Все эти речи, чрезвычайно выразительные как с одной, так и с другой стороны, еще больше запутывали вопрос о королевской санкции, который они были призваны разъяснить.
Наконец, чтобы охватить предмет во всем его размахе и сориентироваться в собственной работе, Национальное собрание, следуя предложению Гильотена, поставила на рассмотрение следующий ряд вопросов:
«1°. Может ли король отказывать в одобрении конституции?
2°. Может ли король отказывать в одобрении указов законодательного корпуса?
3°. В случае, если король откажет в одобрении, этот отказ будет отлагательным или бессрочным?
4°. В случае, если отказ короля окажется отлагательным, в течение какого времени он может длиться? В течение одной легислатуры или нескольких?»
Когда эти вопросы были поставлены, началась длинная дискуссия; затем, как это всегда бывает в серьезных и запутанных обстоятельствах, из создавшегося положения выкрутились с помощью отсрочки.
Было решено избегать всяких споров по поводу королевской прерогативы вплоть до того времени, когда король утвердит декреты, принятые 4 августа.
Это было весьма похоже на чувство недоверия к королю, которое требовалось сдержать и смягчить, и потому, когда барон де Жюинье потребовал, чтобы вначале были признаны неприкосновенность особы короля, неделимость трона и наследственность короны, все Национальное собрание поднялось и единогласно приняло следующий декрет:
«Национальное собрание единогласно заявляет и единодушно признает в качестве основополагающих принципов французской монархии, что особа короля неприкосновенна и священна, что трон неделим и что корона является наследственной в царствующей династии и передается по мужской линии в порядке первородства, с безоговорочным исключением из наследования женщин и их потомства».
После чего был поднят вопрос, который в начале века, за семьдесят лет до этого, вызвал огромные раздоры, а именно: должна ли быть исключена из наследования ветвь династии, царствующая в Испании и, в соответствии с условиями Утрехтского мира, отказавшаяся от прав на трон Франции?
Национальное собрание обсуждала его три дня и, после этих трехдневных обсуждений, ограничилась тем, что по предложению г-на де Тарже внесла простую поправку в декрет, который мы привели выше, добавив к нему следующую фразу:
«Не желая ничего предрешать в отношении последствий отречений от трона».
Как видим, лучше было забыть об Испании, чем заставить ее вспоминать, вспомнив о ней самим.
Тем не менее утверждение королем статей, принятых 4 августа, заставляло себя ждать. Этого утверждения попросили у него посредством указа от 12 сентября; казалось, что он лично одобрил принятые статьи, когда за месяц до этого их вручил ему председатель Национального собрания. И потому депутаты были сильно удивлены, когда вместо ожидавшегося безусловного утверждения они получили от короля письмо, сопровождавшееся, как мы сейчас увидим, подробными замечаниями по поводу каждой из этих статей.
Вскоре нам предстоит объяснять события 5 и 6 октября, которые многим представляются необъяснимыми и к которым это письмо, символ реакции, может дать ключ.
Вот оно:
«Вы просите меня, господа, облечь моей санкцией статьи, принятые вашим собранием 4 августа сего года и письменно изложенные на последующих заседаниях. Несколько из этих статей являются не чем иным, как текстом законов, заняться которыми имеет намерение Национальное собрание, и приемлемость и совершенство этих последних будет неизбежно зависеть от способа, каким могут быть осуществлены провозглашенные вами впоследствии постановления. Вот почему, одобряя общий дух ваших решений, следует заметить, что имеется незначительное число статей, на которые в данный момент я могу дать лишь условное согласие. Но, имея желание откликнуться, насколько это возможно, на просьбу Национального собрания и внести полнейшую искренность в мои отношения с ним, я хочу сообщить ему об итогах как моих собственных первых соображений, так и первых соображений моего совета.
Я изменю свои взгляды и легко откажусь от них, если меня побудят к этому возражения Национального собрания, ибо всегда лишь с чувством сожаления позволяю себе отдалиться от его манеры видеть и думать.
О статье I, относящейся к феодальным правам. Я сам подал первый пример общих принципов, предложенных Национальным собранием, когда в 1779 году уничтожил, не требуя никакого возмещения, право мертвой руки на всем пространстве моих личных владений. Стало быть, я выступаю за упразднение всех зависимостей, унижающих человеческое достоинство, и полагаю, что они могут быть отменены без возмещения за понесенные убытки.
Просвещенность нынешнего века и нравы французской нации должны оправдать беззаконность, которую, тем не менее, можно усмотреть в этом решении. Однако есть еще личные обязательства, которые, не имея подобных признаков и никого не унижая, приносят значительную выгоду всем земельным собственникам. Не зайдем ли мы слишком далеко, желая отменить их без какого бы то ни было справедливо оцененного возмещения? Возражаете ли вы против того, чтобы отнести вознаграждение за убытки, которое будет сочтено законным, к разряду государственных долгов? Предоставление свободы, которое станет следствием жертвы, принесенной нацией, увеличит заслугу Национального собрания, принявшего такое решение.
Наконец, есть еще личные долги, которые уже очень давно, иногда несколько веков тому назад, были обращены в денежные обязательства. Мне кажется, что было бы еще менее справедливо отменить подобные обязательства, не выплачивая вознаграждения за убытки. Эти обязательства закреплены договорами, законным образом составленными, или же обычаями, которым их древность придала, так сказать, силу закона. Они уже давно сделались собственностью, которую можно честным образом передавать, продавать и покупать; и, поскольку первоначальное происхождение этих обязательств оказывается связанным с другими документами о праве собственности, придется проводить сложное изыскание, если кто-то пожелает отличить их от других сеньориальных рент. И потому будет справедливо и разумно поместить обязательства такого рода в число обязательств, которые Национальное собрание объявило подлежащими выкупу по усмотрению тех, на ком они лежат.
Я отдаю эти первые соображения на суд Национального собрания; для меня важно, для меня существенно согласовать, насколько это возможно, облегчение тягот наименее зажиточной части моих подданных с положениями правосудия.
Я не могу не заметить Национальному собранию, что совокупность постановлений, приложимых к настоящему вопросу, достойна размышления тем более, что в число сеньориальных прав, которые оно задумало отменить без какого бы то ни было возмещения за убытки, есть те, что принадлежат иностранным принцам, имеющим огромные владения в Эльзасе; они владеют ими по условиям официальных договоров; узнав о планах Национального собрания, они уже подали жалобы, достойные самого серьезного внимания.
Я без колебаний одобряю те постановления Национального собрания, какие объявляют подлежащими выкупу все феодальные права, вещные и земельные, лишь бы цена выкупа была определена беспристрастно, и одобряю также как решение совершенно справедливое, что вплоть до того момента, когда этот выкуп окажется выплачен, указанные права будут постоянно подлежать истребованию. В ходе составления закона Национальное собрание увидит, несомненно, что определенные права не могут быть выкуплены отдельно от других и что, к примеру, не следует давать возможность выкупать поземельный оброк, удостоверяющий и сохраняющий сеньориальное право, если одновременно не выкупаются побочные права и все те, что проистекают из оброчных обязательств.
Кроме того, я призываю Национальное собрание поразмыслить над тем, действительно ли отмена поземельного оброка и прав на пошлину, взимаемую сеньором при переходе имущества от одного его ленника к другому, пойдет на пользу государству. Эти права, простейшие из всех, отвращают самых богатых от желания расширять свои поместья за счет земельных владений, которые их окружают, ибо они заинтересованы в том, чтобы сохранять достодолжный доход от своих имений. Утратив эти выгоды, они будут пытаться увеличить свою собственность путем расширения принадлежащих им земельных владений, и число небольших наделов будет сокращаться с каждым днем. Однако общепризнанно, что уничтожение небольших наделов наносит ущерб обработке земли, что оно ограничивает и стесняет гражданский дух, уменьшая число лиц, связанных с земледелием, и, наконец, что оно может ослабить нравственные устои, все более и более сводя обязанности людей к обязанностям слуг и наемников.
О статье II, касающейся голубей и голубятен. Я одобряю решения, принятые Национальным собранием.
О статье III, касающейся охоты. Я согласен с ограничением права на охоту, но с позволением всем без исключения земельным собственникам истреблять дичь в их личных владениях. Следует препятствовать тому, чтобы эта свобода увеличивала возможность ношения оружия, что противоречило бы общественному порядку.
Я упразднил принадлежавшие мне охотничьи округа решением государственного совета от 10 августа сего года, однако мои намерения были известны еще до этого времени.
Я отдал приказы, необходимые для прекращения наказаний, наложенных на тех, кто до настоящего времени нарушил права на охоту.
О статье IV, касающейся сеньориальных судов. Я одобрю упразднение сеньориальных судов, как только мне станет ясна разумность общих постановлений, которые Национальное собрание предполагает принять в отношении правовой системы.
О статье V, относящейся к десятинному налогу. Мне нелегко решиться на определенные замечания по поводу этой статьи, поскольку любые постановления в отношении благотворительности, которой призвана пользоваться часть