миссии, заморить их голодом и т. д., которыми нас потчевало официальное «людвиговедение»! — М. З.) Освободившись, эти господа, во избежание неприятной встречи с народом, постарались как можно незаметнее, без шума, задними ходами оставить замок и, избегая людных улиц, сами протащили свой ручной багаж до ожидавших их экипажей. Граф Гольштейн, желая соединить приятное с полезным, как большой любитель охоты и рыбной ловли, думал, благодаря своей миссии, провести время в Хоэншвангау; но теперь никто из этих господ и не подумал бы остаться в этих местах! Они не смели даже нигде порядком отдохнуть, пока не достигли границ Хоэншвангау. Сильно трусил за свою жизнь и безопасность доктор Гудден, упрашивая Зонтага проводить его до ворот Фюссена, что тот и исполнил. Затем разнесся слух, что король хочет ехать в Мюнхен, и это было бы самым желательным для всех! Одного его появления среди обожавшего его народа было бы достаточно, чтобы произвести большой триумф и разрушить козни его врагов! Но он скоро отменил это решение. Полагают, что, давно не бывав в Мюнхене и зная теперь, как действуют его враги, он мог предположить, что мюнхенцы встретят его враждебно, и он не хотел подвергать свою гордость унижению. Он только телеграфировал графу Дуркгейму (Дюркхайму. — М. З.). «Этот мне предан!» — сказал король»{162}.
Позволим себе еще одно отступление от текста документа. Необходимо отметить, что единственное справедливое обвинение Людвига — в том, что он не был в своей столице более года, тем самым превысив установленный баварской конституцией максимальный срок отсутствия в Мюнхенской королевской резиденции, — в «обвинительном акте» Гуддена и К° как раз и не фигурировало!
Нельзя обойти молчанием упомянутого графа фон Дюркхайма. Альфред Карл Николаус Александр Экбрехт фон Дюркхайм-Монмартен (Dürckheim-Monmartin; 1850–1912) — представитель одного из знатнейших родов Баварии. В 1870 году он начал военную карьеру юнкером; спустя четыре года был произведен в обер-лейтенанты и состоял адъютантом кронпринца Отто; с 1878-го являлся гофмаршалом принца Арнульфа (1852–1907), младшего сына принца Луитпольда. В 1883 году Дюркхайм был произведен в капитаны и тогда же стал адъютантом и другом Людвига II, фактически заменив опального графа фон Хольнштайна. Дюркхайм — один из немногих людей, кто мог по праву назвать себя последним истинным другом несчастного монарха. Честнейший и благороднейший человек, он никогда не использовал безграничное доверие к нему короля в корыстных целях. Граф оказывал самое благотворное влияние на Людвига и был едва ли не единственным человеком, от которого король спокойно сносил критику в свой адрес и даже старался следовать его советам. После объявления регентства Дюркхайм пытался до последнего помочь Людвигу избежать трагической участи. Считается, что за свою преданность граф поплатился карьерой. Действительно, он по возвращении в Мюнхен был арестован и провел в тюрьме десять часов, а затем освобожден и направлен в 5-й пехотный полк. В 1890 году Дюркхайм получил чин майора и продолжил военную карьеру уже без своего короля…
Для лучшей характеристики не только этого достойнейшего человека, но и самого Людвига II приведем отрывок из воспоминаний дочери графа, баронессы Марии Ольги фон Мальсен-Дюркхайм:
«К сожалению, мой отец очень мало говорил о временах глубокоуважаемого короля. <…> К сожалению, смерть настигла моего отца неожиданно, в 62 года. Мой отец часто рассказывал о Людвиге II, каким свободным и счастливым был он в своих горах. Особенно охотно упоминал о вечерах с королем в хижине на Тегельберге (охотничий домик в горах, в окрестностях Нойшванштайна. — М. З.), где Людвиг множество раз выказывал свою глубокую любовь к природе словами: «Насколько прекрасна природа! Она никогда не разочаровывает, в отличие от людей». Мой отец всегда удивлялся ясному политическому видению (здесь и далее в приводимом фрагменте курсив наш. — М. З.), а также богатым литературным познаниям короля. Людвиг II, имевший бесконечное духовное богатство, из-за полного непонимания окружающих был изгнан в уединение. Мой отец никогда не замечал странных особенностей характера, часто он энергично оспаривал тот факт, что слуги носили маски перед королем.
Отец поведал мне об интересном случае. Известно, что иногда Людвиг II поручал людям, одному из своих слуг, фурьеру или секретарю, чтобы те ехали к известным личностям, дабы занять деньги для строительства, в которых государство начало отказывать королю. Некоторые из господ брали себе для таких заказов «командировочные» и возвращались по прошествии некоторого времени к королю с пустыми руками. После чего, разумеется, выражали королю свое сожаление о том, что визит был совершенно безуспешным. Однажды король дал и моему отцу похожее задание. Но мой отец объяснил королю со всем почтением, что такой приказ не стоит отдавать, он может только повредить королевской репутации. Людвиг поблагодарил моего отца за это искреннее заявление и немедля отказался от этого дела. Ясные и открытые соображения, высказанные в правильной форме, всегда находили понимание у короля».
О последних днях короля в Нойшванштайне баронесса рассказывает:
«Да, верно, что мой отец приложил все силы, чтобы освободить Людвига II. Сначала он пытался убедить короля ехать с ним в столицу, в Мюнхен, и даже созвать там народ на его сторону. Король подписал призыв, манифест баварскому народу, согласно которому он, король, верен своему народу, что его ошибочно считают безумным, и приказал отцу этот манифест разослать. Через некоторое время этот призыв был, как известно, конфискован и больше не мог быть опубликован. Причиной, по которой король тогда не последовал просьбе моего отца, был, вероятно, тот факт, что Людвигу недоставало необходимой энергии. <…> Если бы вокруг него было бы больше таких людей, как мой отец, всё было бы по-другому. О самоубийственных намерениях в эти последние роковые часы Людвиг II ничего моему отцу не говорил.
Когда король не смог решиться на поездку в Мюнхен, мой отец предложил ему план побега через границу в Ройтте, в соседнюю Австрию. Всё было подготовлено для этого. Почему король уклонился от этого выхода — об этом мой отец никогда не говорил.
Я оспариваю заявление, что король был душевнобольным, после рассказов моего отца: его жизнь можно описать, как «комплекс одиночества», можно назвать некоторые причуды характера, но больным король не был! У него была только широкая душа, которая в конечном итоге всеми была отвергнута. Просто он был одиночкой»[123]{163}.
Вернемся к свидетельству очевидца, тем более что следующий эпизод посвящен тому же графу Дюркхайму:
«Граф Дуркгейм-Монмартен был прежде адъютантом у принца Арнульфа. В 1880 году он женился на русской, графине Бобринской. Принц стал ухаживать за молодой графиней, и граф Дуркгейм раз перехватил любовную записку принца к его жене. Дело грозило кончиться дуэлью; но жена графа и его сестра бросились за помощью к королю, который устроил дело миролюбиво, а графа взял к себе во флигель-адъютанты (описываемые события происходили в 1883 году. — М. З.).
Граф был тоже за то, чтобы король ехал в Мюнхен; тем более что еще раньше, обратившись за советом к Бисмарку, он получил от него ответ, в котором Бисмарк советовал королю ехать в Мюнхен самому «защищать свое дело». Бисмарк бил наверняка, зная, что Людвиг, при своей гордости, не поехал бы в Мюнхен именно для «этого дела», являясь как бы в качестве подсудимого перед своими судьями! А Бисмарк между тем не переставал разглашать кругом: «Если король не поедет в Мюнхен, то тем докажет, что он сумасшедший!» (Обвинения в адрес Бисмарка беспочвенны; мы помним, что он искренне пытался помочь Людвигу II и поездку в Мюнхен действительно считал единственно возможным выходом из положения. — М. З.)
В ожидании решения короля на поездку в Мюнхен граф Дуркгейм от его имени написал прокламацию к народу и послал телеграмму в Кемптен с вызовом оттуда стрелкового батальона, готового явиться на защиту короля. Но телеграмма попала в руки Майру, который сделал на ней прибавку об остановке. Изумленный такой двойственностью командир, не зная ни о чем происшедшем, обратился за разъяснением в военное министерство. Ответ, конечно, последовал отрицательный в отношении первого распоряжения, а графу Дуркгейму послан был из военного министерства приказ тотчас явиться в Мюнхен. Он не обратил сначала внимания на этот приказ; но когда пришел второй, обвинявший его в нарушении дисциплины, он показал его королю, и король отпустил его: это было их последнее свидание!.. По приезде в Мюнхен граф тотчас же был арестован и посажен в военную тюрьму; а через несколько дней разбиралось его дело, по которому он был признан изменником страны и верховной власти (напомним, что на самом деле граф провел в тюрьме всего десять часов. — М. З.). <…> Между тем король, довольный своей победой над первой комиссией, предоставил мюнхенским делам идти своим ходом. Увидя на другой день по отъезде графа Дуркгейма окружавших замок Нойшванштайн жандармов, король думал, что это те, которых граф вызвал для его охраны, не зная, что он сам под арестом. Но после 24 часов сильного возбуждения предшествующих дней — он впал в апатию, предоставив всё судьбе!
В это время у него стали являться мысли о смерти, которая избавила бы его от жизни, становившейся невыносимой. Утром 11 июня — пятница — прибыла по почте прокламация, объявлявшая регентство (принц Луитпольд принял регентство накануне. — М. З.). Никто из народа не хотел этому верить. Волнение в стране и на границе стало еще сильнее. «Что же, ты уже присягнул?» — спросил молодой жандарм другого. «Нет, — ответил тот спокойно, — я еще не желаю прослыть изменником!»