За окном снова послышался отдаленный шум. Ляна его не заметила, однако комендант нахмурился. Он еще раз улыбнулся, но на этот раз как-то с горечью. Затем, не говоря ни слова, тихо вышел, оставив девушку в объятиях живительной дремы.
Когда она проснулась, завтрак действительно стоял на столе. «Видимо, я так крепко спала, что не заметила, как его принесли, — подумала девушка, — стыдно так заснуть, но как легко! Господи, как мне легко!»
Она подбежала к клавесину и подняла черную резную крышку. Инструмент был прекрасно настроен и послушно зазвучал под тонкими пальчиками. Комната наполнилась музыкой, к которой впоследствии добавилось прекрасное сопрано. Она пела, пока не заметила в дверях свою служанку, которая терпеливо ждала, пока хозяйка обратит на нее внимание. Ляна, не переставая перебирать клавиши, легким напевом спросила:
— Чего тебе, Вирцю?
Такой шутливый тон, видимо, взбодрил девушку, и она так же весело ответила, хоть и не решаясь подпеть:
— Моя пани, к вам просится коцур его величества короля.
Музыка стихла, уступив место звонкому смеху хозяйки.
— Кто ко мне просится? — еле промолвила Ляна.
Девушка пожала плечами и, сама засмеявшись, неуверенно повторила:
— Какой-то… коцур, моя пани…
— Что же ему надо?
— Не поведал. Говорит, что от короля, и все.
— От короля?
— Да.
— Так, может, он не коцур?
— Может, и не коцур.
— Неужели… Канцлер?
— Вот! Именно так! — воскликнула служанка.
— Что же, зови этого «коцура», — сказала хозяйка, — если пан комендант пропустил его сюда, значит, можно его принять. Возможно, он наш друг и принес королевскую милость..
Вирця вышла, а Ляна, гордо выпрямившись за клавесином, принялась ждать. Через миг в комнату зашел красивый шляхтич в расшитом золотом камзоле, высоких дорожных сапогах с пристегнутыми шпорами. В руках он держал черную шляпу с огромным пером, а на боку имел прекрасной работы шпагу. Остановившись посреди покоя, он склонился в элегантном поклоне.
«Правда, немного похож на кота», — подумала девушка, отвечая ему кивком головы. Ей вдруг стало смешно, и улыбка, не удержавшись в своем плену, ярко засияла на устах, что были мгновенно прикрыты ладонью.
— Простите, шановний пане, — поспешила извиниться панна, — я совсем не над вами смеюсь. Не обращайте внимания на мою провинциальную неучтивость…
— Слово чести, каждый смертный продал бы душу, чтобы видеть вас каждый день, — ответил гость.
— С кем же имею честь? — спросила девушка, чтобы обойти привычную тему комплиментов.
— Простите, я не представился, — ответил прибывший, — меня зовут Рудольф Xиx. Я подданный и доверенное лицо его величества.
— Его величества… Императора? — спросила Ляна.
— Нет, шановна панянка, не императора, хотя именно он подарил мне графский титул. Его величества Сигизмунда II…
Сердце девушки забилось так сильно, что, казалось, даже граф услышал его стук. Рука ее инстинктивно потянулась к груди, словно пытаясь его утишить, и легла на украшение.
Лицо Хиха неожиданно стало бледным. Будто изнемогая, он тяжело грохнулся на колени. От такой неожиданности девушка вскрикнула и вскочила из-за клавесина.
— Что с вами, пане граф? Вам плохо? — встревоженно молвила Ляна.
— Если бы вы увидели свою душу в руках демона, то почувствовали бы что-то похожее, потому что моя — в руках ангела, — простонал тот.
— Пане Хих, — сочувственно сказала девушка, — вы, наверное, устали с дороги…
Гость задрал лицо кверху и сдавленно пролепетал:
— Разве вы ничего не понимаете?
— Нет, Христом клянусь, — со смехом ответила Ляна.
— А-а-а-а! — вдруг закричал граф не иначе от боли. — Умоляю вас, не надо так жестоко со своим слугой!
— Слугой? Ах, дорогой граф! Понимаю — это король прислал сюда вас! Он уже обо всем знает?..
Вопрос довел Хиха до безумия:
— Да что вам король, черт побери! С этим камнем на шее вы — сама королева!
— С камнем? — переспросила девушка. Она будто впервые взглянула на эту драгоценность, однако не увидела в ней ничего нового. Теперь уже Xиx внимательно присматривался к ее лицу, на котором сиял очаровательное удивление и полное непонимание всего, что происходит.
— Ладно, — граф поднялся с колен и устало поплелся к подоконнику. Отсюда он внимательнее посмотрел на Ляну, словно имел дальнозоркую болезнь.
— Ладно, — повторил он, — если вы ничего не понимаете, я все объясню. Но для начала расскажите мне, как этот камень попал к вам. Ну же!
На этот раз девушка только закусила малиновую губку — дважды за день один и тот же вопрос — это уж слишком!
— Не хотите отвечать — не надо, — засмеялся Xиx, — в конце концов, я могу догадаться. Не иначе, как пан Гепнер подарил его вам. Угадал? А сам он должен был раскопать могилу, чтобы снять эту цацку с трупа. Ха-ха! Этого вы не знали? Какая скука — из века в век — одно и то же…
Видите ли, милая Ляна, в какой-то момент, когда тот неистовый Михаил соревновался с моим хозяином, капля ангельской крови упала на землю и затвердела. Да-да, теперь вы знаете, что у вас на шее… Камень сначала попал в руки одного сумасшедшего итальянца по имени Тарталья, который годами его шлифовал, пытаясь придать этой драгоценности еще большую цену. Если присмотреться, то на гранях можно заметить особые знаки, что оставил этот безумец.
И я служил ему, я должен был служить, я служу каждому достойному, у кого в руках Ангельская Кровь. Другие же просто навлекают на себя мой гнев. Иначе не может быть, я слуга… или хозяин.
Камень переходил из рук в руки, пока не украсил казну Сулеймана Великолепного. Что было нужно моему новому обладателю, как думаете? Не адское вдохновение, не любовь женщины, не золото! Ему была нужна слава и власть…
Граф замолк, как будто точно все вспоминая, но взгляда с Ляны не сводил, словно наслаждаясь тем впечатлением, которое только что произвел своим рассказом.
— И что было дальше? — еле слышно спросила девушка.
Хих удовлетворенно засмеялся.
— Дальше? — переспросил он, — а дальше, моя дорогая, были громкие победы Высокой Порты. Я привел ему лучшее в мире войско из живых и мертвых. Его солдаты умирали, а потом поднимались и снова вступали в бой. Благодаря мне покорили гордый Багдад и Буду. Это я разбил для него венецианский флот в Ионическом море. Да что там! Вена бы тоже не устояла, если бы не султанская спесь.
Однажды, когда народ приветствовал своего правителя, Сулейман швырнул в толпу этот камень, считая, что его империя сможет процветать и без моей помощи. Слишком легким все казалось…
Вена не покорилась, а Ангельская Кровь устремилась по миру. В итоге оказалась в водовороте Ливонской войны, где принесла немного успехов полякам, немного московитам, а дальше оказалась в руках обычного военного хирурга. Догадываетесь, как его звали, моя красавица?
Ляна кивнула в ответ.
— Да, — вел дальше Хих — его звали Доминик Гепнер. И был этот господин когда-то подмастерьем того самого сеньора Тартальи. Видимо, даже помогал ему в свое время обрабатывать камень…
Понятное дело, Гепнер узнал драгоценность. Безусловно, ему даже ведом секрет тех таинственных знаков на гранях. Лекарь спрятал камень в пустую глазницу одного наемника и, хорошо заплатив, взял с него клятву встретиться через определенное время тут, во Львове. Turpe senex miles![2] Конечно, я пошел следом. И даже видел, как тот наемник сгинул одной ночью, пытаясь ограбить прохожего. Доминик догадался об этом и начал искать тело… Только вот беда, одноглазых трупов во Львове до черта! Одних он выпрашивал у магистрата для вскрытия, других приходилось выкапывать из могилы, пока Гепнер не нашел то, что искал!
Граф замолк и неожиданно стал снова приближаться к Ляне. Преодолев расстояние между подоконником и клавесином, за которым она сидела, Xиx встал перед ней на колени.
— Никогда еще этот камень не слышал ударов такого чистого сердца, — прошептал приближенный к королю, чье жадное дыхание девушка чувствовала даже через платье. — Оно не желает власти и богатства, хотя имеет на это полное право. Оно будет моим обладателем или я буду владеть им…
Ляна всем телом подалась от графа, однако его руки уже потянулись под подол ее платья.
— Это же надо — невинные мысли покоряют, словно кандалы, — прохрипел тот, — чтобы такая красота была еще и девственницей…
Звук пощечины оборвал эту похотливую речь.
— Немедленно прекратите! — властно сказала шляхтинка, тяжело дыша от возмущения.
Однако граф, уже вскочив на ноги, протянул к ней свои руки, как две гадины. Одна оказалась под ее волосами, а вторая — поверх молодых и свежих грудей. Однако едва холодная и скользкая пятерня накрыла камень, как на голове негодяя полностью разлетелась тяжелая флорентийская ваза.
Охваченный вожделение граф не заметил, как девушка схватила ее со стола.
Чуть не очумев, Хих отступил, покачиваясь, как пьяный, но на ногах удержался. Как в тумане, он увидел, как справа от него на гобелене распоролось роскошное тело Селены, а слева — вытканные могучие мышцы Аполлона. Из прекрасной богини Луны деловито вышел дедок с секирой, а из рассеченной груди сребролукого покровителя искусств — Сильвестр Белоскорский. Дедок закрыл собой Ляну, а комендант приблизился к графу. Туман перед глазами последнего начал понемногу рассеиваться, поэтому Хих, наконец, заметил две вещи: острый двуручный меч и еще более острый решительный взгляд бурграфа. Ни первое, ни второе не предвещало для него ничего хорошего. Рука его потянулась к поясу, нащупав там легкую австрийскую шпагу, — выхвачена она была с немалой сноровкой.
— Как знать, пане бурграф, — сказал Хих, — в количестве ли железа — счастье настоящего солдата?
Он отступил и приготовился к поединку.
— Да, не в количестве, пане граф, — ответил Белоскорский, медленно наступая, — а в том, защищает ли оно честь и правду.
С этими словами он взмахнул мечом и резко ударил. Однако Хих с удивительной ловкостью отскочил в сторону и сделал молниеносный выпад в ответ. Его тонкое и острое, словно игла, оружие жалом скользнуло под доспехи бурграфа, оставив багровое пятно, похожее на утреннее солнце.