Он делает экономию на всём, отказался от построек, начатых его отцом, и т. д., чтобы иметь возможность самым щедрым образом тратить средства на осуществление моих художественных замыслов (курсив наш. — М. З.)». Вспомним это утверждение, когда будем разбирать проблему «катастрофических трат» короля на Вагнера. «И когда, — продолжает Вагнер, — я вижу его дивную настойчивость, я невольно спрашиваю себя каждый раз: откуда же взять необходимые артистические силы? При этом меня охватывает сомнение, что лучше: напрячь ли средства, чтобы сотворить нечто необычайное, эпизодическое, или же задаться целью установить нечто организованное, нечто постоянное». Появление идеи «театра одного композитора», которая впоследствии была осуществлена в Байройте, во многом является заслугой Людвига II. «При такой воле, как воля моего благородного короля, этого олицетворенного гения всех моих мечтаний, воле исключительной, верной, полной вдохновения, — признаётся Вагнер, — я совершенно теряю способность учесть все открытые предо мною возможности. Король очень любит Вас и желает только одного: иметь Вас здесь всегда. Он хотел бы, чтобы кроме «Тристана», были поставлены в образцовом исполнении и «Тангейзер», и «Лоэнгрин»…»{50}
В свою очередь Людвиг, находясь в Хоэншвангау, 8 ноября 1864 года писал Вагнеру, месяцем ранее, 7 октября, переехавшему из Пеллета в Мюнхен на Бриннерштрассе (Briennerstraße), дом 21: «Здесь, в моем любимом Хоэншвангау, я счастливо провожу время; здесь царит умиротворяющее спокойствие; я много размышляю… У меня есть намерение отучить мюнхенскую публику от фривольных пьес, очистить ее вкус и подготовить ее к чудесам Ваших творений посредством исполнения в Придворном театре значительных и серьезных вещей Шекспира, Кальдерона, Гёте, Шиллера, Бетховена, Моцарта, Глюка, Вебера. Все должны проникнуться истинным значением искусства!»{51}
1864 год в жизни и Людвига, и Вагнера можно смело назвать одним из самых счастливых. Людвиг полон сил и смелых планов, его кумир готов вместе с ним осуществлять его великую миссию. Это было время, «когда король еще любил смеяться». И своеобразным символом такого безоблачного счастья стал специальный приезд Людвига II из Хоэншвангау в Мюнхен 2 октября на традиционный ежегодный пивной фестиваль Октоберфест. Пиво лилось рекой, звучали заздравные тосты, король беззаботно веселился среди своего народа…
Для Вагнера 1864 год стал временем такого же духовного подъема, необычайной веры в собственные силы и правоту своих идей.
Людвиг и Вагнер задумали грандиозный проект — построить в Мюнхене вагнеровский театр, Бюненфестшпильхаус[50], что позволяло бы осуществлять постановки музыкальных драм именно так, как задумал композитор, и одновременно служило бы символом величия истинного искусства. (Забегая вперед скажем, что плану постройки вагнеровского театра суждено было осуществиться значительно позднее и не в Мюнхене, а в Байройте. Ныне можно увидеть лишь макет мюнхенского театра в Музее короля Людвига II в замке Херренкимзее.)
На Рождество 1865 года Людвиг, как всегда, уехал в Хоэншвангау и 5 января написал оттуда Вагнеру: «…Земпер[51] разрабатывает план нашего Святилища, актеры репетируют великую Драму, Брунгильда скоро будет спасена бесстрашным героем, о, всё, всё в движении! То, о чем я мечтал, на что надеялся, чего желал, скоро осуществится! Небо спускается для нас на землю. <…> Дай Бог! О, великий день, когда построенное здание восстанет перед нами, прекрасные часы, когда твое творение предстанет в совершенном исполнении! Мы победим, сказали Вы мне в Вашем последнем дорогом письме. Да, мы победим! — восклицаю я вслед за Вами! Мы не напрасно жили! До конца жизни преданный Вам Людвиг»{52}. Комментарии излишни.
Кроме того, интересно отметить, что сам Вагнер и его ближайшие друзья уже называли Людвига II не иначе как Парцифаль («по-эшенбаховски»): именно Парцифаль — владыка царства Грааля, царства, с которым ассоциировал себя «кружок посвященных» при дворе Людвига II. Вагнер вынашивал план написания музыкальной драмы с апреля 1857 года; Людвиг воскресил в композиторе желание воплотить его. Как раз в 1865 году Вагнер по совету Людвига набросал в общих чертах поэму «Парцифаль», пока еще называя своего героя также «по-эшенбаховски». (Вплоть до 1877 года композитор вслед за Вольфрамом фон Эшенбахом[52] называл своего героя Парцифалем. Известна точная дата «переименования» Вагнером Парцифаля в Парсифа-ля — 13 февраля 1877 года. Сам композитор так разъясняет причины своего решения: «Его имя арабское. «Parsi» означает «чистый», «fal» — «безрассудный»{53}. Другими словами, Парсифаль — «святой простец». Таким образом, именно Вагнер положил начало новой «филологической» традиции написания и произношения имени этого средневекового героя.)
Четвертого июня 1865 года Вагнер пишет Людвигу Шнорру и его супруге Мальвине, будущей исполнительнице роли Изольды в «Тристане и Изольде», одновременно пересылая им письмо Людвига II: «Он (король. — М. З.) заботится о вас больше, чем я. С добрым утром, мои милые, благородные львы! Хотите еще раз огласить пустыню нашим ревом? В конце концов, мы будем единственными слушателями. Ведь и Парцифаль — это тоже только часть нашего «мы». С сердечным приветом. Ваш Р. В. Письмо Парцифаля — подарок, достойный вас. Примите же его: он ваш»{54}.
В ту пору всеобщего душевного подъема никто не мог и представить себе, что крах всех надежд уже не за горами…
Чем выше взлет, тем глубже падение, тем болезненнее разочарование. Баварское правительство уже начало обвинять Людвига в нерациональном использовании средств. Когда стало понятно, что отношения с Вагнером носят очень серьезный и прочный характер, в Мюнхене началась настоящая антивагнеровская кампания. Мюнхенцы не могли простить Вагнеру того, что он иностранец (Вагнер родился в саксонском Лейпциге), что он запятнал себя революционным бунтом (разбираться, что на самом деле привело композитора на баррикады[53], естественно, никто не стал), что он разоряет казну Баварии. Дело доходило до совершенно абсурдных обвинений: что композитор якобы внушает королю мысль о безбрачии, что он — посланник масонской ложи, что в интересах Пруссии он хочет обратить баварцев в протестантство! Личная жизнь Вагнера также не была оставлена в стороне: газеты на все лады обсуждали новость, что Вагнер является любовником Козимы, жены своего друга Ганса фон Бюлова, — читатель любит «желтую прессу»!
Почему же такую волну ненависти вызвал композитор, обвиненный чуть ли не в узурпации королевской власти? Во имя чего Людвиг II тратил на Вагнера огромные суммы? Хотя, если разобраться, траты были далеко не такими «катастрофическими», как пытались представить противники короля и композитора.
Итак, давайте разбираться. Во-первых, Людвиг назначил композитору пенсию в размере 15 тысяч марок[54] (которая, естественно, выплачивалась вовсе не регулярно) и погасил его долги, о чем было сказано выше. Во-вторых, позднее были выделены средства на приобретение Вагнером виллы «Ванфрид» в Байройте, о чем мы еще будем говорить, и запланирована так и не состоявшаяся постройка театра в Мюнхене. Кстати, и байройтский Фестшпильхаус был возведен не без участия короля, выдавшего на проект авансом кредит в размере 300 тысяч марок (100 тысяч талеров или около двух с половиной миллионов евро) из собственных средств, не трогая казну (этот долг семейство Вагнер и его потомки со временем выплатили полностью). Скрупулезно подсчитано, что в общей сложности за 19 лет, прошедших с момента личного знакомства до смерти Вагнера в 1883 году, Людвиг II истратил на его нужды 562 914 марок (4 503 312 евро){55}. Но для бюджета государства это не те суммы, из-за которых следовало впадать в панику! Значительные — да, но не разоряющие страну. Для сравнения годовой бюджет Баварии составлял тогда примерно 241,5 миллиона марок, из которых на содержание королевского двора отводилось пять миллионов марок (около 40 миллионов евро). Стало быть, «вагнеровские расходы» за 19 лет равнялись немногим более десятой части годового содержания королевского двора!
Кстати, вполне возможно, что, если бы травли композитора не было и он остался бы жить в Мюнхене (к разочарованию жителей Байройта, бюджет которого ныне очень сильно выигрывает от расположения именно там вагнеровского театра), умиротворенный король ограничился бы перечисленными выше тратами, не пожелав строить свои «сказочные» замки, на которые были израсходованы действительно весьма значительные суммы. Такое предположение позволяет сделать хотя бы отрывок из процитированного выше письма Вагнера Шнорру, где он упоминает об отказе Людвига от любых построек в целях экономии средств ради осуществления художественных замыслов композитора. Во всяком случае, расходы на Вагнера и на возведение замков явно несопоставимы.
На самом деле причина внезапной ненависти к Вагнеру со стороны баварского правительства (в первую очередь именно правительства, инспирировавшего в дальнейшем недовольство населения) проста и банальна. Зависть — страшное чувство. И именно оно — основа всех бед и Людвига II, и Вагнера. К трону был приближен человек, социальное положение которого, как говорится, «не соответствовало занимаемой должности». А вдруг он еще и приобретет влияние при дворе? Вместо послушной марионетки царедворцев король стал послушной марионеткой какого-то композитора. Этого в