ак о свидании ударом колокола; если кто-то не мог прийти в назначенное время, другой оставлял для него письмо в почтовом ящике при вилле, ключ от которого был у обоих. В этих письмах Людвиг называл себя Орлом, а Елизавету — Голубкой…
Должно быть, Людвигу казалось, что родная сестра Сиси должна обладать такой же чуткой и романтической натурой. В то время Софии было 20 лет и она была настоящей красавицей. К тому же принцесса обладала приятным голосом, хорошо играла на фортепьяно, а главное — любила музыку Рихарда Вагнера. Чего же еще желать?
Но, как бы ни ждали при баварском дворе объявления о свадьбе короля, скоропалительность принятого им решения изумила всех. Биограф Людвига Карл Теодор фон Хайгель писал: «Объяснившись с принцессой на балу, он, ни с кем не посоветовавшись, прямо объявил, что женится на ней. Выбор его был одобрен королевой-матерью, а появление затем в театре жениха и невесты вызвало всеобщий восторг»{74}.
Людвиг выглядел по-настоящему влюбленным. И это ни в коем случае не было притворством — король никогда не был способен на неискренность даже из политических соображений, не говоря уже о сфере личных чувств. Что бы потом ни говорил даже сам Людвиг, это не был и самообман: мол, под влиянием общественного мнения он заставил себя поверить, что это любовь. Он никогда ничего не делал под давлением общественного мнения — кроме, пожалуй, рокового удаления Вагнера из Мюнхена, которое в итоге и привело его к трагедии. Людвиг действительно полюбил, полюбил всем сердцем, со всей страстью порывистой эмоциональной натуры, для которой во внезапно вспыхнувших чувствах нет ничего из ряда вон выходящего. Современник и биограф короля профессор Конрад Байер (Веуег; 1834–1906) отмечал: «Король окружил свою невесту таким ореолом романтизма, что все в стране поверили тому, что она воплощенная поэзия. Он заказал лучшему скульптору ее бюст и поставил его в своем зимнем саду. Затем один из лучших художников Мюнхена, портретист Barfus[72], по заказу короля, лично присутствовавшего на сеансах, писал портрет будущей королевы в подвенечном наряде; и раз, смотря на почти уже оконченный портрет, король воскликнул с восторгом: «Eine königliche Braut!»[73] Принцесса была изображена в кружевном платье, с подвенечным вуалем, и была очень похожа на свою сестру императрицу Елизавету»{75}. Поистине, любовь Людвига II была подобна фейерверку — ослепительно вспыхнув, она так же быстро и погасла…
Между тем у короля практически одновременно с невестой неожиданно появилась… фаворитка — Лилла фон Бульовски (Bulyowsky, Bulyovsky), урожденная Силади (Szilägyi; 1833–1909). Актриса, танцовщица и поэтесса{76}венгерского происхождения обладала многочисленными талантами и была настоящей красавицей. Актерскому мастерству она обучалась у отца, выдающегося актера Пала Силади (Päl Szilägyi; 1790–1874), блиставшего на сценах Пешта. С 1847 года Лилла уже с успехом выступала в родном Клаузенбурге[74]. В следующем году она вышла замуж за писателя и литературного критика Дьюлу Бульовски (1827–1883), а еще через год переехала в Пешт, где вплоть до 1860 года была занята преимущественно в трагических ролях. Вершиной ее артистической карьеры стало воплощение на сцене образов заглавных героинь трагедий Фридриха Шиллера «Мария Стюарт» и Готхольда Лессинга «Эмилия Галотти». В 1867 году Лилла получила ангажемент в Мюнхенский королевский придворный и национальный театр. Именно там в роли Марии Стюарт ее увидел Людвиг II.
Вскоре актрисе поступило королевское приглашение посетить замок Хоэншвангау, которое та с благодарностью приняла. Лилла и Людвиг вступили в переписку, продолжавшуюся более шести лет. В письмах король называет Бульовски «моя любимая подруга», рассыпает комплименты, восторгается ее талантом и красотой{77}. Наконец, несмотря на уже объявленную помолвку с принцессой Софией, он приглашает Лиллу на свой «сакральный» Остров роз…
Что это, если не любовные отношения? В баварском обществе муссировались слухи, что то ли король пытался изнасиловать актрису, то ли актриса покушалась на непорочность короля. А на деле между ними не было никакой любовной страсти! Возможно, Лилла, несмотря на ее положение замужней женщины и значительную разницу в возрасте (она была старше короля на 12 лет), и испытывала к Людвигу некие романтические чувства (напомним, что он отличался редкой красотой, и устоять перед ним, особенно экзальтированной женщине, было довольно сложно). Однако смеем утверждать, что к женским чарам прекрасной актрисы Людвиг остался холоден, чего нельзя сказать о ее актерском таланте. Именно в талант, именно в «свою Марию Стюарт» влюбился король, увидев Лиллу на сцене. Ему было абсолютно всё равно, мужчина перед ним или женщина. Он отдавал дань эстетическому, а не любовному чувству. Забегая вперед скажем, что впоследствии место Лиллы рядом с королем займет актер Йозеф Кайнц; мы еще вернемся к проблеме принципиального различия для Людвига II между любовью к человеку и поклонением таланту. Пока же можно сказать, что отношения с Лиллой фон Бульовски были «генеральной репетицией» перед встречей с Кайнцем.
Одновременно с любовными перипетиями и приготовлениями к свадьбе Людвиг II — на счастье и несчастье Вагнера — не забывал о своем друге и кумире и старался сделать всё возможное, чтобы его музыкальные драмы всё же увидели свет рампы. Король не мог не заметить, что с отъездом Вагнера и четы Бюлов из Баварии антивагнеровские настроения среди мюнхенской публики постепенно улеглись и постановки его произведений перестали быть чреваты публичными скандалами. Более того, мюнхенцы внезапно возгордились, что являются современниками великого композитора, и сами пожелали видеть его творения на сцене родного города.
И вот 5 апреля 1867 года Вагнер приехал в Мюнхен для аудиенции у Людвига II. Он убеждал короля, что есть только один человек, способный наилучшим образом поставить в Мюнхене его произведения, и это… Ганс фон Бюлов, «вагнеровский идеальный дирижер», как называл его сам композитор. Людвиг не мог не понимать, что Бюлов действительно является одним из лучших дирижеров своего времени и может составить гордость баварского театрального искусства. Король дал согласие на его возвращение в Мюнхен, тем более что семейный «вагнеровско-бюловский» скандал уже был отодвинут на второй план — после событий Австро-прусской войны о нем подзабыли. Поэтому Гансу фон Бюлову был возвращен пост королевского капельмейстера; более того — он назначался руководителем открывшейся в Мюнхене Королевской музыкальной школы. Вагнер поспешил в Базель, где Ганс после отставки давал уроки фортепьяно, чтобы лично сообщить ему о переменах в настроении при баварском королевском дворе. Интересно отметить, что и Вагнер, и Ганс фон Бюлов — по крайней мере, на людях — всегда демонстрировали, что их интересует лишь искусство, а взаимоотношения носят по-прежнему дружески-деловой характер.
Вскоре Бюлов прибыл в Мюнхен и приступил к исполнению старой и новой должностей. Чтобы не подрывать очередными ненужными сплетнями готовящееся великое театральное предприятие, Козиме, несмотря на принятые ею ранее решения, пришлось опять вернуться к мужу, развод с которым до сих пор не был получен.
Между тем 24 апреля в Мюнхенской королевской резиденции торжественно отмечалось двухсотлетие рыцарского ордена Святого Георга, гроссмейстерами которого традиционно являлись баварские владетельные государи. Людвиг II впервые присутствовал на торжествах в этом качестве. 22-летний монарх выглядел поистине великолепно в расшитой золотом голубой мантии, подбитой мехом горностая, в камзоле с золотым шитьем, с рукавами, отороченными изысканным кружевом. Недаром на знаменитом посмертном портрете (1887) кисти художника Габриеля Шахингера (Schachinger; 1850–1912) король изображен именно в этом роскошном гроссмейстерском одеянии. Людвиг II и был последним королем-рыцарем! Рыцарем, беззаветно преданным идее Высокого Искусства.
Постановка «Тангейзера» в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре под управлением Ганса фон Бюлова планировалась на лето 1867 года. Король пожелал, чтобы и Вагнер не просто присутствовал на премьере, но и принимал непосредственное участие в ее подготовке. 30 мая он уже снял для композитора усадьбу Престеле (Prestele), снова в непосредственной близости от своего замка Берг. Вагнер вынужден был подчиниться желанию короля и на время покинул покой Трибшена.
Первого августа 1867 года с успехом прошла премьера «Тангейзера» на мюнхенской сцене. Надо отдать должное мужеству и таланту Ганса фон Бюлова: ради торжества искусства он был способен забыть причиненную ему боль и с полной самоотдачей выкладывался как на репетициях, так и на самом спектакле. Успех мюнхенской премьеры «Тангейзера» во многом явился его заслугой.
Вслед за «Тангейзером» было принято решение поставить «Лоэнгрина». Но тут случился совершенно неожиданный конфликт, повлекший за собой очередной виток охлаждения в отношениях композитора и короля. Людвиг II единолично решил заменить исполнителя главной партии. Первоначально предполагалось, что партию Лоэнгрина будет петь давний друг Вагнера Йозеф Тихачек[75]. Но королю казалось, что в образе лучезарного Лебединого рыцаря — образе, дорогом ему с детства! — более уместно будет выглядеть не шестидесятилетний ветеран сцены, а более молодой исполнитель, и он, не посоветовавшись с Вагнером, настоял на кандидатуре восходящей звезды мюнхенской оперы Генриха Фогля