в стенах Парижа и вызывает интерес только у светских людей.
Нет. Вот что рассказывают нам «Тайные записки». Новость пришла из Бордо.
Я не могу сказать вам, чудо это было или наваждение, но определенно то, что отец Эрвье ошеломил всех. Вот что более всего поражает меня в обстоятельствах случившегося.
Он произносит проповеди в приходе, предоставляемом самым знаменитым ораторам, поскольку тамошняя церковь относится ко дворцу правосудия. Туда приходят все, кого называют высшими чинами парламента. И вот однажды, когда он находился на кафедре, одной женщине из числа слушателей становится плохо, у нее начинаются судороги, и она делается весьма похожей на припадочную. Это происшествие вызывает большой шум, все пугаются; проповедник вынужден прервать свою речь; он спускается с кафедры, подходит к больной и призывает всех не беспокоиться: он магнетизирует ее и возвращает в ее естественное состояние, а затем снова всходит на кафедру и продолжает свою проповедь. Кто-то превозносит его как святого, как чудотворца, а недоброжелатели именуют его колдуном. Главным викариям, управляющим в отсутствие архиепископа диоцезом, становится известно о случившемся, и они на время отрешают отца Эрвье от должности. Он во весь голос возражает и спрашивает, что же тогда есть милосердие, человечность, благотворительность и с каких пор стали возводить в преступление поступки такого рода и помощь, оказанную своему ближнему, — одним словом, искусство врачевания? Он созывает всех свидетелей случившегося исцеления и понуждает их заявить, происходило ли что-либо непорядочное или непристойное во время его манипуляций; но прежде всего он умоляет представителей судебной власти провести над ним суд и оправдать его. Магистраты вступаются за него, ходатайствуют перед главными викариями, и те вынуждены отказаться от введенного ими запрета, но на условии, что впредь отец Эрве не будет магнетизировать женщин.
Отец Эрве снова поднимается на кафедру и, избрав в качестве темы своей проповеди пример Иисуса Христа, исцеляющего больных, превращает эту проповедь в восхваление самого себя и в сатиру на главных викариев, но делает это крайне ловко, так что они делаются посмешищем всего города за проявленную ими глупость».
Тот, кто оспаривает у Месмера исключительное право на всеобщее внимание, это последователь графа де Сен-Жермена, изготовитель золота, Калиостро. Граф де Сен-Жермен отыскал всего лишь жизненный элексир. Калиостро отыскал философский камень, что намного ценней. Сколько ему лет? Где он родился? Каково его общественное положение? Все это неважно: он невероятно богат, золото ручьями льется из его карманов, бриллианты, рубины и изумруды сверкают на его пальцах. Туманно говорят, что он родился в Палермо и что его зовут Джузеппе Бальзамо. Все его познания получены им в Египте от столетнего старца, которого никто никогда не видит, которого во время поездок он держит взаперти в карете, имеющей внутри целые покои, а в Париже — в какой-то неведомой комнате своего дома на улице Сен-Клод. Он видел все страны, он говорит на всех языках. В Неаполе он женился на очаровательной женщине, принадлежащей к одной из лучших семей Италии. Однако видят ее ничуть не больше, чем старика. Известно лишь, что старика зовут Альтотас, а женщину — Лоренцой Феличани. Перед тем как приехать во Францию, Калиостро долгое время живет в Страсбурге, где он сводит знакомство с кардиналом де Роганом, которому вскоре предстоит сыграть такую важную роль в афере с ожерельем. Там он вступает в тайные общества Германии, привнеся в них свою собственную новую религию. Ибо он не только ученый, не только чародей, но и жрец, почти бог: он Великий Кофта. Какова цель этих тайных обществ, этого исправленного масонства, которое покрывает мир, подобно сети? Об этой цели говорят вполголоса: она заключается в низвержении тронов. Каков девиз членов этих обществ? Он состоит из трех букв: «L.P.D.» Никто еще не знает, что означают эти три буквы. Это станет известно позднее: «Lilia pedibus destrue» — «Растопчи лилии ногами». А пока все кругом радостно встречают изготовителя золота, который в минуты досуга пророчествует, подобно Казоту, и магнетизирует, подобно Месмеру.
Но мало делать золото, исцелять наложением рук, пророчествовать, как Иезекииль и Илия, угадывать по чертам лица добрые и дурные склонности души. Появляется Монгольфье, который нашел средство перемещаться по воздуху, пересекать пространство, принадлежавшее прежде лишь молнии, тучам и птицам, Монгольфье, который создал аэростат, изобрел воздушный шар.
То, что нашел Монгольфье, начали искать далеко не вчера. Во все времена человека терзало желание повелевать воздушным пространством. В 1280 году Альберт Великий описывает в своих трактатах чрезвычайно замысловатую машину, предназначенную для подъема в воздух; в XVI веке Мендоса описывает еще одну такую машину; в 1640 году отец Шотт указывает в своем сочинении «Всеобщая магия» на возможность подняться в атмосферу, заполнив какой-нибудь сосуд воздухом более тонким и более легким, нежели тот, в каком мы живем; в 1670 году отец Лана заявляет, что задача может быть решена посредством четырех полых медных шаров, в которых создан вакуум. В 1678 году «Журнал ученых» излагает устройство такого же рода, придуманное неким Бенье. В 1679 году итальянец Борелли представляет королеве Кристине свой труд, в котором он притязает на открытие тайны воздухоплавания. В 1729 году иезуит Гусман доказывает вычислениями, что навигация в воздухе осуществима. В 1772 году Дефорж, каноник из Этампа, объявляет в газетах, что он изобрел летающий кабриолет. Наконец, в 1779 году Бланшар пытается оторваться от земли с помощью чисто механического устройства, однако оказывается способен подняться лишь на двадцать футов, что не мешает ему построить в 1780 году огромную машину, которую он называет летающим кораблем, но которой даже не отваживается воспользоваться.
Честь изобретения аэростата была уготована Монгольфье. Архитектор и известный бумажный фабрикант, он читает книгу Пристли о различных видах воздуха и в свой черед взволнован возможностью воздухоплавания с помощью газа более легкого, чем атмосферный воздух. У Монгольфье есть брат; в ноябре 1782 года братья объединяют усилия; свой первый опыт они проводят в Авиньоне: этот опыт прост и не требует издержек. Они жгут серные спички у отверстия небольшого бумажного шара, и шар в то же мгновение взлетает в воздух. 5 июня 1783 года братья устраивают публичное испытание своего изобретения в присутствии депутатов провинциальных штатов Виваре и всего города Анноне. На сей раз это уже не простой бумажный шар, а целое устройство, которое сделано из холста, натянутого на деревянный остов и металлическую проволоку, имеет тридцать пять футов в диаметре и весит пятьсот фунтов. У отверстия шара сжигают дюжину охапок влажной соломы, и он под рукоплескания присутствующих и их восторженные крики за десять минут поднимается на высоту в тысячу туаз. А теперь опыт необходимо повторить в Париже, в присутствии короля и королевы. В воздух взлетает шар такого же размера, как и первый, унося с собой барана, утку и петуха; он поднимается на высоту в двести туаз, держится там двадцать семь секунд и затем опускается в Вокрессонском лесу.
Опыт настолько успешен и производит такое сильное впечатление, что в память об этом событии отчеканена медаль с изображением обоих братьев.