Очередная ирония судьбы: впоследствии карту якобы наследственной душевной болезни ловко, но непрофессионально разыграют недруги Людвига II. Предчувствие подобного шага заставляло Людвига переживать болезнь брата еще острее. «Если меня лишат короны, это будет горько, но мне будет еще прискорбнее, если они провозгласят меня сумасшедшим!» — скажет он незадолго до своей кончины.
А пока, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Людвиг с еще большей страстью отдается строительству. Казалось, он ищет в этом не просто утешения, а забвения. Понимая, что замков ему придется ждать еще долго, а убежище нужно прямо сейчас, король находит оригинальный выход.
Летом 1872 года, ко дню рождения Людвига, было оперативно завершено строительство маленького «замка» Шахен (Schachen) в окрестностях селений Гармиш (Garmisch) и Партенкирхен (Partenkirchen) (ныне — город Гармиш-Партенкирхен). Людвиг был совершенно очарован местными видами, особенно покрытыми вечным снегом склонами горы Цугшпитце (Zugspitze)[100]. В 1869–1872 годах по проекту Георга фон Доллмана на высоте 1800 метров с видом на Цугшпитце был построен «замок» Шахен.
Мы уже оговаривались, что далеко не все постройки Людвига II в прямом смысле слова являются замками; называть их так — лишь дань традиции. В большинстве своем это не замки, а дворцы; строго говоря, замком можно назвать лишь Нойшванштайн. «Замок» Шахен — это даже и не дворец, и не вилла, а просто высокогорное деревянное двухэтажное шале, с виду совершенно не похожее на королевское жилище. Комнаты первого этажа по меркам других творений Людвига выглядят довольно скромно; стены отделаны резными панелями из кедра, какого-то одного определенного стиля в оформлении не наблюдается. Зато атмосфера второго этажа магическим образом переносит посетителей с альпийской вершины в сказочный мир Востока.
Людвига II давно привлекала восточная культура, особенно архитектура, и он мечтал создать нечто подобное при своем дворе (кстати, к тому времени увлечение короля Востоком уже нашло воплощение в Индийском павильоне в Мюнхенской королевской резиденции). Турецкий зал Шахена, занимающий целиком второй этаж, вполне может соперничать по роскоши отделки, к примеру, с Мавританским павильоном в Линдерхофе, о котором еще пойдет речь. Окна зала с цветными витражами создают волшебную игру света; мебель богато украшена золотой инкрустацией; павлиньи перья, обилие мягких подушек словно воплощают собой грезы по сладкой восточной неге.
Собственно, для отдохновения Шахен и был построен. Людвиг любил здесь бывать в непринужденной обстановке, покуривая один из кальянов своей богатой коллекции (часть ее экспонатов ныне хранится в Музее Людвига II в Херренкимзее) и уносясь мечтами то во дворцы турецких султанов, то на романтические горные вершины родной Баварии — Шахен удачно сочетал в себе оба этих образа. Ощущение покоя и неги, видимо, настолько впиталось с дымом королевского кальяна в атмосферу Шахена, что чувствуется даже теперь. Приют забвения был найден!
Но и основное строительство не останавливалось. Мы уже говорили, что сердце Людвига II было верно трем основным идеалам, каждый из которых получил воплощение в одном из трех замков, построенных королем. Нойшванштайн стал символом идеалов романтического Средневековья; в нем «живут» не столько вагнеровские герои, сколько их древние «предки». В замке Херренкимзее, о котором мы вскоре будем говорить, олицетворена абсолютная королевская власть, тот идеал монархии, достичь которого Людвигу II было изначально не суждено… Линдерхоф стал памятником двум кумирам Людвига II — Рихарду Вагнеру и Людовику XIV. Причем именно здесь можно не только увидеть, но и почувствовать, как в душе короля композитор постепенно уступал «лидерство» французскому монарху.
Интересно отметить, что Людвиг восхищался в своих кумирах только идеями, носителями которых они являлись. Как и в случае с актерами, «всё человеческое» было ему абсолютно чуждо. Людвиг не старался слепо копировать их образ жизни, их вкусы, их пристрастия, что происходит обычно с «талантами и поклонниками». Карл Теодор фон Хайгель подметил, что во многом они даже были антиподами: «Какое сходство было между Людвигом II и Людовиком XIV? Людовик XIV любил охоту, карточную игру и женщин. Людвиг II никогда не охотился, не играл и был равнодушен к женской красоте»{110}.
Отвращение Людвига II к охоте было общеизвестно. Мы уже отмечали, что в ранней юности он отдал дань этой забаве, скорее, подчиняясь влиянию графа Ла Розе, своего воспитателя. Очень скоро Людвиг не просто разочаровался, а буквально возненавидел охоту. Более того, приезжая зимой в Линдерхоф, король ходил в лес и собственноручно кормил хлебом встречавшихся ему на прогулке диких коз, доверчиво подходивших к нему, или же оставлял им корм на дорожке. Проливать кровь живых существ ради удовольствия казалось Людвигу отвратительным. И это в то время, когда высший свет и Баварии, и всей Европы не мыслил себя без охоты. Страстным любителем этой жестокой забавы был, в частности, принц Луитпольд; можно сказать, олицетворением охотника-маньяка являлся австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, племянник императора Франца Иосифа, превративший свой чешский замок Ко-нопиште фактически в склеп из чучел, рогов, черепов и других охотничьих трофеев. Право же, невольно возникает мысль, что его убийство в Сараеве в 1914 году было вполне заслуженным…
Любовь к природе позволяла Людвигу II видеть и глубоко чувствовать ее красоту. Для своих будущих замков он выбирал самые живописные уголки родной Баварии. При этом король очень бережно относился к природному ландшафту, следя, чтобы во время строительства не было спилено ни одного лишнего дерева.
Характерно, что к творениям рук человеческих Людвиг относился не менее трепетно. Так, став в 1864 году полноправным хозяином Хоэншвангау, он никогда не пытался модернизировать отцовский замок, хотя собственные постройки сразу же снабжал всеми достижениями прогресса, такими как электричество, паровые машины, подъемники и т. п. Романтические мечтания детства были слишком дороги королю; любое изменение, казалось, разрушало очарование былого. А может, он просто не хотел тревожить покой дорогих ему теней легендарных героев, «чувствовавших» себя намного комфортнее при таинственном трепетном мерцании свечей, чем при свете вульгарных электрических фонарей?..
Лишь в 1910 году принц-регент Луитпольд провел в Хоэншвангау электричество. А в 1913-м замок был открыт для посещения в качестве музея. Под любопытными взглядами миллионов туристов благородные рыцари, прекрасные дамы и волшебные лебеди предпочитают больше «не сходить» со своих полотен. Лишь тот, кто верит в сказку, сумеет вступить в контакт с духами-хранителями древних традиций и в полной мере почувствовать неповторимую атмосферу романтического рыцарского Средневековья. Кстати, Хоэншвангау совсем не пострадал во время Второй мировой войны и сохранил подлинные предметы интерьера (в наши дни часть дворца закрыта — там находятся жилые помещения членов Дома Виттельсбахов, которым официально принадлежит замок).
Итак, в середине 1870-х годов первым в ряду «готовящихся к сдачи» королевских объектов стоял замок Линдерхоф. Он всё более приобретал тот облик, который мы можем увидеть сегодня. Первоначальное деревянное здание было облицовано камнем; в 1873 году был утвержден план парка. Еще в 1868 году ландшафтный дизайнер Карл Йозеф фон Эффнер (Effner; 1831–1884) предложил на рассмотрение короля уменьшенную копию Версальского парка. Однако даже в таком «урезанном» виде этот план не вписывался в сравнительно небольшую узкую горную долину, где было развернуто строительство. Тогда Людвиг решил перенести здание примерно на 300 метров западнее (где оно стоит и поныне), что позволяло увеличить общую площадь парка.
В целом строительство замка было закончено к началу 1874 года («днем рождения» Линдерхофа можно считать 21 января, когда завершились отделочные работы в интерьере). Однако уже в 1885 году была начата реконструкция королевской спальни — центрального помещения здания. Она была значительно расширена и продлена с северной стороны, что потребовало общей реставрации замка. Работы были доведены до конца в 1886 году. Но король их результатов уже не увидел, хотя и считается, что Линдерхоф — единственный замок, завершенный при его жизни…
Во время строительства замка произошел один эпизод, рассказанный Луизой фон Кёбелль и очень точно характеризующий баварского короля. Мраморные статуи и лепнина в Линдерхофе были выполнены скульптором Филиппом Перроном (Perron; 1840–1907). Однажды Людвиг II вошел в еще не до конца отделанную спальню и увидел работающего под самым потолком Перрона. «Что же вы не прикажете, чтобы вам подержали лестницу? — живо спросил король скульптора. — Позовите кого-нибудь из прислуги. Ведь вы рискуете упасть!» Перрон, торопясь окончить работу, слушал упреки короля, не прерывая лепки. Тогда Людвиг сам стал держать лестницу и делал это до тех пор, пока скульптор не спустился вниз. «Этот случай еще более усилил рвение Перрона к работе и его привязанность к королю»{111}, — сообщает госпожа фон Кёбелль.
Пройдет всего несколько лет, и в адрес Людвига II будут брошены обвинения в неподобающем жестоком и слишком высокомерном обращении с окружающими. Эти обвинения приходится слышать до сих пор, хотя есть множество доказательств обратного. Увы, очернить и оклеветать человека значительно легче, чем оправдать…
В нашу задачу не входит описывать интерьеры Линдерхофа. Скажем лишь, что это место, где царит дух Людовика XIV. И еще одна особенность: в то время как в душе короля Вагнер постепенно уступает позиции Людовику XIV, в декоре интерьера «вездесущего» лебедя заменяет вторая «орнитологическая любовь» Людвига — павлин. И это очень символично. Ведь лебедь — олицетворение величия духовного мира; павлин — олицетворение абсолютной монаршей власти. Приоритеты сменились: отныне Людвиг — в первую очередь король! К тому же павлин — символ Солнца. Раз Линдерхоф посвяще