Словно услышав писаря, в небе промелькнуло две тени и, покружив вокруг месяца, исчезли за Лысой Горой.
— Ты смотри, — процедил тот, хватаясь и сам за яблоко.
Через миг в небо выплыла еще одна тень. Она двигалась медленно и горделиво, минуя звезды и не глядя на людей внизу.
— На тебе! — выпалил Омелько, метнув в нее кислицей. Однако, не достигнув цели, яблоко брякнуло в нескольких шагах от него.
— Кидайте, кум, — живо взбодрил он пана Беня.
Тот широко замахнулся, но с ужасом почувствовал, что его огромная рука с силой стеганула кого-то по голове. Граф Хих, только вскрикнув, распластался на земле. Шляпа налезла ему на лицо, закрывая удивленную рожу.
Тень вверху заметалась. Христоф четко видел женские очертания верхом на метле. Получше прицелившись, он, вслед за писарем, вовсю швырнул в цель несколько гниляков. Теперь ведьме несдобровать! Глаз стрелка его не подвел: раз с десять перевернувшись в воздухе, она так затрещала в ивняке над Полтвой, что все соловьи вокруг замолчали и еще долго не решались подать голос.
Омелько затанцевал на радостях:
— Там ей и аминь! Ей-богу, даже ведьма даст дуба, когда телепнется с такой высоты!
Христоф молчал. Непонятное чувство вины камнем легло на его душу. Мысленно он уже корил себя за то, что согласился пойти с писарем и теперь встрял в эту сумасшедшую историю. Из головы не выходило темное гибкое тело, что извивалось в небе на метле: распущенные волосы, круглая грудь, пышные бедра… Он тяжело вздохнул и отвязал коня.
— Пойдемте, пане писарь, если вы еще приглашаете.
— Да-да, — радостно молвил Омелько, — безусловно!
В темноте послышалось глухое рычание. Триумфаторы со страхом осмотрелись. Дырявый слуга Хиха волок своего безучастного хозяина подальше от них в жито. Он сердито поглядывал на пана Беня и грозил ему оскаленными желтыми зубами.
— Бедолага, — пожалел его писарь, — досталось ему от тех ведьм. Верно, какие-то чары…
Пан Бень молча кивнул головой.
— И не говорите, кум…
Все трое отправились к писареву дому, а утром, как только на свет благословилось, посланник бургомистра галопом помчался на восток, напрочь забыв про ведьмоборцев и ночные приключения.
Глава IX
За дверями послышались чьи-то торопливые шаги, угрожающий скрип лестницы и брань хозяина. В двери сильно и бесцеремонно постучали.
— Черт побери, — сквозь сон ответил Себастьян.
Стучали упорно и все сильнее.
— Кого там черт принес в такую пору? — тяжело отрываясь от кровати, сердито крикнул он.
— Это я, пане поэт, не убивайте… — донесся обеспокоенный голос Мартина, — ваш покорный слуга, хочу передать приказ бургомистра…
Себастьян тяжело оперся на двери и усилием всего непослушного тела их приоткрыл.
— Господи помилуй, — ойкнул Мартин.
— Ты чего?
— Вас даже бледным не назовешь. Вы словно мертвец.
— Я почти не спал… Всю ночь что-то со мной творилось.
— Сглазили.
— Говори, что надо от меня бургомистру.
— Он велел передать, что на рассвете во Львов прибудет приближенный к королю. И вы должны сложить для него приветственный памфлет.
Лицо Себастьяна перекосилось от ярости.
— Какого черта? Про такие визиты сообщают за месяц. Он что, про него забыл и вспомнил во сне?
Лакей, словно боясь, что его подслушают, понизил голос и почти шепотом ответил:
— Говорят, бургомистр и епископ что-то не поделили и позвали его, чтобы тот их рассудил. Но разве черт знает, почему он так быстро прибыл.
Поэт тяжело вздохнул и направился к ведру с водой.
— Ладно, — сказал он парню, — передай, что я уже берусь за работу.
Мрак понемногу начал рассеиваться, и Себастьян не зажигал свечу. В полумраке он подвинул к себе чернильницу и бумагу. Уставившись на нее, замер, словно снова заснув.
Мартин откланялся и вышел за двери. Осторожно спустился по лестнице и, миновав спящего хозяина, оказался на улице.
Темные фигуры лавочников и чиновников семенили по площади, плутали между первыми торговцами, спотыкались, ругались и наконец исчезали в освещенной ратуши. Туда поспешил и лакей бургомистра. Якуб Шольц ухватил его за плечи.
— Сказал? — нервно выпалил он.
— Да, мой пане, — ответил тот, — он уже взялся за работу.
— Ладно. Никуда не уходи. Ты еще мне будешь нужен.
Мартин молча отступил в сторону и, прислонившись к стене, наблюдал, как каждый из служителей магистрата, только зайдя в палату, неизбежно попадал в ту круговерть, что создавал вокруг себя бургомистр. В зал приносили столы. Их в тот же миг застилали скатертями, короновали вином и тарелками с наисвежайшими фруктами, только что сорванными в темном саду, покрытыми душистой утренней росой. Слышался запах жаркого, доводя до спазмов пустые желудки и наполняя тягучей слюной жадные рты.
— Быстро, парни, быстро, — то тут, то там слышался голос Якуба Шульца. — Как же оно так? — бормотал он себе под нос. — Так внезапно… Не мог же Христоф добраться до Острога за полночи?.. А может, король не в Остроге? Может, ближе?..
Вдруг какая-то мысль заставила его остановиться и замереть на месте. Размышления бургомистра оборвались отчаянным возгласом:
— Вот чертовщина!
Все замерли и пялились на голову магистрата. С минуту он молчал, а потом с отчаянием в голосе произнес:
— Не один же Себастьян своим памфлетом встречает приближенного к королю! Человека, от которого столько зависит… Пане Даманский!
— Я тут! — пахнуло перегаром сбоку.
— В окрестностях Львова есть военные?
— Возможно, ваши гайдуки, пане.
Бургомистр закусил губу.
— А кроме них?
Пан Ежи почесал за ухом.
— Разве что замковые драбы.
— Не покинут же они замок, — процедил сквозь зубы Шольц.
Пан Ежи пожал плечами.
— Выстроите своих цепаков, — решил бургомистр, — и сами оденьте парадный мундир.
— Буде исполнено!
— Еще бы цветов и женщин… Цветы и женщины… Да чего вы встали? Работайте, черт побери! У нас час — полтора, не больше!
Суета возобновилась, и от этого мозг бургомистра заработал быстрее. Он зыркал по углам, на потолок, в темное окно, однако решения нигде не было. Зато стража провела в зал какого-то человека в дорожном костюме, что торжественно сообщил:
— Его сиятельство через полчаса прибудет во Львов!
— Вот напасть! — завопил бургомистр. — Идите, ищите девушек!
— Якуб, в такую пору мы найдем разве что блудниц, да и то спящих, — сердито ответил войт (городской глава, старшина, староста), которому эта возня уже давно была в печенках.
— То приведите блудниц, черт побери!
— Блудниц?!!
— А что? У них на лбу не написано, кто они!.. Мартин!
Парень мигом оказался рядом.
— Скорее к борделю!
От неожиданности у лакея онемел язык, зато округлились глаза.
— Ты знаешь, где во Львове это место? — уже тише спросил бургомистр.
Мартин нерешительно покачал головой.
— Да не ври, я в твои годы знал всех шлюх поименно!
Парень понял, что бочка с порохом внутри этого человека вот-вот взорвется, а потому решил не сопротивляться.
— Пойдешь, нет, побежишь туда и скажешь, чтобы с десятеро красивейших оделись нарядненько и немедленно явились сюда. Понял?
Мартин кивнул головою.
— Чего стоишь? Скорее! — закричал Шольц.
Казалось, что тот окрик породил вихрь, который мигом вынес лакея на Рынок. Тут он остановился, чтобы перевести дыхание, но, почувствовав на себе обжигающий взгляд, помчался дальше, проклиная службу, обезумевшего бургомистра и всех проституток на свете.
Но бежал Мартин недолго: миновав кладбищенские стены, что оберегали мертвых от живых у церкви латинян, остановился неподалеку от ворот. На одном из домов висела, держась из последних сил, вывеска «Львовские цыплята». Рядом с ней действительно был деревянный цыпленок с невероятной величины расправленными крыльями, поэтому одни видели в нем летучую мышь, а другие — пегаса. Впрочем, хозяина это не огорчало. Цыпленок был призван привлекать посетителей и с честью выполнял свой долг. За что и получал вознаграждение — несколько мазков желтой свежей краски на свои странные крылья ежемесячно.
Внутри царили тишина и смрад. Несколько скудных ламп освещали хозяина, что спал, сидя за массивным столом среди многочисленных огрызков и объедков. Под ногой лакейского ботинка разлезся кусок грязнющего сала. Мартин брезгливо скривился и несколько раз шаркнул подошвой по полу, как молодой бык в загоне. Корчмарь немного поднял взлохмаченную голову и взглянул на него равнодушным взглядом.
— Что ты тут делаешь? — промямлил он.
Мартин, немного ступив вперед, тихо молвил:
— Девку хочу… Имеешь?
Корчмарь хмыкнул и, наконец оторвавшись от стола, сел, опираясь только на локти.
— Что, кровь кипит? А деньги имеешь?
— Кипит, — ответил, краснея, парень. И немного стесняясь добавил: — И деньги есть. А десятерых… Имеешь?
От этого хозяин проснулся совсем. Он на миг вгляделся в лакея, а потом зашелся хриплым, как свиное хрюканье, смехом. Парень достал из-под ливреи кошелек бургомистра и вытряхнул горсть злотых на стол. Смех оборвался, и хозяин жадно сглотнул слюну.
— С того бы и начинал.
— Я их возьму с собой.
— Ладно.
Сгребя золото, корчмарь спрятал его в карман и поднялся из-за стола. Сделав знак идти следом, он направился в темный угол к лестнице наверх. В небольшой комнатке спали проститутки, кто где. Их тут было душ двадцать, если не больше. Похоже, корчмарь неплохо на этом зарабатывал, если имел возможность их столько содержать.
В углу стоял шкаф, посредине — стол, у стены — большая кровать, на которой спали семеро. Больше из мебели не было ничего. Из-под скомканных платьев отовсюду выглядывало самое сокровенное, что было тут предметом торга. Каждая из них справедливо могла считать себя красавицей. В конце концов, других корчмарь к себе не нанимал.
Окно было заперто, и утренняя свежесть сюда еще не проникла. В комнате стоял дурманящий дух пота, какого-то дешевого зелья и вина.