2. Людвиг пытался совершить побег, подготовленный его сторонниками, для чего должен был вплавь переправиться на противоположный берег; Гудден хотел воспрепятствовать этому и в схватке был убит. Людвиг от пережитых волнений и холодной воды умер на месте от апоплексического удара (инсульта) или сердечного приступа.
3. Людвиг и Гудден пали жертвами заговора членов правительства, стремившихся привести к власти принца Луитпольда в качестве регента при действительно недееспособном брате короля, принце Отто, причем доктор был убит заговорщиками, поскольку стал нежелательным свидетелем преступления.
На первый взгляд все три версии выглядят довольно правдоподобно — иначе, не выдержав испытание временем, они отпали бы сами собой.
Начнем их разбор с третьей версии, тем более что так называемая теория заговора очень популярна во все исторические эпохи. Спросим себя, зачем было заговорщикам настолько усложнять себе задачу: инспирировать шумиху в прессе, пытаться перетянуть на свою сторону врачей; рисковать навлечь на себя гнев народа, готового чуть ли не на восстание, устраивать для царственного узника специально оборудованные оконными решетками покои и т. д. Лишь для того, чтобы соблюсти видимость законности и на следующий же день (!) убить короля? Не проще ли было бы, прекрасно зная о пристрастии Людвига II к ночным прогулкам, подстроить несчастный случай в горах, а потом объявить подданным, что страну постигла тяжелая утрата, любимый монарх внезапно скончался: неудачно упал с лошади, оступился на краю обрыва, его убил дикий кабан и т. п.? И никаких проблем с законом у нового правительства! Можно спокойно рыдать на похоронах, объявлять всенародный траур и исключительно в интересах государства приносить себя в жертву, обременяясь тяжким бременем власти.
Король и так уже слишком приблизил к себе предателей — Майра и Хессельшверта. Почему бы не подкупить их еще один, последний раз, спровоцировать убийство, а затем без шума избавиться от ненужных свидетелей? Кого проще убить — никому не известного королевского камердинера или же светило мировой психиатрии доктора Гуддена?
На наш взгляд, сторонники «теории заговора», увлекшись, перехитрили самих себя.
Но факты говорят о том, что заговорщики не искали легких путей. Хорошо, пусть так. В сложившихся обстоятельствах фигура Людвига действительно становилась знаменем для любой оппозиции новому правительству. Его внезапная кончина подозрительно устроила всех заинтересованных лиц, которым необходимо было убрать короля как можно раньше, ибо мертвый государь уже не был им опасен. Предположим также, что заговорщики проделали массу трудоемкой подготовительной работы только для того, чтобы безупречно выглядеть в глазах закона. Но тогда почему они избрали для убийства такой неудобный способ, как утопление, тем более что было прекрасно известно, что Людвиг отличался недюжинной физической силой и являлся великолепным пловцом?
Даже если предположить, что имела место имитация побега, то и тогда надо признать, что исполнители заговора сработали грубо и неумело. Ведь для широких слоев населения однозначный вывод напрашивался бы сам собой: несчастного короля предали, он пытался бежать, чтобы найти спасение, и был убит теми, кто потом стал во главе его государства. Худшей «предвыборной кампании» для правительства Луитпольда представить себе трудно. Так можно договориться до того, что короля убили как раз его сторонники, чтобы скомпрометировать в глазах народа правительственные круги! Заговорщикам менее, чем кому-либо, нужно было увенчивать несчастного монарха мученическим венцом; они должны были бы сделать всё, дабы никто не заподозрил, что Людвиг II умер не своей смертью. Итак, если бы заговор и имел место, то скорее всего Людвига после ареста тихо отравили бы, благо медиков вокруг короля было больше, чем в психиатрической больнице, и опять же представили бы его кончину как естественную, что устраивало абсолютно всех.
Что же касается «нежелательного свидетеля» Гуддена, то при таком подходе избавляться нужно было бы еще по крайней мере от десятка лиц, официально участвовавших в заговоре против короля. К тому же вполне логично предположить, что члены комиссии по признанию короля недееспособным и есть «заговорщики», а потому должны были быть в первую очередь посвящены во все тонкости процесса — они же прямые исполнители плана приведения к власти Луитпольда! А если нет, то получается, что существовало несколько независимых друг от друга заговоров. Абсурд!
И еще один момент. Если уж исходить из того, что заговор реально существовал, то его идейным вдохновителем следует признать графа фон Хольнштайна. Мы уже говорили, что месть графа за отлучение от королевского двора могла явиться причиной затеянной им против бывшего друга интриги. Но Хольнштайну для достижения своей цели не нужно было убивать Людвига! Как мы уже говорили, назначение опекуном недееспособного монарха означало бы полное удовлетворение амбиций графа. Чем дольше Людвиг оставался бы живым, тем дольше Хольнштайн мог тешить свое самолюбие, возвышаясь над тем, кто, как ему казалось, в свое время его унизил.
Таким образом, эту версию приходится отмести как несостоятельную по всем статьям.
Что же касается второй версии, то в ней наиболее спорна сама возможность подготовки побега. Довольно подробно задокументирован процесс ареста короля и препровождения его в Берг: под усиленной охраной, ни на минуту не оставляя в одиночестве. Даже если предположить, что Людвиг, предвидя подобное, заранее заручился у Елизаветы Австрийской или, например, у Бисмарка принципиальным согласием оказать ему помощь, то всё равно непонятно, каким образом он смог уже после ареста связаться со своими спасителями, чтобы подготовить конкретную операцию. К тому же решение препроводить Людвига в Берг было принято чуть ли не спонтанно — как мы помним, сначала его хотели содержать в Линдерхофе, но изменили это намерение из-за слухов, что местные крестьяне готовятся отбить своего короля на горных дорогах, ведущих в замок.
Кстати, такой поворот событий вполне мог иметь место, ведь простой баварский народ обожал, практически боготворил своего монарха. Но при этом сам Людвиг ничего не знал о готовящемся спасении! Может быть, он пытался наудачу сбежать «в никуда», надеясь потом добраться до своих спасителей? Наверное, доведенный до крайности король мог бы решиться на подобное. Во всяком случае, это был бы шаг отчаяния, от которого нечего требовать каких-либо продуманных действий. В уголовном праве подобное состояние человека называется «состояние аффекта». Но в таком случае что-то должно было спровоцировать вспышку эмоций. Однако все мемуаристы и биографы-исследователи свидетельствуют, что почти сразу после ареста Людвигом овладели фаталистическое спокойствие и покорность судьбе. Значит, провокатором мог быть только доктор Гудден, так как никого другого в момент трагедии рядом с Людвигом не было. Опытнейший психиатр совершил профессиональную ошибку, ввергнув пациента в состояние аффекта, при этом находясь с ним наедине? Очень сомнительно. Раздражать короля, провоцируя его на необдуманные шаги, нужно было исключительно при свидетелях, чтобы каждый раз как можно больше народу фиксировали его якобы необоснованные вспышки гнева, укрепляя веру в его сумасшествие.
Спросим еще раз: если бы Гудден был уверен в психическом нездоровье Людвига II, согласился бы он выполнить просьбу «больного» о прогулке без всякого сопровождения, отослав санитаров? Перспектива остаться наедине с сумасшедшим вряд ли прельщала бывалого врача! Возможно, конечно, что, находясь в крайней степени подавленности, король сам вызвал у себя припадок — к примеру, каким-либо воспоминанием. Но в таком случае версия с подготовленным побегом всё равно отпадает — мы имеем дело со спонтанно возникшей ситуацией. Итак, приходится признать, что вторая версия также маловероятна. А предположение о состоянии аффекта относится скорее к первой версии, которую мы сейчас подробно рассмотрим.
Справедливости ради надо сказать, что она выглядит наиболее логичной и правдоподобной. Со склонностью к суициду согласуется и наступившие практически сразу после ареста апатия и безразличие к происходящему, свидетельствовавшие, что человек уже всё для себя решил и готов свести счеты с жизнью. В пользу этого утверждения говорят и некоторые воспоминания приближенных короля, сообщающие, что еще в Нойшванштайне, увидев приехавшую за ним комиссию, Людвиг II предпринял попытку броситься с верхнего этажа замка, куда просто не успел добраться, и что он якобы просил достать ему яд, но получил отказ… Остается лишь предполагать, в какой степени эти источники правдивы и не ангажированы правительством. Поэтому мы не будем принимать их на веру, а станем исходить только из психологических предпосылок трагедии.
Итак, что же имело место в действительности — спланированное самоубийство или действие в состоянии аффекта? Ответив на этот вопрос, можно существенно сместить акценты в официальной версии, однозначно признающей самоубийство, отягченное убийством, и выработать четвертую версию, что мы и попробуем сделать.
Был ли доктор Гудден убит своим пациентом? И было ли это действительно убийство? Устранить доктора было необходимо лишь в одном случае — если бы имел место спланированный побег, поскольку тот мог поднять тревогу, позвать на помощь и указать погоне верное направление. Но как раз побега-то, как мы уже установили, быть не могло. В любом другом случае Людвиг, глубоко верующий человек, вряд ли пошел бы осознанно на убийство. Скорее всего он, будучи весьма сильным, а кроме того, высоким и тучным, просто пытался освободиться от удерживавшего его Гуддена и ударил его в последний раз слишком сильно. Удар мог прийтись в висок, отчего доктор умер на месте или же лишился сознания, упал в воду лицом вниз и захлебнулся. Итак, смерть Гуддена — несчастный случай или убийство по неосторожности. Приняв эту точку зрения, мы снимаем с короля одно из тяжких обвинений.
Вернемся к главному вопросу первой версии — мог ли король пойти на самоубийство? Если ответить утвердительно, то вызывает сомнение лишь выбранный им способ сведения счетов с жизнью. Или же он просто воспользовался ситуацией — охраны нет, с доктором он легко справится, а вдруг удобный случай больше не представится? Напомним, что утонуть такому прекрасному пловцу, каким был Людвиг, крайне проблематично. При желании он мог бы найти и более легкий способ уйти из жизни. Правда, Людвиг якобы считал, что это — лучшая смерть, поскольку тело остается не обезображ