пока две.
Правда, в то время Людвиг был еще далек от мечтаний о пышной королевской резиденции. На фоне грандиозных, величественных проектов Нойшванштайна Людвигу очень захотелось милого уютного места для отдохновения, для уединенных раздумий и мечтаний. Горный заповедник подходил как нельзя лучше. Недаром говорят о намоленных местах: вблизи располагался старинный монастырь Этталь (Ettal), основанный в 1330 году Людвигом IV и являвшийся объектом паломничества. Кроме того, всего в восьми километрах лежит уже упоминавшаяся нами деревня Обераммергау. Здесь до сих пор кажется, что сам воздух очищает душу от всего, что ее гнетет, и наполняет сердце покоем и тихой радостью.
Под руководством Георга фон Доллмана, одного из создателей Нойшванштайна, началось строительство нового замка, известного ныне как Линдерхоф. Кстати, термин «замок» традиционно закрепился за всеми постройками Людвига II, и мы будем продолжать их так называть, хотя в данном случае это скорее не замок и даже не дворец, а дворцовая вилла. Своим названием Линдерхоф — Липовый двор (от нем, Linde — липа, Hof — двор) обязан вековой липе, которую до сих пор можно увидеть напротив южного входа в замок». Сам Людвиг II предпочитал называть Линдерхоф «Малым Трианоном» по ассоциации с временами Людовика XIV (а Версаль позднее найдет баварское воплощение на острове Херренинзель, купленном королем в 1873 году). Он даже дал своему замку еще одно название — Майкост Этталь (Meicost Ettal), которое, с одной стороны, говорит о принадлежности территории монастырю Этталь, а с другой — является анаграммой знаменитого выражения Людовика XIV: «L’état c’est moi»[83].
Первый план здания был сделан еще в 1868 году, а уже в 1869-м Людвиг начал перестройку охотничьего домика отца согласно собственным вкусам и планам. Новый деревянный домик получил название Королевская вилла. В 1870–1871 годах к основному зданию было пристроено два крыла и почти закончена спальня — связующее звено всего проекта. Тогда дворец был переименован в Альпийскую хижину.
Итак, начиная с 1867 года Людвиг II перешел от мечтаний к их практическому воплощению. Он одновременно подготавливал себе «убежища от жизни» и все ещё предпринимал последние, можно сказать, безнадежные попытки окончательно не проиграть на «духовном фронте»: Вагнер вновь был вызван в Баварию.
Свой 55-летний юбилей композитор отпраздновал в присутствии Людвига II, отношения с которым были восстановлены. На королевском пароходе «Тристан» они вместе совершили поездку по Штарнбергскому озеру, а затем остановились на Острове роз, с которым у Людвига были связаны самые романтические воспоминания его жизни. Там был дан праздничный обед для избранных гостей.
Но Вагнер был приглашен в Мюнхен не только ради празднования его юбилея: на сцене Мюнхенского королевского придворного и национального театра готовилась премьера его новой оперы «Нюрнбергские мейстерзингеры», и король выразил желание, чтобы автор присутствовал на спектакле сам. На этот раз Вагнер вступил в баварскую столицу не как изгнанник, а как триумфатор. Сами мюнхенцы, которые еще совсем недавно угрожали чуть ли не революцией, если «злой гений короля» немедленно не покинет их город, теперь восторженно рукоплескали «светлому гению немецкой музыки». И всё же это была не та окончательная победа над пошлостью, косностью и дурным вкусом публики, о которой мечтали Людвиг и Вагнер, не рождение нового человека, а лишь отражение общего подъема национального самосознания в преддверии объединения Германии во Второй рейх, победа не духовная, а политическая. И если Вагнер после долгих лет гонений и унижений первое время был действительно опьянен столь явными выражениями восторга публики, то Людвиг своим тонким чутьем уже давно понял бесполезность борьбы за человеческие души. Его неизбежное постепенное охлаждение к Вагнеру было на самом деле разочарованием в возможности победы их общего дела. Это доказывает, что король видел в Вагнере не столько человека, сколько (и в первую очередь) проводника своих собственных духовных идеалов.
Наконец, после долгих репетиций, 21 июня 1868 года в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре с заслуженным триумфом прошла премьера «Нюрнбергских мейстерзингеров». «Вчерашний спектакль был величественным торжеством, которое, вероятно, никогда больше не повторится. Всё время я должен был сидеть рядом с королем, в его ложе, и оттуда отвечать на овации публики. Никогда и нигде никто не видел ничего подобного»{91}, — вспоминал Вагнер. Мюнхенская публика приветствовала автора стоя, единодушно выказывая ему свое расположение. Король пожелал, чтобы и последующие премьеры проходили исключительно на сцене Мюнхенского королевского придворного и национального театра. У Вагнера было на сей счет собственное мнение, но он не стал раньше времени его высказывать и, вполне удовлетворенный успехом, вернулся в Швейцарию. Он вновь возжелал тихой семейной идиллии. Козима не заставила себя долго ждать — приехала в Трибшен, откуда написала Людвигу II о состоянии здоровья «любимого Рихарда»: «Он хорошо себя чувствует в Трибшене и вносит правку в биографию»{92}. Напомним, что автобиографию Вагнер начал писать по просьбе Людвига II и судьба этого произведения очень интересовала короля.
С отъездом Вагнера Людвиг целиком погрузился в проблемы строительства Нойшванштайна и Линдерхофа и почти на год оставил композитора в покое.
Лишь к лету 1869-го «трибшеновская идиллия» Вагнера была нарушена волнениями, связанными с желанием Людвига II непременно поставить в Мюнхене первую часть тетралогии «Кольцо нибелунга» — «Золото Рейна». И немедленно! Вагнер был категорически против, чтобы какая-либо из четырех драм ставилась отдельно от всего «Кольца». Но король, которому Вагнер в свое время продал права на свое произведение, настаивал на постановке и не собирался ждать неопределенное время. Ведь тетралогия к тому времени еще не была закончена (Вагнер лишь начал работу над ее последней частью «Сумерки богов»), да и постановка «Кольца нибелунга» целиком в условиях Мюнхенского королевского придворного и национального театра была невозможна.
Конфликт обострился, когда друг Вагнера, дирижер Ганс Рихтер[84], и исполнитель партии Вотана Франц Бетц[85] из солидарности с мнением композитора отказались от участия в спектакле — вопреки воле короля! Репетиции были остановлены — но лишь на время. Людвиг не отступился от своего желания и теперь был настроен решительно против «Вагнера и его сообщников». В свою очередь Вагнер из Трибшена послал письмо с угрозами новому дирижеру Францу Вюльнеру[86]: «Руки прочь от моей партитуры! Это я вам советую, господин; иначе убирайтесь к черту!»{93}
Но против желания монарха композитор оказался бессилен. Несмотря на демонстративную отстраненность Вагнера от подготовки спектакля, премьера «Золота Рейна» под управлением Вюльнера состоялась 22 сентября 1869 года и была встречена бурными овациями. Однако успех не принес Вагнеру никакого удовлетворения. На спектакль он не приехал и лишь с удвоенной силой взялся за разработку «Сумерек богов».
В это время Вагнера занимала подготовка к печати завершенного первого тома его мемуаров «Моя жизнь». Книга была отдана в издательство Бофантини (Bofantini) в Базеле и незадолго до Рождества вышла в свет. Первый экземпляр в качестве рождественского подарка был отправлен Людвигу II, несмотря на все ссоры и взаимные обиды в уходившем году.
Новый виток ссоры Вагнера с королем закрутился уже весной 1870-го. Теперь Людвиг II объявил о подготовке к постановке «Валькирии». Вагнер неоднократно и недвусмысленно выражал мнение, что тетралогия должна ставиться только целиком, и никак иначе! На этот раз он, видя свою беспомощность, уже был согласен на компромисс: «Валькирия» может быть поставлена частным образом, лишь для одного короля. Такая практика «театра для одного зрителя» уже не раз использовалась при дворе. Но Людвиг II оказался неумолим и настоял на публичной премьере в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре. Возможно, столь непримиримая настойчивость по отношению к вагнеровским творениям была продиктована всё еще не удовлетворенным желанием короля сделать из Баварии «страну музыкантов».
Тогда Вагнер, смирившись с неизбежным, предложил собственные услуги в качестве дирижера. Но Людвиг отказал ему и в этом, мотивируя тем, что отношения Вагнера с Козимой до сих пор не узаконены и его приезд в Мюнхен может негативно сказаться на приеме спектакля публикой. И это после того, как предыдущие вагнеровские постановки прошли успешно, как на премьере «Нюрнбергских мейстерзингеров» мюнхенская публика стоя приветствовала композитора и никто даже и не вспомнил о скандале пятилетней давности! Предлог был явно надуманный.
В эти дни Вагнер вновь с каким-то обреченным отчаянием стал мечтать о собственном театре, где никто не смог бы навязывать ему свою волю…
Но, несмотря на все недоразумения, Вагнер в глубине души с благодарностью воспринимал всё, что Людвиг II делал для него. А чтобы уже никто, даже сам король, не мог упрекнуть Рихарда и Козиму в нарушении норм морали, они 25 августа 1870 года, в день рождения Людвига II, заключили законный союз в протестантской церкви Люцерна (Козима к тому времени перешла из католичества в лютеранство и получила, наконец, долгожданный развод). Свидетелями на их бракосочетании были Ганс Рихтер и Мальвида фон Майзенбуг[87]. В своем дневнике Козима красноречиво написала: «Каждые 5000 лет случается счастье»{94}