Людской зверинец — страница 28 из 47

Я уже достаточно подробно рассказал об этих условиях, но будет нелишним ещё раз кратко их перечислить:

1. Расширение сферы человеческого обитания.

2. Превращение племён в огромные суперплемена.

3. Изобретение оружия, способного убивать на расстоянии.

4. Отсутствие лидеров на передовой.

5. Создание специализированного класса профессиональных убийц.

6. Различный технологический уровень в группах.

7. Возросшая невыраженная агрессия ради статуса внутри групп.

8. Внутригрупповое соперничество лидеров.

9. Потеря социальной самобытности внутри суперплемени.

10. Распространение всеобщего стремления атаковать, чтобы помочь другу.

Единственное условие, которое я намеренно не включил в этот список, — это развитие отличающихся идеологий. Мне, зоологу, рассматривающему человека как животное, говорить в данном контексте о подобных различиях со всей серьёзностью трудно. Если при оценке внутригрупповой ситуации исходить из критериев реального поведения, а не многословного теоретизирования, различия в идеологии кажутся не столь значительным по сравнению с основополагающими условиями. Они служат всего лишь старательно подобранным поводом для того, чтобы привести достаточное количество высокопарных причин в оправдание уничтожения тысяч человеческих жизней. Изучая приведённый выше список, трудно решить, с чего начать поиск средств для улучшения существующей ситуации. Кажется, что все вместе они не оставляют никаких сомнений в том, что человек будет вечно воевать с человеком.

Принимая во внимание то, что я сравнил существующее положение вещей в человеческом обществе со зверинцем, возможно, мы сможем почерпнуть нечто полезное, если заглянем в клетки зоопарка. Я уже подчёркивал, что дикие животные в естественной среде своих сородичей, как правило, не убивают. Но как же обстоят дела с видами, находящимися в неволе? Случаются ли избиения в обезьяннике, линчевания в клетках львов или ожесточённые бои в птичьих вольерах? Ответ, разумеется, с некоторыми оговорками, будет положительным. Борьба за статус между живущими в тесноте животными ведётся довольно жестоко, но каждый знает, что ситуация становится ещё хуже, когда в эти группы приходят новые члены. Возникает опасность, что на вновь прибывших ополчится вся группа и на них будут совершаться безжалостные нападки. Их будут воспринимать как внезапно вторгшихся членов враждебной внешней группы, и они практически не смогут дать отпор. Даже если они будут скромно сидеть кучкой в уголке, вместо того чтобы нарочито выставлять себя напоказ посреди клетки, их всё равно будут преследовать и подвергать насилию.

Подобное происходит не всегда. Это наиболее распространено среди животных, страдающих от слишком неестественного ограничения пространства. Если животным, уже находящимся в клетке, места хватает, они, скорее всего, будут нападать на вновь прибывших только в самом начале и прогонять их со своих излюбленных мест, но продолжать свои неуместные преследования не будут. Незнакомцам, в конце концов, разрешат занять какую-то территорию. Если же пространство слишком ограничено, ситуация может не стабилизироваться никогда, что неизбежно приведёт к кровопролитию.

Это можно продемонстрировать на примере. Колюшки — это маленькие рыбки, охраняющие свою территорию в период размножения. Самец строит гнездо в водорослях и защищает пространство вокруг него от других самцов того же вида. Самец, находящийся в данный момент в одиночестве, является представителем "своей группы", а любой соперник, покушающийся на его территорию, — представитель "чужой группы". В естественных условиях (в реке или ручье) каждому самцу достаточно места, так что враждебные стычки с соперниками в основном ограничиваются взаимными угрозами, и до драки дело не доходит практически никогда. Если два самца хотят построить гнёзда (каждый в своём конце большого аквариума, напоминающего естественную среду), они встречаются посередине и начинают друг-друга запугивать. Никакого более явного проявления насилия в этом случае не происходит. С другой стороны, если водоросли, в которых они строят гнёзда, в качестве эксперимента посадить в маленькие горшки, исследователь может придвинуть эти горшки друг к другу и тем самым пространство ограничить. По мере того, как горшки постепенно сдвигаются всё ближе и ближе, угрозы обоих самцов усиливаются и, в конце концов, перерастают в сильнейшее столкновение. Самцы кусаются и отрывают друг-другу плавники, забыв о своих обязанностях по постройке гнёзд, и их мир в одночасье превращается в мир насилия и жестокости. Но как только горшки с водорослями друг от друга отодвигаются, вновь воцаряется спокойствие и поле битвы сразу же превращается в арену безобидных угроз.

Вывод из этого вполне очевиден: тот факт, что небольшие племена первобытных людей разрослись до размеров суперплемён, свидетельствует о том, что, в сущности, мы ставили эксперимент с колюшками на самих себе и это привело практически к тем же результатам. Если "людскому зверинцу" и следует что- то позаимствовать у зоопарка, то этот пример — один из тех, на которые нам следует обратить особое внимание.

С точки зрения специалиста в области экологии животного мира, насильственное поведение видов, живущих в тесноте, можно рассматривать как действие защитного механизма. Жестокое отношение к индивиду можно оправдать благими намерениями по отношению ко всему виду в целом. Для каждого вида животных существует свой потолок численности. Если количество особей этот уровень превышает, наступает время для действий по уничтожению лишней популяции, после чего всё опять приходит в норму. Нелишне будет взглянуть на насилие в мире людей и с этой точки зрения.

Возможно, это звучит чересчур хладнокровно, но, с тех пор как наш вид стал слишком многочисленным, всё говорит о том, что мы изо всех сил пытаемся отыскать средства для исправления этой ситуации и сократить наше число до соответствующего биологического уровня. И эти средства не ограничиваются лишь массовыми убийствами в форме войн, восстаний, бунтов и мятежей, — наша изобретательность не знает границ. В прошлом мы придумали целый ряд самоограничивающих факторов: примитивные сообщества, впервые ощутившие свою перенаселённость, прибегали к детоубийству, жертвоприношениям, расчленению, снятию скальпов, каннибализму и ко всем разновидностям сексуальных табу. Разумеется, специально разработанной системой контроля над численностью населения всё это не являлось, и всё же эти меры помогали, хотя и не сумели остановить постоянный рост населения полностью.

По мере развития технологий жизнь человека стала более защищённой, и эти способы сокращения численности населения постепенно прекратили своё существование, но на смену им пришли болезни, засуха и голод. Как только численность населения начинала увеличиваться, сразу же возникали новые средства самоограничения. Когда исчезли старые сексуальные запреты, появилась новая сексуальная философия, благодаря которой сократилась рождаемость; неврозы и психозы стали более частыми и мешали успешному размножению; увеличилось число случаев использования противозачаточных средств, ипсации, орального и анального секса, гомосексуальности, фетишизма и зоофилии, гарантировавших сексуальную консумацию без оплодотворения. Рабство, тюремное заключение, кастрация и добровольное воздержание также сыграли свою роль. В придачу мы ограничиваем численность населения абортами, убийствами, казнями преступников, самоубийствами, дуэлями и опасными, потенциально смертельными играми и видами спорта. Все эти меры служат для уничтожения огромного количества людей и уменьшения численности наших перенаселённых сообществ. Собранные вместе, они образуют жуткий список, и всё же последние исследования показали, что даже в комбинации с войнами и восстаниями они абсолютно неэффективны: человеческий род прошёл через это всё и стал размножаться ещё быстрее.

В течение многих лет люди упорно не хотели признать тот факт, что подобные тенденции свидетельствуют о некоем биологическом недостатке, связанном с уровнем населения. Мы всё время отказывались считать их сигналами опасности, предупреждающими нас о грядущей эволюционной катастрофе. Для запрещения всего этого и защиты права на жизнь и размножение всех людей было сделано всё возможное, а когда человеческие группы достигли неимоверных размеров, мы проявили изобретательность и усовершенствовали технологии, позволяющие эти неестественные социальные условия как-то переносить.

С каждым днём (добавляющим ещё 150 000 человек к населению земного шара) бороться становится всё труднее. Если всё останется так, как есть, эта борьба вскоре станет невозможной. Несмотря на наши старания, в конце концов, появится нечто, что так или иначе численность населения сократит. Возможно, это будет усилившаяся психическая нестабильность, ведущая к необдуманному использованию оружия с неконтролируемой мощностью, а может быть, возросшее химическое загрязнение или же страшнейшее (подобное чуме) заболевание. У нас есть выбор: мы можем положиться на волю случая, а можем попытаться на ситуацию повлиять. Если мы выберем первое, нам грозит реальная опасность того, что основной фактор контроля над уровнем населения сломает все преграды, выстроенные на его пути, и начнёт действовать подобно прорыву плотины, в результате чего сотрёт с лица земли всю нашу цивилизацию. Если же мы всё-таки изберём второе, у нас есть шанс катастрофу предотвратить — но как же в этом случае выбрать правильный способ контроля?

Идея применения какого-либо конкретного средства, запрещающего рождение потомства или лишающего жизни, абсолютно неприемлема, ибо противоречит принципам сотрудничества и поддержки. Единственной альтернативой может служить побуждение к осуществлению контроля добровольного. Безусловно, мы можем рекламировать и приукрашивать крайне опасные виды спорта и игры, мы можем популяризировать самоубийство ("Зачем ждать болезней? Умрите сейчас, не ощутив боли!") или же придумать новый, усовершенствованный культ воздержания ("Непорочность — это кайф!"), можно привлечь рекламные агентства всего мира для убедительной пропаганды и воспевания преимуществ внезапной смерти.