— Ваше величество… э-э-э… если позволите… — запинаясь, молвили ему.
— Что? Там уже не принимают? — переспросил король.
— Нет, ваше величество, принимают, но…
Невидимый камердинер не сумел закончить мысль. Христоф представил, как тот неловко топчется, отчаянно жестикулируя. Сам он также оказался в довольно неловком положении, ведь речь шла, очевидно, про его комнату. В какой-то миг посланник решил, что лучше всего сейчас было б выйти и, низко склонившись перед монархом, объяснить, что именно он — та безмолвная причина, а потому просит прощения и готов немедленно перебраться в другое место. К счастью, его порыв остановил сам король.
— Может, покои заняты? — спросил Сигизмунд II.
— Да, ваше величество…
— Вы могли бы сразу мне про это сказать, — разгневался монарх, — разве я школяр, чтобы отгадывать ответ?.. В чем же дело? Я жду другое место. Или у пана Ляского не найдется комнаты для короля Польши?
— Вашей королевской милости будет удобно вот тут, — послышался виноватый голос распорядителя.
Он забрякал ключами и открыл соседние двери.
Король отдал некоторые приказы слугам и заговорил снова. В голосе монарха теперь слышалась какая-то скрытая въедливость:
— Кто же, позвольте спросить, поселился в моих покоях?
— Княжий сотник, ваше величество, — ответил камердинер, — он только что вернулся из-под Межирича.
— Вон как? — удивленно молвил король. — Я бы с радостью на него посмотрел. Не иначе, как быть ему полковником…
Больше Христоф не услышал голоса монарха, из чего сделал вывод, что тот отправился отдыхать.
На следующий день, утром, князь позвал курьера к себе. Его провели в небольшой зал, где, кроме князя, было всего несколько человек. Среди них посланник узнал Андрея Карбовника и лубенского великана Богдана Сусла.
Константин Острожский знаком приказал подойти.
— Будьте возле меня по правую руку, — сказал князь, когда тот приблизился. — Вы имеете тут свои интересы, поэтому наблюдайте и пользуйтесь увиденным и услышанным на свое усмотрение.
Христоф кивнул и встал на указанное место.
Через полчаса было сообщено, что его величество Сигизмунд Август хочет удостоить присутствием его княжескую милость. Острожский кивнул и поднялся на ноги. Дверь приоткрылась, впустив сперва королевскую свиту, а потом и самого короля.
Это был худощавый высокий мужчина, одетый без излишней роскоши. Острая борода как нельзя лучше дополняла удлиненное желтоватое лицо с глубоко посаженными блестящими глазами. Впрочем, неприятным это лицо не было. К тому же высокий лоб свидетельствовал, что его обладатель — человек образованный и может быть интересным собеседником.
Монарху предложили кресло, но тот отказался, сказав, что настроен на короткую аудиенцию. Острожский поклонился и стал ждать.
Король скупо промолвил привычные пожелания, быстро перейдя к делу.
— В первую очередь угнетает нас то, что на землях вашей княжеской милости царит разбой и насилие. Безусловно, вы знаете, какая судьба постигла коронный форт Деражню… Разбойники уничтожили его дотла. Многие убиты, а комендант ранен….
Тут курьер заметил молодого ротмистра со шрамом на лице. Матвей стоял мрачный и неподвижный, словно скала.
— Жаль, что мы сразу заговорили с вашей королевской милостью про это досадное событие, — отметил князь в ответ, — большое количество других тем сейчас ко времени.
Губы монарха нервно задрожали. Действительно, коронные войска в Ливонии, как никогда, нуждались в помощи. И кто, как не Острожский, должен был спасать эту кампанию? Король дальше говорил сдержаннее:
— Дело вполне могло бы быть заурядным, — сказал он, — вот только в Деражне находилась определенная особа, панна Елецкая, которую нападавшие, очевидно, похитили. Мы очень обеспокоены ее судьбой.
— Думаю, вашей королевской милости скорее следует упрекать коменданта, чем меня, — твердо, но спокойно произнес Константин Острожский.
Нечего было подвергать сомнению эту простую истину, и король, произнеся несколько слов про гнев Господень, что непременно упадет на голову виновников, покинул зал.
На лице князя появилась едва заметная радость от полученной победы, и это чувство странным образом передалось Христофу, хотя он более всего жаждал, чтобы король пребывал в хорошем настроении.
Вскоре слуг отпустили, а в зал зашли пятеро вельмож, окружив княжеский трон полукругом. Они подозрительно глянули на Карбовника и Христофа, но Острожский знаком их успокоил.
— Верны ли вы, господа, своему решению, которое приняли в Дубно? — спросил он у них.
— Верны, ваша милость, — ответили те.
— И что хотите сделать?
— Схватим ляшского короля!
— А потом?
— В темницу его.
— Дело нехитрое, — подытожил князь Константин, — но негоже так поступать с помазанником Божьим. К тому же он нам не причинил ничего дурного.
— Не сам ли князь того хочет? — озадаченно молвили шляхтичи.
— Хочу, — подтвердил Острожский, — но не таким образом. Я иначе заставлю его королевскую милость не покидать Башню Каменную.
Князь, наконец, улыбнулся, а в глазах его блеснул лукавый огонек.
— Пане маршал, — обратился он к Богдану Сусла, — вели, чтобы королевских слуг отселили от короля подальше.
Великан кивнул.
После этого Константин Острожский взял в руки серебряный звонок и вовсю в него зазвонил. Где-то за стеной послышалась чья-то поступь, а затем — скрип невидимых дверей. Настенный ковер немного поднялся, и из-под него появилась пышная молодица, что сразу раскраснелась, как роза, от такого количества удивленных и восхищенных мужских взглядов. Смотреть и вправду было приятно, потому что глаза словно утопали в ее роскошной красе.
— Пани Яблоновская, — представил ее князь, и та поклонилась, — вот кто будет лучшим стражем его королевской милости. Сигизмунд Август, панове, обожает и ужасно боится таких женщин, как это милое существо. Он и шага не сделает без ее воли, а мы этим воспользуемся… Опекайте его, душка, пусть король не нуждается ни в нем. Будьте готовы предугадать любое его желание.
Пани Яблоновская поклонилась еще ниже, раскрасневшись еще сильнее. Богдан Сусло учтиво подал ей руку и вывел из зала. Немного озадаченные вельможи попросили разрешения разойтись, и князь их не задерживал. Двух сотников он также отпустил, приказав, правда, вернуться вечером. Было назначено еще две аудиенции.
Христоф в глубокой задумчивости побрел в свои покои, граничащие с королевскими. У соседних дверей уже не было стражи, но на мягком топчане удобно примостилась пани Яблоновская. Она подарила ему белозубую улыбку и провела таким обжигающим взглядом, что курьера кинуло в жар. В покоях он припал к кувшину с водой, будто действительно пытаясь потушить внезапный огонь внутри.
Через четверть часа в его дверь громко постучали. Открыв, Христоф увидел на пороге тучного шляхтича, одного из тех, что был на совете у князя. За ним топталось несколько слуг. Прибывший угрожающе насупил брови и, ни слова не говоря, порывисто шагнул вперед. Слуги двинулись следом, как можно тише закрыв дверь.
— Чем обязан? — спросил Христоф.
— Сукин сын, — рявкнул гость, — это я тебе кое-чем обязан.
— Вон как? — искренне удивился курьер. — И чем же, если ваше соизволение?
Вельможа и его охрана выхватили сабли.
— Мое имя Станислав Данилович, — грозно представился гость. — Теперь ты, надеюсь, все понимаешь.
— Нет, — молвил Христоф, — как не понимаю и того, почему вам хочется моей крови.
— Значит, не понимаешь? — ехидно сказал Данилович. — А вот это у тебя откуда?
Он ткнул саблей курьеру в грудь, где мерцала подаренная в Олеском замке драгоценность. От такой догадки Христофа начал душить смех, хотя мысленно он и отчитал себя за такую неосмотрительность. Действительно, какого черта он не спрятал подарок подальше от людских глаз?
— Я давно знал, что моя жена держит меня за дурака. И даже поклялся, что мокрого места не оставлю от ее любовника, — прохрипел наступая обиженный человек. — И теперь, когда он в моих руках…
— Постойте, пане Данилович, я вовсе не любовник вашей жены, — курьер лихорадочно пытался придумать более-менее подходящее объяснение, — я… я ее посланник…
— Врешь!
— Не вру. Судите сами, если бы я грешил с вашей женой, то разве не спрятал бы эту вещь в самый глубокий карман?
Он снял ее и в самом деле спрятал под полу, очевидно, ни при каких обстоятельствах не собираясь беднеть.
— Тогда объясни, почему пани сделала тебе этот подарок? — шляхтич, похоже, немного успокоился.
— Поскольку я никогда вас не видел, пани дала мне эту вещь, чтобы вы сами меня нашли, — врал Христоф.
— Что ж, ты этого добился, — захохотал гость, — только я все равно тебя порешу, потому что пани Данилович не могла знать, что ее муж в Остроге. Я сказал ей, что еду на охоту…
— Винный погреб! — выпалил Христоф, и шляхтич стал, как вкопанный.
— Чей винный погреб? — переспросил он. — Мой винный погреб?
— Ваш.
— Разве там что-то неладно?
— Именно это и велела передать пани Данилович.
Вельможа вдруг затих, а затем спрятал саблю и приказал слугам выйти.
— Говори, — коротко молвил он, когда дверь закрылась.
Однако курьер теперь не спешил. Он пристегнул пояс со своей саблей и только тогда сухо сказал:
— Во-первых, не подобает шляхтичу так врываться.
— Согласен, — был спокойный ответ.
— Во-вторых, следует подбирать слова, говоря с незнакомым человеком, — продолжил Христоф.
— И это правда. Меа culpa. Прошу прощения, — Данилович, похоже, действительно сожалел.
Вдоволь насладившись своим триумфом, курьер кивнул в знак примирения. В конце концов, можно было понять этого человека.
— Кто-то сделал подкоп до вашего погреба, — таинственно сказал Христоф, — пани Данилович это открыла, но не знала, как действовать.
— О, я знаю, кто это! — вскочил с места вельможа. — Каменецкие! Им давно мозолили глаз мои отборные вина. Интересно, много ли они успели украсть?