— Один флорин, — уточнил жид.
— Это много? — спросил Христоф.
— Смею пана заверить, немало.
— Значит, ты считаешь, что твоя шкура стоит только одного флорина?
— Почему пан так спрашивает? — корчмарь почувствовал недоброе.
— Потому что если не дашь мне коня, то клянусь, спущу ее с тебя. Иди и откажи мадьяру. Остальное — мои заботы.
Хозяин жалко скривился, заставил себя поклониться и направился к венграм. Вжав голову в плечи, он медленно подкрался к их столу и сдавленным голосом что-то сказал. Мадьяры оглянулись на Христофа и громко расхохотались.
Курьер и глазом не моргнул, спокойно отрезая два куска ветчины. Один запихнул себе в рот, а другой швырнул собаке. Не надеясь на такую щедрость, пес получил куском по носу, заскулил от боли и только тогда принялся жадно жрать. Христоф не отставал от него: ухватив кувшин, он с наслаждением забулькал мальвазией.
Тем временем венгерский вельможа куда-то пропал. Внутри, кроме Христофа, остались только пес, корчмарь и двое других мадьяр.
— Ах вы сукины дети… — процедил курьер, поняв, в чем дело.
Хлопнув кувшином в сердцах, он бросился к выходу. В тот же миг зашипел порох, и грянул выстрел. Пуля просвистела у него около уха и, опаслив волосы, ткнулась в стену. Венгров окутал вонючий дым, от чего они закашлялись, видно, уже жалея о содеянном.
Рубанув саблей крест-накрест пороховое облако, Христоф вовсю толкнул сперва жида, а затем двери корчмы. Оказавшись на дворе, курьер заметил, как возле конюшни мадьярский вельможа готовился сесть на свежего коня.
— А ну, стой, курвий сын! — крикнул он ему, помчавшись вперед с твердым намерением отрубить дерзкому ногу, как только она посмеет коснуться стремени.
Вельможа и сам выхватил саблю и стал напротив. Конь, видимо, чувствуя себя яблоком раздора, отступил в сторону, заняв нейтральную позицию, хоть и довольно внимательно наблюдал. Со стороны могло даже показаться, что именно его команды ждут эти двое, чтобы встать в поединок.
Христоф теперь внимательно разглядел мадьяра. Тот был невысокого роста, чуть кривоногий и казался совершенно бездарным фехтовальщиком. Узкий лоб вовсе не претендовал на блестящий ум, а широченный рот — на хорошие манеры. Однако тот вдруг приветливо улыбнулся и, учтиво поклонившись, спросил на латыни:
— Чем обязан такой чести?
На минуту оторопев, Христоф ответил:
— Прошу пана отдать мне коня, так как он мне очень нужен…
И не найдя аналога в языке Цицерона, добавил уже по-русински:
— А сам убирайся под три черта.
Мадьяр снова улыбнулся и сказал:
— К сожалению, конь нужен мне не меньше, чем вам. Поэтому, если ваша доброта…
Он не договорил. Курьер, потеряв терпение, отбросил дипломатию и латынь. Наступая широкими ударами, он решил быстро одолеть кривоногого вельможу и прекратить эту болтовню. Однако тот оказался на диво ловким и быстрым. Легко блокировав, сам перешел в атаку и уже не отдавал сопернику инициативы. Христоф, наконец, прибег к хитрости: резко уклонившись вправо, он из всех сил ударил, целясь мадьяру в шею, которая на миг оказалась открытой. Хватило бы мига, чтобы снять противнику голову. Но курьер с ужасом почувствовал, что его правая нога теряет опору. Сапог, попав в кизяк, проехался по какой-то аспидской доске, повлекши хозяина за собой. Тот, словно беспомощный пьяница, распластался ничком. Над ним вырос мадьяр и занес саблю. Левая щека его была окровавлена — видно, курьер, таки зацепил.
«Какая бессмысленная смерть, — подумал Христоф. — Господи, неужели я такой заслуживаю?» Мадьяр вытер кровь и попытался улыбнуться.
— Признаюсь, неплохо, — сказал он, — и если бы не это дерьмо, то кто знает, я бы так легко ли отделался.
Щека его снова окровавилась.
— На том свете дерьма не будет, — ответил курьер, — и я вас там обязательно найду.
Однако мадьяр спрятал оружие и коротко молвил:
— Буду рад встрече.
Слегка поклонившись распластанному сопернику, он быстро тронулся коню. Ловко вскочив в седло, венгр направился прочь, оставив за собой только облако пыли.
Курьер оглянулся вокруг, ища свидетелей своего позора. Однако за ним наблюдали только три конские морды, торчавшие из дверей конюшни. Облегченно вздохнув, он встал на ноги и направился к корчме. Внутри еще пахло порохом, на земле лежало двое мадьяр с разрубленными головами. Жид куда-то пропал, как и пес…
Христоф снова сел на свое место. Недоеденное мясо напомнило про неутоленный голод. Он достал из торбы луковицу и с большим удовольствием продолжил пир.
Снаружи донеслись человеческие голоса. Подойдя к окну, курьер увидел, как к корчме бежал растрепанный жид, а за ним спешило пятеро парубков и десятник. Хозяин, ойкая и ахая, на ходу пытался им что-то объяснить, поэтому вслед за солдатами тянулась чуть ли не вся околица.
Христоф вновь вернулся за свой стол, подобрав мимоходом мушкет, шомпол, пороховницу, пыж и несколько разбросанных пуль. Все, что оставили ему мертвые мадьяры. Через миг в корчму вскочил жид.
— Ой, вей! — вырвалось у него, когда увидел своего посетителя, что преспокойно уплетал еду за обе щеки.
Следом зашли солдаты.
— Ой, вей! — снова воскликнул потомок Моисея к ним. Это должно было означать примерно такое: «Вы лишь взгляните, мои панове, эту скотину даже не стошнило!» В корчме вдруг воцарились сумерки, ибо все три окна залепили лица любопытствующих селян.
Десятник, обойдя мертвых кругом, строго взглянул на Христофа и кратко спросил:
— Прошу пана, кто вы есть?
— А кого вы ищете? — невозмутимо ответил тот.
— Убийцу этих бедолаг.
— Тогда вы его нашли. Это я.
— Ой, вей! — опять послышалось сбоку.
— Вы добровольно в этом признаетесь? — немного удивленно сказал солдат.
— Конечно, — ответил курьер. — Ба, больше! Я очень радуюсь по этому поводу, ибо если бы они были живы, то был бы мертвым я.
— Что ж, тогда должны идти с нами.
— Куда, позвольте полюбопытствовать?
— В тюрьму, прошу пана, — как-то будто аж возвышенно сказал старшина.
— А разве вы не хотите услышать подробности? — сказал Христоф. — Например, из какой вещи я разлупил им головы?
— Какие еще подробности? — не понял тот.
Тот тяжело вздохнул, словно его принуждали к непосильному труду.
— И почему же? — выжал он из себя.
— Я защищался.
— Вон как!
— Слово чести!
Всю эту пустую беседу Христоф вел сидя. За это время под столом он уже успел засыпать в дуло порох, опустить туда пулю, пыж и тщательно утрамбовать все шомполом. Оставалось только взвести курок…
— Вас хотели ограбить? — лениво спросил солдат.
— Для начала эти господа собирались сделать в моей голове небольшую дыру, — сообщил курьер.
— Как именно?
— С помощью мушкета.
Присутствующие внимательно присмотрелись к покойникам.
— А где же мушкет? — спросил десятник.
— А вот!
Христоф встал и прицелился в толпу. Все вдруг отшатнулись и, как один, попятились, нещадно топча ноги тех, кто стоял за спиной. Первым из корчмы выскочил жид, за ним солдаты, а потом и селяне кто куда. Вдогонку им прозвучал выстрел, правда, не нанеся вреда никому. Курьер мигом очутился у дверей и, глотнув свежего воздуха, подпер их бревном. Воцарилась тишина… Он не двигался, молча прислушиваясь, но слышал только свое тяжелое дыхание.
Внезапная мысль заставила его сорваться с места и броситься к кладовой. Там были еще одни двери, которые уже кто-то пытался осторожно приоткрыть. Он даже услышал, как этот «кто-то» сердито прошипел:
— Скрипят, курва…
Подкравшись, курьер из всех сил дернул двери на себя. За ними оказался тот самый старшина, который от неожиданности только растерянно на него зыркнул. Христоф хорошенько размахнулся и что духу ударил того сапогом. Потом резко захлопнул двери и мигом опустил колоду. Со двора доносился стон и свирепые проклятия. Кто-то начал стучать, но курьер пригрозил, что будет стрелять, и все стихло…
Посланник бургомистра оглянулся вокруг и вытер пот со лба. Бесспорно, те бесовы души будут искать способ до него добраться, но пока он имеет покой. Хоть, возможно, ненадолго.
Все обстоятельства этой истории предвещали большую беду, чтобы выскочить из нее, понадобится не меньше двух ночей в седле, чтобы нагнать упущенное время. И это только при условии, что у солдат не хватит рвения достать его отсюда — живого или мертвого. Однако, учитывая пинок, который получил старшина, вдохновения теперь им не занимать. Скоро у них кончится терпение и они выломают двери.
Через каких-то четверть часа двери и впрямь затрещали, очевидно, мушкет больше никого не пугал. Действовать следовало немедленно, но курьеру не пришло в голову ничего другого, как укрыться в погребе, подперев за собой двери. В темноте он нащупал холодную заплесневелую стену и, держась за нее, двинулся вглубь, наталкиваясь время от времени на бочки, разных размеров полки и кувшины. Если бы не приглушенная брань, то могло бы показаться, что в погреб залез кот и, изрядно нажравшись, пытается выйти на свет Божий.
В корчму с криками ворвались. Слышно было, как свирепствовал десятник и ойкал жид. Вскоре его найдут, но отсюда по крайней мере легче обороняться и тут вдоволь пищи. Можно продержаться дольше, даже если дело гиблое. Стало ужасно жаль Ляну, которая сердечно ему доверилась. Ради нее можно было бы сдаться, но теперь уже поздно. Отложив в сторону оружие, посланник стал во тьме на колени и, сложив молитвенно руки, вполголоса произнес:
— Господи, не дай пропасть этому ангелу из-за моей неосмотрительности. Сохрани ее красоту и пошли долгие годы жизни. А моя смерть пусть будет покаянием…
Позади него неожиданно послышался шорох. Вскочив на ноги, курьер увидел, как прямо из пола появилась свеча, осветив женскую голову.
— Чего ж вы стоите? — прошептала женщина. — Поднимите люк, иначе я упаду.
Он кинулся помогать, но от удивления был таким неуклюжим, что чуть было сам не столкнул гостью куда-то вниз, откуда та появилась.