в день своего совершеннолетия (16 лет) первую золотую монету, Людвиг счел себя положительно Крезом. Он тотчас же побежал к ювелиру, чтобы купить у него тот медальон, которым мать его любовалась несколько дней перед тем в витрине магазина. Ювелир, конечно узнав принца, спросил его: «Прикажет ли он прислать счет во дворец?» Но Людвиг с гордостью ответил, что «может сам заплатить», вполне уверенный, что для этого достаточна его золотая монета!»{31}
В одной из комнат Хоэншвангау и ныне можно увидеть огромный бильярдный стол, который Людвиг использовал совсем не по назначению: на нем король раскладывал рождественские подарки. Луиза фон Кёбелль[30], автор книги «Король Людвиг II Баварский и искусство», жена одного из наиболее приближенных к нему людей, отмечает: «Рождественские подарки готовились — когда Людвиг уже был королем — за неделю и более до праздника и привозились из Мюнхена в Хоэншвангау. <…> Комната с бильярдом принимала на Рождество вид базара, полного множества дорогих и изящных подарков. Целые сервизы, дорогие бонбоньерки, бинокли, часы, ковры, книги в искусных переплетах и альбомы с отделкой из золота, серебра, слоновой кости, с гербами Баварии, с лошадьми и лебедями; сигарные ящички и чубуки для курения, украшенные или вензелями Людвига II, или гирляндами цветов и фигурами гениев. <…> Тут были брелоки, запонки, цепочки к часам с брильянтами, сапфирами, ляпис-лазурью, рубинами и эмалью. Одну часть бильярда занимали веера, художественно вышитые или расписанные акварелью, работы известной художницы-декоратора Терезы Вебер. <…> Подарки к Рождеству получали все: родственники, друзья короля, его приближенные, артисты и артистки, музыканты и все его служители до последнего маленького мальчика-прислужника»{32}.
Итак, перед нами предстает юный принц-идеалист, добрый, мечтательный и совершенно не похожий на «сумасшедшего мизантропа». Когда же с ним произойдет трагическая метаморфоза?
Несмотря на то, что Людвиг с детства знал, что будет королем, он оказался совершенно не готов к роли, уготованной ему судьбой. Как уже говорилось, воспитание принца оставляло желать лучшего. Он ничего не знал о требованиях и задачах тогдашней политической жизни, его намеренно отдаляли от любых ее проявлений. Людвиг не имел настоящего наставника в государственных делах, и поэтому он составил собственное, весьма своеобразное и далекое от действительности мнение о том, каковы должны быть задачи королевской власти. «У Людвига, — пишет В. Александрова, — несомненно, было свое представление о королевских обязанностях и власти. Оно воплощалось для него в образах древних рыцарей Германии, благородных героев шиллеровских драм. Его серьезная и вдохновенная мечтательность рисовала ему его будущее как исключительное призвание, как служение возвышенным целям правды и красоты. Но лицом к лицу с настоящими, реальными задачами он не мог не чувствовать себя растерянным и беспомощным»{33}.
Не имея поддержки в кругу своей семьи, Людвиг стал искать ее на стороне. Этим объясняется вскоре проявившееся у него безоговорочное доверие к Рихарду Вагнеру, в котором он нашел истинного духовного отца. Вместе с тем к моменту провозглашения юноши королем еще не было и намека на его трагическое разочарование в жизни; в неполные 18 лет его надежды и наивная вера в светлое будущее были непоколебимы.
Он открыт миру, он еще заставит полюбить себя!
Часть вторая
ПОЛНОЛУНИЕмарт 1864 года — 1871 год
Я откинул докучную маску,
Мне чего-то забытого жаль…
Я припомнил старинную сказку
Про священную чашу Грааль.
Я хотел побродить по селеньям,
Уходить в неизвестную даль,
Приближаясь к далеким владеньям
Зачарованной чаши Грааль.
Но таить мы не будем рыданья,
О, моя золотая печаль!
Только чистым даны созерцанья
Вечно радостной чаши Грааль.
Разорвал я лучистые нити,
Обручавшие мне красоту; —
Братья, сестры, скажите, скажите,
Где мне вновь обрести чистоту?
Глава перваяКОРОЛЕВСТВО ПОЛНОЙ ЛУНЫ
Судьба не дала нашему герою времени на подготовку к решающему жизненному экзамену. Для него, романтического юноши, как гром среди ясного неба прозвучало трагическое известие: 10 марта 1864 года скоропостижно скончался его отец, баварский король Максимилиан II. В тот же день был провозглашен новый король Баварии — Людвиг II. Столь стремительного восхождения к вершине власти не ожидал никто, и в первую очередь сам юный монарх. Еще вчера он мог себе позволить спокойно грезить о средневековых рыцарях, а уже сегодня на него всей тяжестью обрушилось бремя государственных дел, не терпящих отлагательств. Объективно Людвиг оказался совершенно не готов к подобной метаморфозе; было отчего растеряться. Однако этого не случилось. Вопреки распространенному мнению и совершенно неожиданно для ближайшего окружения Людвиг II с первых же дней своего царствования взял бразды правления в свои руки.
При этом юный король пока еще вовсе не являлся тем нелюдимым «человеконенавистником», каким его рисовали впоследствии некоторые биографы. Он жил в Мюнхене, охотно давал аудиенции, внимательно выслушивал и с благодарностью следовал советам своих министров. В. Александрова пишет: «Независимость и самостоятельность Людвига, проявленные им по вступлении на престол, совсем не переходили во вздорное упорство; наоборот, он приступил к исполнению своих обязанностей с величайшей добросовестностью и осторожностью. Когда министры, по принятому обычаю, явились к нему с прошением об отставке, он всех их оставил на своих местах и сам с усердием принялся за изучение необходимых наук, политических и административных, высказывая большое сожаление о том, что его образование в этой области не было закончено и что ему пришлось вступить на престол без достаточной подготовки»{34}.
Со всей энергией молодости Людвиг начал восполнять пробелы в своем королевском образовании. Пришлось отказаться от прежних увлечений, подчиняя их государственным интересам. Казалось бы, такую натуру, как Людвиг, подобное положение вещей должно как минимум выбивать из равновесия, доставляя тяжелые моральные страдания. Но всё было наоборот. Поначалу Людвигу нравилось управлять государством!
Надо сказать, Людвиг довольно быстро — по крайней мере, внешне — освоился с новой для него ролью монарха. Бурный восторг и всеобщее ликование народа по поводу восшествия на престол нового короля помогли ему почувствовать себя настоящим властителем. Сыграла роль еще и незаурядная внешность Людвига: перед баварцами предстал высокий (1 метр 91 сантиметр[31]) стройный голубоглазый красавец, словно сошедший с гравюры сказочный принц. Слухи о его скромности, образованности и трудолюбии добавили привлекательных черт в этот портрет. Людвига провозгласили подлинным королем, что соответствовало взлелеянной им мечте об «идеальном правителе и обожающих его подданных». И вот уже неуверенность в себе и некоторая нерешительность сменились величавостью и спокойным достоинством.
Но, стараясь быть «хорошим королем» в том смысле, какой он вкладывал в это понятие, Людвиг не учел интересов высших сановников государства, которым не по сердцу пришлась та быстрота, с коей юный монарх вошел во вкус королевской власти. Очень скоро стало понятно, что, несмотря на молодость и отсутствие опыта, Людвиг обладает сильным характером и не позволит сделать из себя послушную марионетку царедворцев. «Почувствовав с большим неудовольствием, что в лице Людвига приходится иметь дело с человеком очень своеобразным, придворная клика должна была отказаться от соблазнительной возможности расширить свое влияние за счет молодости и неопытности короля и начала против него глухую, но систематическую борьбу, еле заметную вначале, но мало-помалу окружившую все его стремления и начинания атмосферой вражды и сопротивления»{35}, — пишет В. Александрова.
Чувствительная натура Людвига мгновенно уловила атмосферу фальши и скрытой враждебности официального двора. Он стал стремиться выкраивать время, чтобы хоть ненадолго уехать из Мюнхена и отдохнуть на лоне природы в любимом Хоэншвангау или Берге (Berg) на Штарнбергском озере[32], который король частично перестроил по своему вкусу. Отдохнуть в одиночестве, не будучи стесненным дворцовым этикетом, который он не без оснований считал пустым притворством.
Здесь необходимо сразу отметить одну особенность личности молодого короля. Сказать, что он избегал придворных церемоний, потому что они были ему в тягость, значит совершить ошибку. Как мы уже говорили, Людвиг с детства знал, что он будет королем, «королем-солнце», и считал поклонение себе чем-то само собой разумеющимся. Более того, он любил принимать почести. Но почести искренние! Подданные должны были априори любить своего короля. А вот если этой любви нет, тогда лучше уж одиночество, чем лицемерие, которое Людвиг, можно сказать, физически не выносил и если замечал, то впадал в гнев. Он всегда жил по принципу «или всё, или ничего». К сожалению, такой максимализм совершенно противопоказан политикам. Особенно королям.
Однако при всём этом Людвиг с первых дней своего царствования твердо знал, что ему выпал великий шанс изменить мир к лучшему, заставить его служить идеалам добра и красоты. Эфемерная утопическая мечта? Да, для любого обычного человека. Но не для короля! Людвиг верил, что первое лицо в государстве способно подать пример, которому последуют его подданные. Короли испокон веков были законодателями мод. Неужели человечество до сих пор не способно принять «моду на идеал», идеал во всём — в искусстве, в морали, в отношениях друг с другом, идеал без компромиссов? И